А ГДЕ ЖЕ МЫ БЫЛИ?
1991-93 гг. были насыщены событиями в масштабах государства и в масштабах одной семьи, двора, учреждения. С огромной быстротой менялась политическая и бытовая обстановка. Резко и неожиданно менялось не только социальное положение людей, но и их взгляды и мироощущение. Ссорились близкие друзья, сближались люди, казалось бы доселе не имевшие между собой ничего общего.
Поводов для этого было очень много, начиная с политики и заканчивая разделом и приватизацией коллективной собственности. Действующими лицами во всей этой суматохе были взрослые, с юридической точки зрения дееспособные, то есть вполне отвечающие за свои поступки люди, со сформировавшейся психикой.
Впрочем, их волеизъявление было не всегда чисто индивидуальным, а зачастую, что характерно для тех времен, срабатывал стадный инстинкт (некоторые называют это волей народа).
В общем, о начале 90-х написано уже много «правды» и «неправды», научных трактатов и беллетристики. Теми, кто тогда «творил историю», а также теми, кто наблюдал за происходящим по телевизору. Писали и хорошие ученые, и плохие.
Писали и восторженные идеалисты, и язвительные пессимисты, и румянные оптимисты. Прагматики же собирали чемоданы, продавали мебель, оформляли визы…
Я же хочу сказать о тех, кому были безразличны политические дрязги, кто веселился на улице вокруг костра, на котором готовился обед, кто вместо того, чтобы делать при свечке уроки, лепил из парафина игрушки. О тех, кто носил-таки советскую школьную форму и даже успел примерить пионерский галстук.
О тех, кто крайне смутно понимал, о чем мама говорит с соседкой на кухне или о чем спорят папа и дедушка, но цитировал их, не зная что бы такого умного ответить однокласнику вместо «сам дурак». То есть, о детях, чье мировоззрение и мироощущение формировалось как раз в эту самую эпоху перемен.
Тогда этих детей никто не спрашивал, да и что они могли ответить! А ведь именно им расхлебывать эту кашу. Сейчас им около тридцати, они вступили во взрослую жизнь, они - самая активная часть населения, они - ближайшее будущее страны. Интересно, какие они? Ведь мотивы поступков человека следует искать не только в его нынешней среде обитания, но и там, где формировалась его личность – в детстве.
“У тебя <...> комплексы, что ты попал в поколение 90-х? У меня нет. В люди выходили и после первой половины 40-х 20-го столетия, ” – прочитала я на одном из тбилисских форумов. Этот молодой человек явно храбрился. Бродяга из «Бойни номер пять» умер со словами «Да разве это плохо? Бывает куда хуже». Тем не менее есть разница между «выбиваться в люди» и «изначально чувствовать себя человеком».
Указанные года повлияли на неокрепшие детские умы в основном отрицательно. Кто-то из моих знакомых подтверждает это, кто-то упорно отрицает. Во всяком случае, равнодушных лично я не встречала. Эта тема вызывает оживленные дебаты, обстановка тут же накаляется. А где есть напряжение, там существует какая-то проблема. Скорее всего, это проблема самоидентификации и позиционирования себя в обществе с учетом опыта начала 90-х.
Смею предположить, эти события по-разному отразились в памяти детей из грузиноязычной среды и из русскоязычной. Социальный статус родителей детей из грузиноязычной среды был прочнее, чем статус людей, не знавших грузинского языка. У большинства русскоязычных детей возникла проблема общения со сверстниками, потому что многие их друзья разъехались кто куда. Новых друзей завести мешал, в основном, тривиальный языковой барьер: то, что грузинский язык учить нужно, мы поняли несколько поздновато.
Неприятная, конечно, тема, но конфликты между детьми на национальной и даже, как ни странно звучит, на политической почве были. И это в Тбилиси, относительно мирном, по сравнению с действительно конфликтными регионами. Например, одного моего друга в школе дразнили звиадистом, а другого – коммунистом. Ну как тут не подраться!
