ГЕОРГИЙ ВАНЯН ПРОТИВ ПРАКТИКИ ГРАЖДАНСКОГО МИРОТВОРЧЕСТВА
Протокол Гражданского слушания
с участием представителей Азербайджана, Армении и Грузии
Тбилиси
19.06.2010
Истец: Георгий Ванян
Ответчик: Эмиль Адельханов
Председатель комиссии: Ниязи Мехти
Члены комиссии: Диляра Мехти, Луиза Погосян, Говхар Гейбатли, Русико Маршания, Ираклий Чихладзе, Орхан Мехди-заде, Артавазд Баятян, Лела Иремашвили
Программу осуществляют:
Альянс женщин за гражданское общество - Азербайджан, Кавказский Центр Гражданских Слушаний - Грузия, Кавказский Центр Миротворческих Инициатив - Армения
при поддержке Национального фонда демократии (NED)
с участием представителей Азербайджана, Армении и Грузии
Тбилиси
19.06.2010
Истец: Георгий Ванян
Ответчик: Эмиль Адельханов
Председатель комиссии: Ниязи Мехти
Члены комиссии: Диляра Мехти, Луиза Погосян, Говхар Гейбатли, Русико Маршания, Ираклий Чихладзе, Орхан Мехди-заде, Артавазд Баятян, Лела Иремашвили
Программу осуществляют:
Альянс женщин за гражданское общество - Азербайджан, Кавказский Центр Гражданских Слушаний - Грузия, Кавказский Центр Миротворческих Инициатив - Армения
при поддержке Национального фонда демократии (NED)
ВЫСТУПЛЕНИЕ ИСТЦА
Уважаемые дамы и господа! Чего боимся?...
Есть такой журналист в Киргизстане, Алмаз Калет, на страницах нашего сайта можно найти его статью-реплику «Почему же Вы молчите? Почему вы нервно реагируете, если другие предлагают вам помириться?» Он писал о конкретном случае, но суть вопроса - универсальна. Поэтому далее привожу цитату: … гражданские организации не предлагают альтернативы, не хотят этого, им удобно находится в нише государственной идеологии. Хотя на Кавказе больше всего всяких НПО, где в названии обязательно присутствует слово «мир». Почему же вы молчите? Почему вы нервно реагируете, если другие предлагают вам помириться? Поговорить, без претензий, без обвинений. Если ваши правительства, политики не могут договориться, вы должны это сделать, если вы такие развитые, нельзя все время жить в страхе, и ждать когда вас разбомбят, потому что на примере всех конфликтов на Кавказе видно, что никто не застрахован от войны.» (конец цитаты)
Давайте спросим себя, дорогие дамы и господа! Если мы такие развитые, то почему же мы живем в страхе?
Мы все действительно развитые - знаем, что такое грант, демократия, права человека, мы настолько развиты, что пишем и читаем, участвуем, интересуемся, задаем вопросы и комментируем. Да мы развитые.
Мы очень быстро поняли, что такое демократия, что такое права и свободы человека, мы быстро поняли, что такое европейские ценности - они ведь и наши ценности тоже. Да, мы развитые.
Будучи грузинами, азербайджанцами, армянами, осетинами, абхазами, и другими, тоже живущими на Южном Кавказе, представляя свои страны, народы - работаем вместе, обсуждаем разные темы, обходим острые углы, улыбаемся, шутим, дружим, скучаем друг по другу, встречаемся, радуемся встрече, помогаем друг другу, переписываемся, спрашиваем все ли хорошо, если хорошо, радуемся за друзей, если плохо, печалимся, сочувствуем. Да, мы развитые.
Нам не безразлично, что творится в соседней стране, мы интересуемся не только уровнем жизни соседей, но и их успехами в процессе демократизации. Да, мы развитые.
Мы уважаем друг друга, мы гордимся друг другом, мы восхищаемся друг другом. Да, мы развитые.
Мы можем иногда быть искренны друг с другом. Да, мы развитые.
У нас сердце болит за народ, и не только за народ, у нас сердце болит за наших детей, мы озабочены ситуацией, мы не хотим войны. Да, мы развитые.
Тогда почему же мы живем в страхе?
Миротворцы не реагируют,
они умерли
Жил-был художник. В Азербайджане. Рисовал картины. И так получилось, что европейы захотели сделать совместную выставку молодых художников Южного Кавказа. Выставка состоялась в Тбилиси. Выставки не было в Баку. Потому что это нормально - туда армян не пускают, ни армян, ни их картин. В Баку пускают только особенных армян - имеющих кремлевскую визу. Но это другая тема, давайте вернемся к художнику.
Итак, Южнокавказская выставка состоялась в Тбилиси, не состоялась в Баку и поехала в Ереван. Владельцу уже арендованного выставочного зала позвонили авторитетные «патриоты» и сказали, что нежелательно, чтобы выставлялась картина азербайджанца. Хозяин выставочного зала сказал об этом европейцам, европейцы удивились… и сняли картину азербайджанского художника с выставки. Выставка прошла хорошо.
Теперь проведем обыкновенный подсчет. Сколько человек из Армении за последние 10 лет участвовало на миротворческих проектах, грубо говоря, сколько человек из Армении сидело за одним столом с азербайджанцами? Скажем еще грубее, сколько человек гуляло, ело - пило, получало гранты и гонорары за счет того, что представляло Армению (политологов Армении, молодежь Армении, женщин Армении, беженцев Армении, экологов Армении, ветеранов Армении, в общем мирных и выступающих за мир армян) на встречах, семинарах, в книжках и буклетах в формате диалога с Азербайджаном. Возьмем минимальное число 10 человек в месяц. Умножим 10 на 12 месяцев, получим 120. Умножим 120 на 10 лет. Получим 1200. Возможно, вы возразите мне, и скажете, что их не 1200, а меньше, ведь те же люди едут на разные проекты. Я соглашусь с Вами и выберу компромиссное число - 400. Учитывая, что многие из них в час Х могут находиться за рубежом, на очередных встречах с азербайджанцами, поделим это число на 2, получим 100 развитых столичных жителей. И это не просто развитые люди, это миротворцы-рецидивисты, периодично участвующие в наведении мостов между нашими обществами. 100 развитых и влиятельных людей, большинство из них - журналисты, некоторые - преподаватели Вузов, другие - НПО-шники.
