ДИЛЕММА "ГОВОРИТЬ ИЛИ МОЛЧАТЬ"
Миротворчество, или миротворческую практику, можно условно разделить на две группы: поп-миротворчество, о котором как раз и говорит профессор Ниязи Мехти в своей статье к теме "Мимикрия под гуманизм в миротворческой практике", и страстное миротворчество. Первые любят говорить и разбрасываться стереотипами, для них миротворчество – на цель и не стиль жизни, а попросту способ достичь своих целей.
Вторая группа тоже любит говорить, но, во-первых, для того, чтобы найти ответы на вопросы, а во-вторых, потому, что зачастую другой возможности миротворить у них и нет. По различным причинам, в том числе и финансовым, в том числе и прагматичным. Ведь искать путь к миру не понарошку, а стремиться к этому страстно, не принято, кажется ненужным и чем-то утопическим. В принципе, искренность не приветствуется и в других отраслях. Поэтому страстные миротворцы – группа поневоле маргинальная. Много усилий, нервов и времени – а результаты практически неощутимы.
На прошлых слушаниях профессор Ниязи Мехти говорил о бездушности стереотипного миротворчества. Его мысли мне лично очень понятны, в его словах много горечи по поводу стереотипной риторики и риторики бездействия миротворцев, склонных к мимикрии.
Но если в прошлый раз речь шла о миротворчестве вообще (в том числе миротворчестве в политике, дипломатии, НПО и обществе), то сегодня мы сосредоточимся на одном из его направлений, а именно миротворчестве в СМИ. Я, конечно, не могу похвастаться таким большим опытом освещения конфликтов, как мои коллеги. Однако я изучала теорию миротворческой журналистики, разработанную норвежским конфликтологом Йоханом Галтунгом. Вот уже более 30 лет ученые и сочувствующие во всем мире гадают, как превратить воинствующую журналистику в миротворческую. На бумаге все выглядит очень красиво, в действии – получается лишь в редких случаях.
Как человек, отчасти склонный к науке, я воздержусь давать точный ответ на наш сегодняшний вопрос - миротворцы ли журналисты при освещении карабахского конфликта или поджигатели. Для более объективного ответа можно и нужно проводить исследования, скажем, сравнить количество негативных статей с количеством позитивных и нейтральных, изучить, какими источники используются журналисты т.д. Но если оставить науку в стороне и говорить по ощущению – то да, журналисты играют в конфликтах далеко не показательную роль. И здесь мне хотелось бы не ограничиваться Карабахским конфликтом, а говорить о конфликтах на Кавказе в целом. Так вот, все, что видится, читается и слышится, больше пропитано агрессией и желанием добить врага, а не стремлением содействовать разрешению конфликта.
Вторая группа тоже любит говорить, но, во-первых, для того, чтобы найти ответы на вопросы, а во-вторых, потому, что зачастую другой возможности миротворить у них и нет. По различным причинам, в том числе и финансовым, в том числе и прагматичным. Ведь искать путь к миру не понарошку, а стремиться к этому страстно, не принято, кажется ненужным и чем-то утопическим. В принципе, искренность не приветствуется и в других отраслях. Поэтому страстные миротворцы – группа поневоле маргинальная. Много усилий, нервов и времени – а результаты практически неощутимы.
На прошлых слушаниях профессор Ниязи Мехти говорил о бездушности стереотипного миротворчества. Его мысли мне лично очень понятны, в его словах много горечи по поводу стереотипной риторики и риторики бездействия миротворцев, склонных к мимикрии.
Но если в прошлый раз речь шла о миротворчестве вообще (в том числе миротворчестве в политике, дипломатии, НПО и обществе), то сегодня мы сосредоточимся на одном из его направлений, а именно миротворчестве в СМИ. Я, конечно, не могу похвастаться таким большим опытом освещения конфликтов, как мои коллеги. Однако я изучала теорию миротворческой журналистики, разработанную норвежским конфликтологом Йоханом Галтунгом. Вот уже более 30 лет ученые и сочувствующие во всем мире гадают, как превратить воинствующую журналистику в миротворческую. На бумаге все выглядит очень красиво, в действии – получается лишь в редких случаях.