Когда мне было 11 (одиннадцать!) лет, меня отдали на художественную гимнастику. Там были еще две мои ровесницы. А рядом пяти-шестилетние малыши, которые уже за два дня научились садиться на шпагат и делать «мостик». Куда нам до них – трем «великовозрастным» неуклюжим дылдам ростом с тренера! Просто обидно… Резонный вопрос: а где же мы были 5 лет назад? Родители разводили руками: мол, 5 лет назад был 1991 год, голод, холод, страх, мхедрионовцы, отсутствие транспорта… Да, я не помню дядю, щелкавшего затвором автомата неподалеку от детской площадки – это потом мне родители рассказали, а тогда они не хотели меня пугать. Видимо, я-таки испугалась, но post factum.
«Море… У нас ведь есть настоящее море!» - я рассматривала старую фотографию пляжа в Адлере. А за окном взрослые дяди и тети «строили демократию». А за окном вспухшая после весеннего дождя Кура подмывала кладбище. Общество негодовало по поводу «вдруг» открывшихся ужасов тоталитаризма. А Адлер, между прочим, за границей. Заснув в одной стране, человек просыпается уже в другой, а кровать на месте.
Я пою только в душевой, не танцую, не музицирую и не рисую. Хотя у меня есть способности. Развивать их надо было в детстве. Но, повторяют папы, мамы, дедушки и тети, в начале 90-х был хаос, мы сами не знали, что с нами будет завтра, какой язык учить – турецкий, английский или иврит? Записаться ли на курсы программистов или пойти в ученики к кафельщику? Не было ни секций, ни детских кружков, а главное, на улицах стреляли! И «не дай тебе бог жить в эпоху перемен». Эта проблема есть не только у меня. Виноваты ли в наших неудачах те лихие времена? И, если виноваты, то в чем и насколько? А может быть, они, наоборот, сделали нас сильнее? – Эти вопросы, на мой взгляд, задавали себе многие из поколения 90-х, а если и не задавали, то стоит у них спросить.
Почему все так вышло? И будет ложью На характер свалить или Волю Божью…
Кажется, придется нам еще долго разбираться, где миф о страшных и ужасных 91-93 годах, а где реальность.
Юлия Адельханова
14-06-08
Поводов для этого было очень много, начиная с политики и заканчивая разделом и приватизацией коллективной собственности. Действующими лицами во всей этой суматохе были взрослые, с юридической точки зрения дееспособные, то есть вполне отвечающие за свои поступки люди, со сформировавшейся психикой.
Впрочем, их волеизъявление было не всегда чисто индивидуальным, а зачастую, что характерно для тех времен, срабатывал стадный инстинкт (некоторые называют это волей народа).
В общем, о начале 90-х написано уже много «правды» и «неправды», научных трактатов и беллетристики. Теми, кто тогда «творил историю», а также теми, кто наблюдал за происходящим по телевизору. Писали и хорошие ученые, и плохие.
Писали и восторженные идеалисты, и язвительные пессимисты, и румянные оптимисты. Прагматики же собирали чемоданы, продавали мебель, оформляли визы…
Я же хочу сказать о тех, кому были безразличны политические дрязги, кто веселился на улице вокруг костра, на котором готовился обед, кто вместо того, чтобы делать при свечке уроки, лепил из парафина игрушки. О тех, кто носил-таки советскую школьную форму и даже успел примерить пионерский галстук.
О тех, кто крайне смутно понимал, о чем мама говорит с соседкой на кухне или о чем спорят папа и дедушка, но цитировал их, не зная что бы такого умного ответить однокласнику вместо «сам дурак». То есть, о детях, чье мировоззрение и мироощущение формировалось как раз в эту самую эпоху перемен.
Тогда этих детей никто не спрашивал, да и что они могли ответить! А ведь именно им расхлебывать эту кашу. Сейчас им около тридцати, они вступили во взрослую жизнь, они - самая активная часть населения, они - ближайшее будущее страны. Интересно, какие они? Ведь мотивы поступков человека следует искать не только в его нынешней среде обитания, но и там, где формировалась его личность – в детстве.