Теперь вообразим, что эти 100 человек, узнав о том, что картина азербайджанца снята с выставки в Ереване, не договариваясь друг с другом, просто потому что они развитые люди, возмущаются по этому поводу публично. 100 человек - дают пресс-конференции, пишут статьи, и требуют, чтобы немедленно экспозиция выставки была дополнена картиной азербайджанского художника. Если это не действует, меняют выставочный зал, и выставка в полном составе все-таки проходит в Ереване. Еще раз обращаю Ваше внимание на то, что развитые люди могут возмущаться не коллективно и организованно, а индивидуально, каждый в меру возможностей, не договариваясь с остальными. И эти 100 влиятельных (имеющих эфир, свои собственные СМИ, офисы, факсы, владеющие английским французским, немецким люди) - создают прецедент. Создают общественное давление и решают проблему, решают ее навсегда, потому что если завтра кому-то придет в голову запретить, например, музыку, из-за того, что она азербайджанская, будет то же самое - общественный шум и по факту – альтернатива, исключающая запрет.
Вернемся к нашей истории. Эти 100 человек, конечно же, не возмутились публично, хотя 50 из них точно знали о факте запрета, поскольку присутствовали на презентации выставки. Там, на фуршете, в кулуарах, по-английски, по-французски, по-немецки они возмутились, и продолжали возмущаться все время пока шел фуршет, они возмущались, эмоционально, смело, героически ругали нашу действительность. Действительность, в которой они - развитые люди просто задыхаются. Действительность, в которой они - жертвы и герои одновременно. Таким образом, на фуршете выставки «Мосты мира» с картинами армянских и грузинских художников, были использованы возможности искусства в процессе преодоления конфликта и примирения армянского и азербайджанского народов. И там был очень важный элемент региональной интеграции – ведь картины грузинских художников тоже участвовали.
Кстати, наш художник из Азербайджана, через несколько дней узнав, что его картина была снята с выставки, вздохнул облегченно - мало ли, что могло быть, если бы вдруг в Азербайджане узнали, что он выставлялся в Ереване… Ведь он понимал, что участие в выставке может стать равноценным признанию с его стороны легитимности Нагорно-Карабахской Республики и отказу от оккупированных земель Азербайджана. Он был рисковый парень, и на этот раз пронесло, слава богу. Художник поблагодарил в душе армянских патриотов за столь своевременную инициативу, и он был благодарен также за то, что его коллеги по выставке – художники грузинские и армянские, а также те 1200-800-400-200-50 развитых армян не возмутились публично. И не оставили его один на один с проблемой Карабаха и вокруг него. Все прошло хорошо.
Проект выставки продолжился в Брюсселе, где многие влиятельно-развитые европейцы восхитились, умилились, удовлетворились - сила искусства - просто чудо! Объединяет армян и азербайджанцев! Надо и их поощрять. Нужен фестиваль, нужен оркестр, нужна театральная труппа, совместные фильмы.
Пусть простят меня люди искусства, что столь негативно изложил положение на примере арт-проекта. Другие - намного хуже. И речь тут не о художниках, речь о просто развитых людях – толерантных, свободных от стереотипов и предубеждений - евроармянах.
Речь о конкретном случае и отсутствии адекватной и естественной реакции по конкретному случаю. Речь о том, что каприз безликого и авторитетного патриота приобретает статус закона и приписывается всему армянскому обществу. И еврочасть этого общества публично поддерживает это своим публичным молчанием. Речь об этом. Евро-армяне - гармоничная, авторитетная и довольно многочисленная когорта самозваного гражданского общества, публичным молчанием поддержала проявление ультра-ксенофобии. Странно, но факт, именно разовые акты, PR кампании, осуществляемые маргинальными и невменяемыми ксенофобами и доморощенными нацистами расползаются до неимоверных размеров, захватывают все общественное поле – открытое для них публичным молчанием евродеятелей.
Так было не всегда. На стадии своего зарождения миротворчество на Кавказе носило в себе протест, существовала здоровая практика реагирования, которая была подавлена не репрессиями, а… самим миротворческим процессом. И теперь мы имеем то, что имеем - публичное молчание.
И созданные благодаря этому публичному молчанию прецеденты ура-патриотической истерии – преподносятся как неготовность обществ, неготовность целого народа к каким-либо переменам.
Эксперимент на людях
- Homo Projectiсus
Странно, но факт. Высказывания бывшего президента Армении Роберта Кочаряна о генетической несовместимости армян и азербайджанцев критикуется, всеми, и в первую очередь развитыми армянами. Но адекватная смыслу этого выражения деятельность, направленная на создание искусственных условий для общения армян и азербайджанцев - не считается проявлением расизма. А ведь одно вытекает из другого – два соседних народа несовместимы - это плохо - надо решать проблему совместимости. Как ее решить? Брать отдельных армян и азербайджанцев, создавать мотивации (карьера, туризм, любопытство) и встречать их друг с другом, в лабораторных условиях делать тест на совместимость. Подобные опыты принято называть миротворчеством.
Отдельный вопрос: насколько вредны эти эксперименты на людях с точки зрения психического здоровья? От диагноза «посттравматический синдром» не гарантирован ни один азербайджанец и ни один армянин. Травмированы не только люди, потерявшие свои дома, не только участники военных действий и их семьи, травмированы все, кто выживал во время конфликта и новое поколение не застраховано от травм тоже: когда тебе постоянно промывают мозги – есть большой риск сбрендить. Слышали ли Вы о проектах психологической реабилитации? Несколько маленьких и точечных попыток провести реабилитационные проекты были сразу же после окончания войны. Сейчас таких нет. Проблема реабилитации от войны не стоит. Потому что, как оказывается, новая война еще впереди. И вместо реабилитации у нас бесконечная депрессия ожидания этой новой войны.
На таком фоне не обсуждается целесообразность права «эмиссаров от мира» периодично собирать и организовывать встречи представителей наших народов.
Ответы на вопросы кто и зачем встречался и встречается сегодня, можно обобщить в следующем виде:
1. Кто? Сами НПО-шники. Зачем? Для общения между партнерами по проектам или же для установления нового партнерства. Это именно корпоративные развлекательные поездки, поскольку партнерам, как правило, обсуждать нечего. Проекты идут параллельно и автономно.