Как человек, отчасти склонный к науке, я воздержусь давать точный ответ на наш сегодняшний вопрос - миротворцы ли журналисты при освещении карабахского конфликта или поджигатели. Для более объективного ответа можно и нужно проводить исследования, скажем, сравнить количество негативных статей с количеством позитивных и нейтральных, изучить, какими источники используются журналисты т.д. Но если оставить науку в стороне и говорить по ощущению – то да, журналисты играют в конфликтах далеко не показательную роль. И здесь мне хотелось бы не ограничиваться Карабахским конфликтом, а говорить о конфликтах на Кавказе в целом. Так вот, все, что видится, читается и слышится, больше пропитано агрессией и желанием добить врага, а не стремлением содействовать разрешению конфликта.
Но есть слава Богу и журналисты, которые несмотря на страх быть непонятыми и даже отторгнутыми своими, несмотря на финансовые проблемы (а мирная журналистика пока относится к маргинальной и соответственно не приносит особой прибыли), эти люди без лишнего шума делают свое дело и свои журналистские продукты. У меня есть несколько примеров, которые мне запомнились и которые я могла бы здесь привести. Один - это видеосюжет Люсине Мусаэлян, второй - недавний фоторепортаж Онника Крикоряна из грузинского села, где мирно живут армяне и азербайджанцы. А также уже упомянутый моим коллегой проект "Медиафэйрплэй".
Мои со-докладчики затрагивают в своих выступлениях несколько причин того, почему журналисты становятся поджигателями, скажем: патриотизм, псевдопатриотизм или приверженность к мэйнстримному мышлению. Кроме того, нехватка чувства ответственности за произведенный тобой журналистский продукт, давление со стороны властей, нехватка ресурсов - финансовых, временных и просто человеческих. Все это есть. А еще: важная причина разжигательского духа статей – это банальное незнание.
И этому незнанию тоже есть причина. Имя ей толерантность. Или ее отсутствие. Меня всегда несколько коробит периодическая апелляция к тому, что вот пора изгнать из себя злых духов и вспомнить о том, какие мы на Кавказе толерантные. Правда, вопрос в том, что имеется в виду под словом толерантные. Умение терпеть друг друга? Да, это у нас есть. Умение относиться к другим с уважением и эмпатией? Этого нам не хватает. И пусть меня здесь закидают камнями за мои слова. Но все познается в сравнении.
До того, как я пожила в Германии, я всегда кичилась этой нашей толерантностью. Но после европейского опыта могу сказать: вот немцы, вот они толерантные люди. Они могут спросить, а какие у вас традиции, а какая национальная пища, а что вы думаете по этому поводу? Давайте вспомним, как часто мы спрашиваем у соседа, а как у тебя в доме принято? Не, мы всегда только: а вот у нас, а вот моя боль больнее.
Считается, что мы итак все друг о друге знаем. Ничего подобного. Не знаем. А если и знали, во многом утеряли это знания. Остались лишь стереотипы. Те самые бездушные, о которых, кстати, говорил в своем выступлении профессор Ниязи Мехти. И заново знакомиться тоже не хотим. Это и проблема и беда журналистов. Ведь отсутствие толерантности как нельзя наиболее выпукло отражается в СМИ. Опять же, почему мы заграницей так хорошо друг с другом общаемся, а здесь в самой стране не получается и боязно? Скажем, в какой-то Швейцарии любому азербайджанцу любой армянин дороже и родной, чем любой швейцарец. Может, мы там подвергаемся культуре толерантности?
Можно сказать, есть объективные причины воинствующей журналистики, так называемая, безусловная стереотипизация, когда человек настолько напичкан клише, что уже не видит другой дороги и другой возможности написать о конфликте. Хуже, когда ты ведом условной стереотипизацией, когда журналисты намерено искажают информацию, вырывают из контекста лишь выгодные им куски и слова, а делают неверные переводы своих источников. У нас, к сожалению, очень слабые журналистские профсоюзы по этике, которые смогли бы с этим бороться.