“У тебя <...> комплексы, что ты попал в поколение 90-х? У меня нет. В люди выходили и после первой половины 40-х 20-го столетия, ” – прочитала я на одном из тбилисских форумов. Этот молодой человек явно храбрился. Бродяга из «Бойни номер пять» умер со словами «Да разве это плохо? Бывает куда хуже». Тем не менее есть разница между «выбиваться в люди» и «изначально чувствовать себя человеком».
Указанные года повлияли на неокрепшие детские умы в основном отрицательно. Кто-то из моих знакомых подтверждает это, кто-то упорно отрицает. Во всяком случае, равнодушных лично я не встречала. Эта тема вызывает оживленные дебаты, обстановка тут же накаляется. А где есть напряжение, там существует какая-то проблема. Скорее всего, это проблема самоидентификации и позиционирования себя в обществе с учетом опыта начала 90-х.
Смею предположить, эти события по-разному отразились в памяти детей из грузиноязычной среды и из русскоязычной. Социальный статус родителей детей из грузиноязычной среды был прочнее, чем статус людей, не знавших грузинского языка. У большинства русскоязычных детей возникла проблема общения со сверстниками, потому что многие их друзья разъехались кто куда. Новых друзей завести мешал, в основном, тривиальный языковой барьер: то, что грузинский язык учить нужно, мы поняли несколько поздновато.
Неприятная, конечно, тема, но конфликты между детьми на национальной и даже, как ни странно звучит, на политической почве были. И это в Тбилиси, относительно мирном, по сравнению с действительно конфликтными регионами. Например, одного моего друга в школе дразнили звиадистом, а другого – коммунистом. Ну как тут не подраться!
Когда мне было 11 (одиннадцать!) лет, меня отдали на художественную гимнастику. Там были еще две мои ровесницы. А рядом пяти-шестилетние малыши, которые уже за два дня научились садиться на шпагат и делать «мостик». Куда нам до них – трем «великовозрастным» неуклюжим дылдам ростом с тренера! Просто обидно… Резонный вопрос: а где же мы были 5 лет назад? Родители разводили руками: мол, 5 лет назад был 1991 год, голод, холод, страх, мхедрионовцы, отсутствие транспорта… Да, я не помню дядю, щелкавшего затвором автомата неподалеку от детской площадки – это потом мне родители рассказали, а тогда они не хотели меня пугать. Видимо, я-таки испугалась, но post factum.
«Море… У нас ведь есть настоящее море!» - я рассматривала старую фотографию пляжа в Адлере. А за окном взрослые дяди и тети «строили демократию». А за окном вспухшая после весеннего дождя Кура подмывала кладбище. Общество негодовало по поводу «вдруг» открывшихся ужасов тоталитаризма. А Адлер, между прочим, за границей. Заснув в одной стране, человек просыпается уже в другой, а кровать на месте.
Я пою только в душевой, не танцую, не музицирую и не рисую. Хотя у меня есть способности. Развивать их надо было в детстве. Но, повторяют папы, мамы, дедушки и тети, в начале 90-х был хаос, мы сами не знали, что с нами будет завтра, какой язык учить – турецкий, английский или иврит? Записаться ли на курсы программистов или пойти в ученики к кафельщику? Не было ни секций, ни детских кружков, а главное, на улицах стреляли! И «не дай тебе бог жить в эпоху перемен». Эта проблема есть не только у меня. Виноваты ли в наших неудачах те лихие времена? И, если виноваты, то в чем и насколько? А может быть, они, наоборот, сделали нас сильнее? – Эти вопросы, на мой взгляд, задавали себе многие из поколения 90-х, а если и не задавали, то стоит у них спросить.
Почему все так вышло? И будет ложью На характер свалить или Волю Божью…
Кажется, придется нам еще долго разбираться, где миф о страшных и ужасных 91-93 годах, а где реальность.
Юлия Адельханова
14-06-08