2. Кто? Просто люди - здесь могут быть ограничения, например, по возрасту - встреча молодежи, по специальности - правозащитники. Зачем? Для того чтобы пройти курс краткосрочного обучения - трейнинга по толерантности, правам человека, экологии, проблемам СПИД, гендерным проблемам. То есть тематика – глобальная. В таких случаях установка программы - обходить конкретику конфликта. В такие проекты часто привлекаются люди из категории пострадавших от конфликта.
3. Кто? Политологи и журналисты. Зачем? чтобы обсудить конфликт.
При том, очень часто осуществляются проекты-гибриды, где трудно разобрать, что на самом деле происходит : корпоративная встреча, обсуждение конфликта или тренинг?
Все проекты проходят успешно. Явные неудачи, скандалы и провалы списываются на напряженную политическую ситуацию, или неправильный подбор участников, притом сама целесообразность подобных встреч не обсуждается. Как следствие происходит естественный отбор. И мы имеем новый вид человека - homo projectiсus - проектный человек. Это - неконфликтный по характеру, исполнительный, не задающий вопросов, быстро адаптирующийся к любой методике, довольный своей жизнью человек. Он и есть профессиональная и идеальная мишень-группа для любого миротворческого проекта. Это также портрет самого НПО-шника организующего диалог.
Между тем баланс между миром и войной поддерживается не проектами, а президентами наших стран. Каждым по-своему. Президент Азербайджана не начинает военные действия. Президент Армении исключает уступки, но в тоже время смиряется с тем, что время от времени происходят утечки с переговорного процесса, намекающие на то, что возможны изменения мирным путем, что позволяет президенту Азербайджана не начинать войну уже сегодня.
Гражданское миротворчество, как оно есть сегодня, гармонично вписывается в эти реалии. Мы развитые, мы активно работаем, и единственный результат - homo projectiсus, который способен выжить в новой войне, засвидетельствовать новые жертвы и на следующий день вновь подключиться к гражданскому миротворчеству.
Раздвоение личности это уже психический травматизм не войны, а так называемого диалога. Характеристики homo projecticus приводят его к необходимости вписать свою деятельность в публичную ментальность ура патриотизма. В свою очередь, ура патриоты, по старой советской привычке берущие на себя ответственность быть лучшей альтернативой всей государственной машины – проникают во вражеский лагерь для «изучения слабых сторон и ментальности противника (то есть лиц азербайджанской национальности)» и скрывают свой активный и народно-освободительный темперамент в личине homo projectiсus. Оба случая - клинические.
Я глубоко убежден в том, что именно возникновение подобного социального слоя - на сегодня единственный результат проектов в области миротворчества. Состояние ни мира, ни войны само по себе шоковое, и шок этот в той или иной степени затрагивает каждого человека. Годы, проведенные нашими народами в этом состоянии привели к апатии и безнадежности. Гражданское миротворчество, при своем зарождении вселяющее большие надежды, само поддалось этому шоку и выродилось в больной, имитационный процесс, который не только отталкивает людей имеющих или стремящихся иметь гражданскую позицию, не только отталкивает умных и интеллектуальных людей, но и создает, генерирует и покровительствует моральному уродству и спекулятивности, трусости и беспринципности, культивируемых в наших посттравматических обществах.
За все эти годы не проведено, во всяком случае, не опубликовано ни одного исследования иллюстрирующего ошибки и провалы миротворчества. Об ошибках и провалах можно при большом желании читать между строк отчетов, докладов и протоколов, можно их вычислять, применяя свое воображение и пользуясь информацией, добытой в кулуарах. Но ошибки и провалы не документированы нигде. Между тем происходит непрерывный процесс пересмотра стратегий как отдельных НПО или сетей, так и фондов спонсоров. Входят в моду новые форматы, старые выходят из моды. Входят в моду новые сферы, старые - выходят из моды. О том, чем были плохи старые форматы, о том, почему конкретно закрываются многолетние программы, на которые затрачено огромное количество денег - узнать невозможно. Но получается так, что эти новые форматы и новые сферы - очень часто декларируя почти революционные идеи - замыкаются на той же деятельности, что и раньше. На деятельности, которая исключает всякое новшество и любую альтернативу.
Почему так происходит? В первую очередь из-за замалчивания внутренних проблем и противоречий в самом миротворческом процессе. Из-за так называемой политкорректности и сенситивности данных проблем, обоснованных желанием «не навредить», которое в течение многих лет привело к вырождению самой сути миротворческого процесса. И под тем же прикрытием «не навредить» было убит, уничтожен сам этот процесс.
Миротворцы не спорят, они умерли
Вначале была надежда. Была надежда на то, что зарождающаяся сразу же после войны полемика, даже та, которая велась вокруг исторических вопросов, на фоне стремительно разворачивающихся миротворческих проектов сможет освободиться от пропагандистского сленга, и многократное изложение отличающихся версий и позиций с сохранением формы полемики сможет выявить точки соприкосновения и приблизить нас к истине. Но зачатки диалога захлебнулись не в море государственной пропаганды. Они захлебнулись в нашем страхе, в недоверии друг к другу. Чем больше стало миротворческих проектов, форма которых мозговые штурмы, дебаты и дискуссии, тем меньше стало полемики. Параллельные, ничем не соприкасающиеся друг с другом доклады, объединенные номинальной темой, сборники статей объединенных лишь общей обложкой - макулатура - вот результат многолетних, высоко-бюджетных проектов - неуклюжих попыток насаждения и адаптации западного опыта. Разговор слепых с глухими. Вот что сегодня выдается за диалог обществ. Я не буду здесь вносить конкретику, если вам не удалось участвовать на проектах, просто почитайте макулатуру и все поймете.
Самоцензура – еще одно из качеств Homo-Projecticus, умеющего говорить так, чтобы ничего не сказать.
Что делать? Или три выхода из могилы на армяно - азербайджанском примере
1. Поэтапное миротворчество.
В могилу нас загнало представление о том, что перед миротворцами в Армении и в Азербайджане должны стоять те же задачи, и действовать они должны зеркально. Сегодня армянская сторона видит свой интерес в возможно более долгом сохранении фактического контроля над спорными территориями, в соответствии с этой установкой де факто контроль будет легализован и признан де-юре. Когда и каким образом это должно произойти - не ясно. Альтернативы этому на сегодня нет - поскольку она не оформлена, не озвучена и не обсуждается. Азербайджанская сторона видит свой интерес в возвращении контроля над спорными территориями - здесь тоже не ясны временные рамки, но хотя бы есть ответ на вопрос “каким образом?”: исчерпав все возможности защитить свои интересы мирным путем, Азербайджан начнет военные действия. Вопрос начала войны зависит от простой вещи: считает ли Азербайджан исчерпанными ресурсы мирных переговоров или нет. Поэтому творить мир в Армении одно, творить мир в Азербайджане другое. Снижение риска возобновления войны, на которое работает любая акция за мир, любое слово, любое действие за мир в Азербайджане - есть миротворчество. Выдавать аналогичные акции в Армении за миротворчество - в нашем случае не только смешно, но и аморально.