Есть и другой аспект: СМИ – это информация, это риторика, это слова. Вольно или невольно медиа пользуются стереотипами, пусть и бездушными, ну хотя бы для того, чтобы быстро представить картину происшествия публике. Картина может быть утрированной, и это, конечно, проблема. Но куда без стереотипов? Совсем от них отказаться? Сложно. Надо искать выход. Скажем, примеры стереотипов в миротворчестве от профессора Ниязи: решать конфликты только путем переговоров, при демократических режимах легче разрешить конфликт или же "общее горе" объединяет. Можно долго говорить, что все эти фразы изъезжены и потому бессильны, но ведь они не противоречат действительности?
Что делать? Раз все сказано и все благородные фразы замылены, а соответственно утеряли силу, может не говорить? Может, это тот случай, когда молчание – золото? Не говорить. Или по-крайней мере не говорить об удачных проектах сотрудничества двух конфликтующих сторон. С целью не спугнуть. Помнится, во время одной из неформальных бесед с представителем министерства реинтеграции Грузии прозвучала информация и цифры о том, что вот в Грузию приезжают люди из Абхазии лечиться и учиться. А когда я подошла за комментарием, чтобы уточнить информацию, меня попросили не писать о вышеупомянутом сотрудничестве. Когда я пожаловалась на это одному из бывших высокопоставленных лиц министерства иностранных дел, дескать, а что нам, журналистам, делать, получила ответ: это не наша проблема.
Получается, о хорошем писать нельзя, чтобы не навредить. Значит, писать только о плохом? А как же постулаты теории Галтунга о том, что не надо вещать только о боевых действиях, а надо акцентировать внимание и на мирных инициативах? Как же с важным требованием-советом миротворческой журналистики не только опосля описывать уже разгоревшийся конфликт, а уже на его ранних стадиях задуматься о его последствиях. Пишу со стороны журналиста, который очень хотел бы внести свой посильный вклад в миротворческое дело. Возникает дилемма, когда представителям СМИ говорят: не мешайте и не вмешивайтесь, все равно вы все портите. А не послужит ли молчание еще большему замораживанию конфликта?
Большая проблема не только политиков, но и журналистов, это стремление обобщать. Недавно в социальных сетях осетинский журналист и общественный деятель Тимур Цхурбати разместил видеоролик визита грузинских оппозиционных парламентариев в село Дици, где сейчас российские пограничники провели колючую проволоку. И вот жители села открыто говорят парламентариям, чего вы приехали и требуете от нас, из вас мы находимся в таком тяжелом положении, в вы еще науськиваете нас на русских. В наших СМИ принято распространять только одну версию событий, что жители Дици против проволоки и недовольны действиями российских пограничников. А вот этот аспект, который выявляется при полном просмотре видео, никого не интересует. И Тимур в своем посте совершенно верно пишет: не говорите за весь народ, послушайте его. Все вышеперечисленные проблемы очень мешают нашей миротворческой журналистике развиваться. Мне все же кажется, местным журналистам всегда будет непросто писать о своих, родных, конфликтах. Тем более в нашем регионе – регионе крайнистов, где либо все, либо ничего, где царствует сплошной win-win orientation.
Несмотря на то, что местные журналисты, конечно, лучше знают свои конфликты. Но вот взгляд со стороны всегда более спокойный, сбалансированный и посему более миротворческий. То есть иностранные СМИ имеют больше шансов и больший потенциал стать миротворцами, нежели свои журналисты. Пару лет назад я изучала освещение западными СМИ русско-грузинской войны. И при всей критике того, что западные СМИ тогда были подвержены чарам саакашвилевской пиар-машины, я пришла к выводу, что эти самые СМИ все же в целом смогли оставаться трезвыми в освещение войны.