Миротворчество армянской стороны предполагает: - выдвижение политических альтернатив в разрешении конфликта,
- пересмотр национальных приоритетов через внутренний диалог,
- вытеснение воинственного этноцентризма из общественного поля.
Только после конкретных шагов и конкретных качественных изменений на армянском общественно-политическом поле возможна инициация подобных процессов в Азербайджане. Это и есть необходимый принцип поэтапности миротворчества, игнорирование которого привело в тупик армяно-азербайджанский диалог.
Первый значимый шаг должен быть сделан Арменией.
Хочу отметить, что применение в данном контексте понятия «армянская сторона» имеет принципиальное значение. Проблема, которую в начале конфликта окрестили «проблемой НКАО и вокруг него», уже не существует, она трансформировалась в армяно-азербайджанский конфликт - противостояние двух народов во всех возможных сферах их жизнедеятельности.
Поэтому поле, где должны развернуться процессы по вышеперечисленным трем направлениям - преодоление политической безальтернативности, инициация внутреннего диалога и вытеснение этноцентризма – является единым, и разделительной линии между Арменией и Нагорным Карабахом здесь нет. Это одно и то же общество, с одними и теми же проблемами. В настоящее время рассмотрение непризнанной Нагорно - Карабахской Республики как отдельно взятой общественной и политической единицы - спекулятивно. Никто и никак конкретно не может сформулировать, что измениться в переговорном процессе, когда допустим, в нем появиться третья - карабахская сторона. Идея о специфическом внутриобщинном диалоге – как процессе способном перевести диалог в более конструктивное и практическое русло, к сожалению, в нашем случае стала мертворожденной и любая ее реанимация - тоже спекулятивна. На сегодня нет ни одной проблемы, ни одного вопроса, который может быть решен между нынешним (или бывшим) армянским населением и бывшим азербайджанским населением Карабаха. Только после того, как будет считаться состоявшимся армяно-азербайджанский диалог, после прохождения вышеназванного первого этапа и последующих развитий можно будет инициировать внутриобщинный диалог - как часть уже принятой обеими сторонами политической программы урегулирования конфликта.
2. Компенсация - уже сегодня. Надо создать единое правозащитное поле, и инициировать под эгидой в международных инстанций единый процесс возвращения беженцев и ВПЛ, и/или компенсации нанесенного им ущерба. Почему это не может быть первым этапом политического урегулирования конфликта. Почему правозащитный процесс не может быть трансформирован на следующем этапе в политический? Почему мы думаем наоборот и откладываем на неопределенное время решение этой гуманитарной проблемы? Задача гражданского миротворчества здесь состоит в том, чтобы лоббировать соответствующие шаги своих правительств и бороться с препятствиями, мешающими этим процессам, используя правовые механизмы, а также создавая общественную поддержку этому. Принципиально важно, чтобы вопрос материальной компенсации и возвращения был введен в единое поле. Это единое поле должно было быть создано еще вчера. Но со вчера мы имеем только односторонние претензии – усугубляющие конфликт, являющиеся лишь частью информационной войны.
Несомненно, что самой важной моральной компенсацией народам, пережившим этот варварский конфликт, должно стать установление мира. Но возможен ли мир без примирения с прошлым? Что нам нужно для этого? Какой правовой механизм, какие ресурсы, какие шаги нужны для того, чтобы оставить прошлое в прошлом, чтобы освободиться от груза преступлений? В чем она, моральная компенсация за Сумгаит, Ходжалу, за все другие преступления, за казни невинных людей, за пытки, за грабеж и издевательства? Искать ответы на эти вопросы, начать говорить друг с другом о том, о чем мы никогда до этого не говорили – уже сегодня.
3. Медиация Грузии.
Армяно-азербайджанский диалог может состояться только в условиях возрождения региона Южный Кавказ, возрождения регионального мышления, возрождения региональной интеграции и региональной безопасности. Грузия – часть этого региона, его центральный игрок. И армяно-азербайджанский диалог, как общественно-политический процесс, может состояться при ее непосредственном участии. Грузия не нейтральная территория для встреч и совместных проектов, и грузинские участники – не свадебные генералы и не буферная масса. Армяно-азербайджанскому диалогу не хватает сейчас участия Грузии, и армянам и азербайджанцам необходимо, чтобы Грузия была не рядом, а в самом диалоге. Нам нужно посмотреть на себя глазами грузин, нам нужна их оценка и их совет. Нам нужно, чтобы они прорвали свое молчание. Грузинский нейтралитет сегодня равен безразличию. Нам не нужна нейтральность, нам нужно участие.
Уважаемые дамы и господа! Если мы такие развитые, то чего боимся?
Если Вы боитесь действия, значит Вы уже Homo Projecticus. И если это так, то я хочу чтобы Вы ушли, не говорили, не писали и не делали ничего.
Если Вы боитесь своего бездействия, предлагаю Вам говорить, писать и делать что-нибудь, и конкретно - то, что написано в пунктах 1.2.3. Это выход из могилы для нас, еще живых.
Конец доклада.
Председатель, обращаясь ко всем, предлагает задавать вопросы Истцу.
Русудан Маршания: Что вы предлагаете конкретно делать?
Георгий Ванян: Я предлагаю делать то, что не может делать Homo Projecticus. Три направления, которые перечислил в конце своего выступления: поэтапное миротворчество, компенсация уже сегодня и участие Грузии.
ЭМИЛЬ АДЕЛЬХАНОВ О ПРАКТИКЕ ГРАЖДАНСКОГО МИРОТВОРЧЕСТВА
Господа присяжные заседатели,
господа судьи, уважаемая публика!
Предо мной стоит нелегкая задача.
Во-первых, мне непросто будет защищать моего подзащитного после столь тяжких обвинений, которые предъявил ему мой уважаемый оппонент.
Во-вторых, задача моя усложняется тем, что, в отличие от моего оппонента, я мало участвовал в так называемом армяно-азербайджанском диалоге и вообще мой опыт участия в миротворческом движении не столь уж велик – и в каком-то смысле это даже хорошо: может быть, это поможет мне сохранить более или менее беспристрастное отношение к диалогу и к его участникам, но, с другой стороны, я не чувствую себя достаточно компетентным, чтобы судить о некоторых конкретных эпизодах, вменяемых в вину моему подзащитному.
В-третьих, нелегко мне будет оспаривать мнение Георгия Ваняна – не только гораздо более компетентного в этих вопросах, чем ваш покорный слуга, но и моего друга и вообще большого симпатяги.
И, наконец, в-четвертых, господа – если б вы видели, на каком компьютере я печатал эту мою речь! Это же не компьютер, господа – это сволочь, тянущая из меня жилы и сокращающая дни моей жизни.
Итак, с тяжелым сердцем приступаю я к защите. Не оправдания прошу я у вас для моего подзащитного, а снисхождения. Да, мой подзащитный – миротворческое движение Южного Кавказа – не оправдал надежд, может быть, возлагавшихся на него некоторыми наивными людьми, более того: я согласен с тем, что некоторые (заметьте – отнюдь не все) дела моего подзащитного вопиют к небу (не буду вдаваться в подробности, ибо я здесь для того, чтобы защищать, а не для того, чтобы обвинять), но где то каменное сердце, которое останется безжалостным к ошибкам и заблуждениям юности и не примет во внимание обстоятельства, смягчающие вину этого молодого человека? Я прошу вас проявить милосердие и принять во внимание его несчастное детство, его дурную наследственность: вы только представьте себе, из какого дерьма он появился на свет и в каком дерьме он рос – и я уверен, что вердикт ваш будет: виновен, но заслуживает снисхождения.
Вы скажете: он уже не ребенок, ему уже как минимум 20 лет. Но господа, 20 лет – это не возраст, в 20 лет многие мои бывшие одноклассники у нас в Тбилиси только научились самостоятельно завязывать шнурки на ботинках. Вы скажете – он не похож на юношу, он позиционирует себя как вполне респектабельный господин? Вы правы – нет в нем юношеского задора, но вы же знаете, господа – бывают такие старообразные юноши. И вы, наверное, заметили, что старообразные юноши как раз часто бывают инфантильными. Я обратил ваше внимание на его возраст не только для того, чтоб вы прониклись состраданием к юности подсудимого, но и чтобы сказать: он не безнадежен, у него еще всё впереди! И мы еще увидим, каких успехов он добьется, когда возмужает, каким молодцом он станет через 20 лет, а не через 20, так через 120 или 220 – но непременно станет!
Да, мой подзащитный виновен, но не злонамерен. В чем конкретно обвиняет его г-н Ванян? В том, что он проел денежки, добытые тяжким трудом европейских, алабамских и прочих налогоплательщиков? Но, господа, я уверен, что он безукоризненно отчитался в каждой трудовой их копейке и ни одна из них не была потрачена мимо бюджета проекта. Да, много шашлыков было съедено, много вин выпито – но в рамках проектов, согласованных с донорами. Вы можете обвинить его в расточительности, но не в злостной растрате. (Кстати, о винах: лично я считаю, что они не всегда были достаточно тонкими для самого взыскательного вкуса – но это уже тема для отдельного иска.) В том, что деньги эти были потрачены без особого толку? Но что значит «без особого толку»? Я позволю себе привести слова одного из величайших математиков современности, крупнейшего специалиста по теории чисел, академика И. М. Виноградова. Когда у него спросили, какую пользу приносит теория чисел (а было это когда еще никто не знал, что эта теория ляжет в основу послевоенной вычислительной математики), он ответил: «Большую пользу. Мне, например, она позволяет в течение 20-ти лет кормить семью из пяти человек». Вспомните хотя бы о верных шоферах, годами возивших участников наших диалогов через границы – а ведь у каждого из них есть семья! Но этим, конечно, далеко не исчерпывается польза от этого неправительственного диалога. На основных его достижениях я остановлюсь в конце моего выступления, а пока что отвечу на основные обвинения г-на Ваняна.
Г-н Ванян обвиняет нас в том, что мы работаем для галочки. Да, зачастую мы работает для галочки. А он, может быть, думает, что если бы не для галочки, то все конфликты были бы уже разрешены?
Что, собственно, инкриминирует моему подзащитному г-н Ванян? Что за 20 лет конфликт так и не урегулирован? А позвольте спросить – какой конфликт и когда был урегулирован в результате деятельности неправительственных организаций? Ирландский, палестинский? А ведь над их урегулированием работают целые сети неправительственных организаций – местных и международных. Можно ли сказать, что кипрский конфликт урегулирован, если Турецкую Республику Северного Кипра до сих пор не признал никто, кроме Турции, Абхазии и Нахичеванской Автономной Республики?
Мой оппонент говорит, что «гражданские организации не предлагают инициативы». Но вы же не можете упрекнуть меня в том, что я до сих пор не предложил никому замка в Провансе или хотя бы арабского жеребца. Чтобы что-то предлагать, надо это что-то иметь. Г-н Ванян говорит: «Вы должны это сделать, если вы такие развитые». С чего он взял, что мы «такие развитые»? Только потому, что мы сами так считаем? Нехорошо смеяться над больными людьми, г-н Ванян!
Он спрашивает: «Почему мы живем в страхе?» Но это обвинение и вовсе бьет мимо цели. На самом деле мы, участники гражданского диалога, вовсе не боимся возобновления войны – или, во всяком случае, не так уж и боимся – или, скажем так, не все боимся. Посмотрите, как браво мы перенесли возобновление грузинско-осетинского вооруженного конфликта. Кто-нибудь из нас умер от возмущения? (Более того, через месяц один из нас сказал другому: «А признайся, радостно забилось сердце, когда узнал, что наши уже в Цхинвали?»)