Кроме того, вернусь назад с сказанному: миротворчество требует финансов, времени и человеческих ресурсов. Это все нужно просто для того, чтобы проверить и перепроверить информацию, написать достойный бэкграунд и успокоить нервы. Эта роскошь есть во-многом у западных журналистов, более того у журналистов, работающих на общественном радио и ТВ. Этой роскоши лишены наши журналисты.
И потом: готовы ли кавказские журналисты миротворить вообще? К сожалению, я не вижу этого. Не готово и общество воспринимать другую, альтернативную информацию, другую журналистику.
Мои со-докладчики затрагивают в своих выступлениях несколько причин того, почему журналисты становятся поджигателями, скажем: патриотизм, псевдопатриотизм или приверженность к мэйнстримному мышлению. Кроме того, нехватка чувства ответственности за произведенный тобой журналистский продукт, давление со стороны властей, нехватка ресурсов - финансовых, временных и просто человеческих. Все это есть. А еще: важная причина разжигательского духа статей – это банальное незнание.
И этому незнанию тоже есть причина. Имя ей толерантность. Или ее отсутствие. Меня всегда несколько коробит периодическая апелляция к тому, что вот пора изгнать из себя злых духов и вспомнить о том, какие мы на Кавказе толерантные. Правда, вопрос в том, что имеется в виду под словом толерантные. Умение терпеть друг друга? Да, это у нас есть. Умение относиться к другим с уважением и эмпатией? Этого нам не хватает. И пусть меня здесь закидают камнями за мои слова. Но все познается в сравнении.
До того, как я пожила в Германии, я всегда кичилась этой нашей толерантностью. Но после европейского опыта могу сказать: вот немцы, вот они толерантные люди. Они могут спросить, а какие у вас традиции, а какая национальная пища, а что вы думаете по этому поводу? Давайте вспомним, как часто мы спрашиваем у соседа, а как у тебя в доме принято? Не, мы всегда только: а вот у нас, а вот моя боль больнее.
Считается, что мы итак все друг о друге знаем. Ничего подобного. Не знаем. А если и знали, во многом утеряли это знания. Остались лишь стереотипы. Те самые бездушные, о которых, кстати, говорил в своем выступлении профессор Ниязи Мехти. И заново знакомиться тоже не хотим. Это и проблема и беда журналистов. Ведь отсутствие толерантности как нельзя наиболее выпукло отражается в СМИ. Опять же, почему мы заграницей так хорошо друг с другом общаемся, а здесь в самой стране не получается и боязно? Скажем, в какой-то Швейцарии любому азербайджанцу любой армянин дороже и родной, чем любой швейцарец. Может, мы там подвергаемся культуре толерантности?
Можно сказать, есть объективные причины воинствующей журналистики, так называемая, безусловная стереотипизация, когда человек настолько напичкан клише, что уже не видит другой дороги и другой возможности написать о конфликте. Хуже, когда ты ведом условной стереотипизацией, когда журналисты намерено искажают информацию, вырывают из контекста лишь выгодные им куски и слова, а делают неверные переводы своих источников. У нас, к сожалению, очень слабые журналистские профсоюзы по этике, которые смогли бы с этим бороться.
Есть и другой аспект: СМИ – это информация, это риторика, это слова. Вольно или невольно медиа пользуются стереотипами, пусть и бездушными, ну хотя бы для того, чтобы быстро представить картину происшествия публике. Картина может быть утрированной, и это, конечно, проблема. Но куда без стереотипов? Совсем от них отказаться? Сложно. Надо искать выход. Скажем, примеры стереотипов в миротворчестве от профессора Ниязи: решать конфликты только путем переговоров, при демократических режимах легче разрешить конфликт или же "общее горе" объединяет. Можно долго говорить, что все эти фразы изъезжены и потому бессильны, но ведь они не противоречат действительности?