Если уж говорить о страхах – да, у нас есть страхи, но это не те страхи. У многих из нас до сих пор есть страх оторваться от народа. И это вполне обоснованный страх: страшно далеки мы от народа, и это единственное, в чем мы похожи на декабристов. Мы не можем найти общего языка ни с нашими ура-патриотами, ни с нашими обывателями. Иными словами – мы маргиналы, господа, и мы это знаем, потому так не любим выходить на площадь. Лично я вышел на площадь с миротворческими намерениями один раз – на площадь Руставели в день, когда сильно запахло порохом на ингурской границе – было похоже, что наши вот-вот приступят к «операции по наведении конституционного порядка» в Абхазии (правда, тогда, в отличие от августа 2008 г., наши еще не употребляли эту путинскую формулировку). С нами были несколько славных молодых ребят студентов сухумского университета in exile и еще 3 женщины – в частности, Марина Элбакидзе – и это всё! Мы обклеили памятник Руставели плакатами «Нет войне!» - но прохожие шли себе по своим делам, и никому не было дела ни до плакатов, ни до войны. И мы еще раз убедились, что мы маргиналы.
Есть и еще один подспудный страх – по крайней мере, у некоторых из нас: страх, что в один прекрасный день после всех этих тусовок тебя объявят шпионом – как в Тбилиси объявили Лиру Цховребову, а до того в Цхинвали Алана Парастаева. Я думаю, Геворк Тер-Габриэлян тоже мог бы кое-что рассказать на эту тему. И не только он.
И, несмотря на это, диалог не прерывался в течение 20 лет, и одно это уже заслуживает всяческого уважения. Да, мы, может быть, мало сделали (на самом деле не так уж мало), но в чем нас действительно нельзя упрекнуть – в отсутствии настойчивости. И Георгий, на собственной шкуре неоднократно испытавший, что такое остракизм – лучший тому пример. Если ему так не нравится гражданский диалог и миротворческое движение – тогда почему он не бросил всё к чертовой матери? Значит, мой подзащитный – не такой уж законченный негодяй, значит, есть в нем что-то хорошее, хотя бы отчасти искупающее все недостатки и неудачи? Об этом я еще скажу в конце доклада, а пока что скажу еще пару слов об объективных обстоятельствах, смягчающих его вину.
С самого начала в нашем миротворческом движении было что-то искусственное. Мы изучали это дело по специальной литературе, которую никто, кроме нас, читать не станет ни за какие коврижки, и наблатыкались так, что даже сами стали писать такие брошюры. Иначе говоря, мы сразу стали профессионалами. А ведь миротворчество – занятие не для профессионалов. Профессиональный пацифист – это contradictio in adjecto. Самое лучшее пацифистское стихотворение написала не классик пацифизма Берта фон Зутнер, а Марина Цветаева, чье имя не фигурирует ни в какой специальной литературе. Да, мы стали профессионалами – и при этом до сих пор даже не смогли выработать языка, на котором можно было осмысливать и описывать всё наблюдаемое: мы до сих пор изъясняемся на жуткой смеси из лексики советского интернационализма и наших национал-активистов и патриотических историков, густо заправленной международным жаргоном (с такими словами, как «трансформация конфликта» и «акторы»). При этом мы до сих пор не договорились между собой, как называть, напр., границу по Ингури – скажем, для грузин это «административная граница», а для абхазов? И между чем и чем это граница – между Грузией и Абхазией? Быть обреченными писать и мыслить на таком языке – и после этого нас еще можно в чем-то обвинять? Слава Богу, что есть еще и нормальный человеческий язык, на котором мы и говорим друг с другом на наших тусовках.
Мы годами пытались выжать из себя какие-то инициативы и идеи, преодолевая всяческие комплексы, и писали рекомендации, зная, что наши официальные мыслители и стратеги, а также неофициальные народные мстители из лесного штаба их не читают и в любой момент могут преподнести нам сюрприз – писали для очистки совести. И выдохлись – это естественно. И после этого нас еще можно в чем-то обвинять?
И скажи мне, Георгий – было бы лучше, чтоб этого всего вообще не было? Давайте устроим мысленный эксперимент: представим себе, что было бы, если бы и не начинали этого процесса – лучше было бы, или хуже? И что будет, если этот процесс сегодня и кончится – лучше будет или хуже?
Положа руку на сердце, можно сказать, что какая-то польза от всего этого все-таки была. Мы не добились разрешения конфликтов, но, как говорят ученые, отрицательный результат – тоже результат (или, как говорил один покойный доктор, отрицательный резус – тоже резус): мы не показали, какие действия приводят к разрешению конфликта, зато показали, какие действия не могут привести к его разрешению – а это тоже чего-нибудь стоит.
Мы не добились разрешения конфликтов, но в процессе этого диалога нам удалось создать атмосферу, способствовавшую решению множества частных, т. н. «мелких» проблем конкретных людей, и для меня это в 100 раз важнее, чем все эти масштабные акции, которые и в самом деле проводятся для галочки.
Приведу только один пример. В Тбилиси скончался сухумский беженец, и надо сообщить его дочери, когда он умер и где похоронен. Я звоню в Сухуми Баталу Кобахии. Если бы мы с ним были друг для друга просто именем и фамилией, он бы, может быть, и не стал бы реагировать на звонок из вражеской столицы – мало ли какой провокации можно оттуда ожидать. Но я говорю: «Батал, голубчик, такая история, надо помочь». И Батал помог. По своему обыкновению, поворчал, конечно, но помог.
Я уж не говорю о том, что эти встречи позволили многим из нас преодолеть предубеждения и стереотипы, да и просто расширить свой кругозор. А главное – во всяком случае, для меня – дали шанс познакомиться и подружиться с замечательными, интересными людьми – а это чего-нибудь да стоит. А иногда и дали шанс проявить гражданское мужество и показать пример другим, поколебать чьи-то представления о том, что нация юбер алесс. Вы представляете, что было бы, если у нас не было ни одного такого примера?
Не знаю, удалось ли мне преодолеть ваше предубеждение к моему подзащитному, но загляните в свои сердца, господа присяжные заседатели: кто из вас никогда не был его соучастником? Нам ли его осуждать?
Один мудрец как-то сказал: что может быть выше справедливости? И сам же ответил: милосердие. Еще и еще раз прошу вас: да будет ваш вердикт: виновен, но заслуживает снисхождения!
Приложение. Несколько слов о разделе обвинения, озаглавленном «Что делать, или три выхода из могилы».
Со стороны г-на Ваняна было весьма благородно дать обвиняемому шанс исправиться – не задача обвинителя предлагать выходы, и, согласитесь, не задача защитника их критиковать. Тем не менее, позволю себе остановиться на некоторых предложениях моего уважаемого оппонента.
«Выдвижение политических альтернатив». Вы все-таки уверены, что мы способны их выдвигать?
«Пересмотр национальных приоритетов». ОК, но... как сказал поэт: чтоб поменять приоритет, необходим АВТОРИТЕТ. У нас его до сих пор нет. «Вытеснение воинственного этноцентризма из общественного поля». ОК, но... для этого, опять-таки, необходимо иметь АВТОРИТЕТ.
Несколько слов о проблеме НКО. Г-н Ванян говорит: «проблемы НКО уже не существует». Уточним: с самого начала, когда начались погромы и хлынули беженцы, карабахский конфликт перешел из территориального конфликта в классический этноконфликт, и дело не в том, кому досталась или достанется какая-то территория, а в том, что представители двух народов, мягко говоря, «не любят» друг друга по этническому принципу.
Вы говорите – на сегодняшний день нет ни одной проблемы, которая могла бы быть решена в диалоге между армянским и азербайджанским населением Карабаха. Я не крупный спец по карабахской проблеме и могу судить о таких вещах только по аналогии с грузинско-абхазским конфликтом. Казалось бы, там тоже нет такой проблемы, но надо отдать должное поистине сизифову труду тех, кто пытался найти такую проблему. И если они так и не пришли к согласию о том, какую конкретную проблему они смогли бы решить, то побочные плоды этих обсуждений с лихвой окупили потраченное время.
И, наконец, о грузинах. Вы пишите: «Нам нужно посмотреть на себя глазами грузин, нам нужна их оценка, их совет». Грузины, конечно, хорошие ребята, но я бы на вашем месте не возлагал бы слишком большие надежды на грузин – по большому счету, ваши проблемы нам все-таки до лампочки.
Конец доклада.
Председатель, обращаясь ко всем, предлагает задавать вопросы Ответчику.
Артавазд Баятян: Всем хорошо известная мать Тереза неоднократно говорила - "Я никогда не пойду на митинг мира потому что именно это есть начало войны". Без участия мировых стран лидеров нигде в мире не может быть войн тем более миротворческих процессов, ведь они обладают бесконтрольным потоком финансов, оружия с помощью чего они осуществляют свою геополитику. Не так ли? Вам не кажется, что те, кто финансируют этнические войны, также финансируют и миротворческую деятельность?
Эмиль Адельханов: Нет, не кажется.
Кто считает аргументы и взгляд Истца более обоснованными?
За – 13
Против –11
Воздержавшихся - 1
Председатель: Голосование показывает, что критика гражданской миротворческой деятельности вовсе не является беспочвенной. Спасибо всем.
Во-первых, мне непросто будет защищать моего подзащитного после столь тяжких обвинений, которые предъявил ему мой уважаемый оппонент.
Во-вторых, задача моя усложняется тем, что, в отличие от моего оппонента, я мало участвовал в так называемом армяно-азербайджанском диалоге и вообще мой опыт участия в миротворческом движении не столь уж велик – и в каком-то смысле это даже хорошо: может быть, это поможет мне сохранить более или менее беспристрастное отношение к диалогу и к его участникам, но, с другой стороны, я не чувствую себя достаточно компетентным, чтобы судить о некоторых конкретных эпизодах, вменяемых в вину моему подзащитному.
В-третьих, нелегко мне будет оспаривать мнение Георгия Ваняна – не только гораздо более компетентного в этих вопросах, чем ваш покорный слуга, но и моего друга и вообще большого симпатяги.
И, наконец, в-четвертых, господа – если б вы видели, на каком компьютере я печатал эту мою речь! Это же не компьютер, господа – это сволочь, тянущая из меня жилы и сокращающая дни моей жизни.
Итак, с тяжелым сердцем приступаю я к защите. Не оправдания прошу я у вас для моего подзащитного, а снисхождения. Да, мой подзащитный – миротворческое движение Южного Кавказа – не оправдал надежд, может быть, возлагавшихся на него некоторыми наивными людьми, более того: я согласен с тем, что некоторые (заметьте – отнюдь не все) дела моего подзащитного вопиют к небу (не буду вдаваться в подробности, ибо я здесь для того, чтобы защищать, а не для того, чтобы обвинять), но где то каменное сердце, которое останется безжалостным к ошибкам и заблуждениям юности и не примет во внимание обстоятельства, смягчающие вину этого молодого человека? Я прошу вас проявить милосердие и принять во внимание его несчастное детство, его дурную наследственность: вы только представьте себе, из какого дерьма он появился на свет и в каком дерьме он рос – и я уверен, что вердикт ваш будет: виновен, но заслуживает снисхождения.
Вы скажете: он уже не ребенок, ему уже как минимум 20 лет. Но господа, 20 лет – это не возраст, в 20 лет многие мои бывшие одноклассники у нас в Тбилиси только научились самостоятельно завязывать шнурки на ботинках. Вы скажете – он не похож на юношу, он позиционирует себя как вполне респектабельный господин? Вы правы – нет в нем юношеского задора, но вы же знаете, господа – бывают такие старообразные юноши. И вы, наверное, заметили, что старообразные юноши как раз часто бывают инфантильными. Я обратил ваше внимание на его возраст не только для того, чтоб вы прониклись состраданием к юности подсудимого, но и чтобы сказать: он не безнадежен, у него еще всё впереди! И мы еще увидим, каких успехов он добьется, когда возмужает, каким молодцом он станет через 20 лет, а не через 20, так через 120 или 220 – но непременно станет!
Да, мой подзащитный виновен, но не злонамерен. В чем конкретно обвиняет его г-н Ванян? В том, что он проел денежки, добытые тяжким трудом европейских, алабамских и прочих налогоплательщиков? Но, господа, я уверен, что он безукоризненно отчитался в каждой трудовой их копейке и ни одна из них не была потрачена мимо бюджета проекта. Да, много шашлыков было съедено, много вин выпито – но в рамках проектов, согласованных с донорами. Вы можете обвинить его в расточительности, но не в злостной растрате. (Кстати, о винах: лично я считаю, что они не всегда были достаточно тонкими для самого взыскательного вкуса – но это уже тема для отдельного иска.) В том, что деньги эти были потрачены без особого толку? Но что значит «без особого толку»? Я позволю себе привести слова одного из величайших математиков современности, крупнейшего специалиста по теории чисел, академика И. М. Виноградова. Когда у него спросили, какую пользу приносит теория чисел (а было это когда еще никто не знал, что эта теория ляжет в основу послевоенной вычислительной математики), он ответил: «Большую пользу. Мне, например, она позволяет в течение 20-ти лет кормить семью из пяти человек». Вспомните хотя бы о верных шоферах, годами возивших участников наших диалогов через границы – а ведь у каждого из них есть семья! Но этим, конечно, далеко не исчерпывается польза от этого неправительственного диалога. На основных его достижениях я остановлюсь в конце моего выступления, а пока что отвечу на основные обвинения г-на Ваняна.