Что делать? Раз все сказано и все благородные фразы замылены, а соответственно утеряли силу, может не говорить? Может, это тот случай, когда молчание – золото? Не говорить. Или по-крайней мере не говорить об удачных проектах сотрудничества двух конфликтующих сторон. С целью не спугнуть. Помнится, во время одной из неформальных бесед с представителем министерства реинтеграции Грузии прозвучала информация и цифры о том, что вот в Грузию приезжают люди из Абхазии лечиться и учиться. А когда я подошла за комментарием, чтобы уточнить информацию, меня попросили не писать о вышеупомянутом сотрудничестве. Когда я пожаловалась на это одному из бывших высокопоставленных лиц министерства иностранных дел, дескать, а что нам, журналистам, делать, получила ответ: это не наша проблема.
Получается, о хорошем писать нельзя, чтобы не навредить. Значит, писать только о плохом? А как же постулаты теории Галтунга о том, что не надо вещать только о боевых действиях, а надо акцентировать внимание и на мирных инициативах? Как же с важным требованием-советом миротворческой журналистики не только опосля описывать уже разгоревшийся конфликт, а уже на его ранних стадиях задуматься о его последствиях. Пишу со стороны журналиста, который очень хотел бы внести свой посильный вклад в миротворческое дело. Возникает дилемма, когда представителям СМИ говорят: не мешайте и не вмешивайтесь, все равно вы все портите. А не послужит ли молчание еще большему замораживанию конфликта?
Большая проблема не только политиков, но и журналистов, это стремление обобщать. Недавно в социальных сетях осетинский журналист и общественный деятель Тимур Цхурбати разместил видеоролик визита грузинских оппозиционных парламентариев в село Дици, где сейчас российские пограничники провели колючую проволоку. И вот жители села открыто говорят парламентариям, чего вы приехали и требуете от нас, из вас мы находимся в таком тяжелом положении, в вы еще науськиваете нас на русских. В наших СМИ принято распространять только одну версию событий, что жители Дици против проволоки и недовольны действиями российских пограничников. А вот этот аспект, который выявляется при полном просмотре видео, никого не интересует. И Тимур в своем посте совершенно верно пишет: не говорите за весь народ, послушайте его. Все вышеперечисленные проблемы очень мешают нашей миротворческой журналистике развиваться. Мне все же кажется, местным журналистам всегда будет непросто писать о своих, родных, конфликтах. Тем более в нашем регионе – регионе крайнистов, где либо все, либо ничего, где царствует сплошной win-win orientation.
Несмотря на то, что местные журналисты, конечно, лучше знают свои конфликты. Но вот взгляд со стороны всегда более спокойный, сбалансированный и посему более миротворческий. То есть иностранные СМИ имеют больше шансов и больший потенциал стать миротворцами, нежели свои журналисты. Пару лет назад я изучала освещение западными СМИ русско-грузинской войны. И при всей критике того, что западные СМИ тогда были подвержены чарам саакашвилевской пиар-машины, я пришла к выводу, что эти самые СМИ все же в целом смогли оставаться трезвыми в освещение войны.
Кроме того, вернусь назад с сказанному: миротворчество требует финансов, времени и человеческих ресурсов. Это все нужно просто для того, чтобы проверить и перепроверить информацию, написать достойный бэкграунд и успокоить нервы. Эта роскошь есть во-многом у западных журналистов, более того у журналистов, работающих на общественном радио и ТВ. Этой роскоши лишены наши журналисты.
И потом: готовы ли кавказские журналисты миротворить вообще? К сожалению, я не вижу этого. Не готово и общество воспринимать другую, альтернативную информацию, другую журналистику.
Другой аспект, который я хотела бы затронуть напоследок. А должны ли журналисты быть миротворцами? Не правильней ли просто делать свое дело, руководствоваться обычными журналистскими стандартами, скажем, сбалансированностью информации, и банально предоставлять кадры, видео и комментарии? То есть играть роль медиатора и проявлять меньше эмоций и заинтересованности? Мне почему-то кажется, что на сегодняшний день это наиболее правильный выход.
Амалия Оганджанян
08-06-13
село Текали, Грузия
Амалия Оганджанян
08-06-13
село Текали, Грузия