Г-н Ванян обвиняет нас в том, что мы работаем для галочки. Да, зачастую мы работает для галочки. А он, может быть, думает, что если бы не для галочки, то все конфликты были бы уже разрешены?
Что, собственно, инкриминирует моему подзащитному г-н Ванян? Что за 20 лет конфликт так и не урегулирован? А позвольте спросить – какой конфликт и когда был урегулирован в результате деятельности неправительственных организаций? Ирландский, палестинский? А ведь над их урегулированием работают целые сети неправительственных организаций – местных и международных. Можно ли сказать, что кипрский конфликт урегулирован, если Турецкую Республику Северного Кипра до сих пор не признал никто, кроме Турции, Абхазии и Нахичеванской Автономной Республики?
Мой оппонент говорит, что «гражданские организации не предлагают инициативы». Но вы же не можете упрекнуть меня в том, что я до сих пор не предложил никому замка в Провансе или хотя бы арабского жеребца. Чтобы что-то предлагать, надо это что-то иметь. Г-н Ванян говорит: «Вы должны это сделать, если вы такие развитые». С чего он взял, что мы «такие развитые»? Только потому, что мы сами так считаем? Нехорошо смеяться над больными людьми, г-н Ванян!
Он спрашивает: «Почему мы живем в страхе?» Но это обвинение и вовсе бьет мимо цели. На самом деле мы, участники гражданского диалога, вовсе не боимся возобновления войны – или, во всяком случае, не так уж и боимся – или, скажем так, не все боимся. Посмотрите, как браво мы перенесли возобновление грузинско-осетинского вооруженного конфликта. Кто-нибудь из нас умер от возмущения? (Более того, через месяц один из нас сказал другому: «А признайся, радостно забилось сердце, когда узнал, что наши уже в Цхинвали?»)
Если уж говорить о страхах – да, у нас есть страхи, но это не те страхи. У многих из нас до сих пор есть страх оторваться от народа. И это вполне обоснованный страх: страшно далеки мы от народа, и это единственное, в чем мы похожи на декабристов. Мы не можем найти общего языка ни с нашими ура-патриотами, ни с нашими обывателями. Иными словами – мы маргиналы, господа, и мы это знаем, потому так не любим выходить на площадь. Лично я вышел на площадь с миротворческими намерениями один раз – на площадь Руставели в день, когда сильно запахло порохом на ингурской границе – было похоже, что наши вот-вот приступят к «операции по наведении конституционного порядка» в Абхазии (правда, тогда, в отличие от августа 2008 г., наши еще не употребляли эту путинскую формулировку). С нами были несколько славных молодых ребят студентов сухумского университета in exile и еще 3 женщины – в частности, Марина Элбакидзе – и это всё! Мы обклеили памятник Руставели плакатами «Нет войне!» - но прохожие шли себе по своим делам, и никому не было дела ни до плакатов, ни до войны. И мы еще раз убедились, что мы маргиналы.
Есть и еще один подспудный страх – по крайней мере, у некоторых из нас: страх, что в один прекрасный день после всех этих тусовок тебя объявят шпионом – как в Тбилиси объявили Лиру Цховребову, а до того в Цхинвали Алана Парастаева. Я думаю, Геворк Тер-Габриэлян тоже мог бы кое-что рассказать на эту тему. И не только он.
И, несмотря на это, диалог не прерывался в течение 20 лет, и одно это уже заслуживает всяческого уважения. Да, мы, может быть, мало сделали (на самом деле не так уж мало), но в чем нас действительно нельзя упрекнуть – в отсутствии настойчивости. И Георгий, на собственной шкуре неоднократно испытавший, что такое остракизм – лучший тому пример. Если ему так не нравится гражданский диалог и миротворческое движение – тогда почему он не бросил всё к чертовой матери? Значит, мой подзащитный – не такой уж законченный негодяй, значит, есть в нем что-то хорошее, хотя бы отчасти искупающее все недостатки и неудачи? Об этом я еще скажу в конце доклада, а пока что скажу еще пару слов об объективных обстоятельствах, смягчающих его вину.
С самого начала в нашем миротворческом движении было что-то искусственное. Мы изучали это дело по специальной литературе, которую никто, кроме нас, читать не станет ни за какие коврижки, и наблатыкались так, что даже сами стали писать такие брошюры. Иначе говоря, мы сразу стали профессионалами. А ведь миротворчество – занятие не для профессионалов. Профессиональный пацифист – это contradictio in adjecto. Самое лучшее пацифистское стихотворение написала не классик пацифизма Берта фон Зутнер, а Марина Цветаева, чье имя не фигурирует ни в какой специальной литературе. Да, мы стали профессионалами – и при этом до сих пор даже не смогли выработать языка, на котором можно было осмысливать и описывать всё наблюдаемое: мы до сих пор изъясняемся на жуткой смеси из лексики советского интернационализма и наших национал-активистов и патриотических историков, густо заправленной международным жаргоном (с такими словами, как «трансформация конфликта» и «акторы»). При этом мы до сих пор не договорились между собой, как называть, напр., границу по Ингури – скажем, для грузин это «административная граница», а для абхазов? И между чем и чем это граница – между Грузией и Абхазией? Быть обреченными писать и мыслить на таком языке – и после этого нас еще можно в чем-то обвинять? Слава Богу, что есть еще и нормальный человеческий язык, на котором мы и говорим друг с другом на наших тусовках.
Мы годами пытались выжать из себя какие-то инициативы и идеи, преодолевая всяческие комплексы, и писали рекомендации, зная, что наши официальные мыслители и стратеги, а также неофициальные народные мстители из лесного штаба их не читают и в любой момент могут преподнести нам сюрприз – писали для очистки совести. И выдохлись – это естественно. И после этого нас еще можно в чем-то обвинять?
И скажи мне, Георгий – было бы лучше, чтоб этого всего вообще не было? Давайте устроим мысленный эксперимент: представим себе, что было бы, если бы и не начинали этого процесса – лучше было бы, или хуже? И что будет, если этот процесс сегодня и кончится – лучше будет или хуже?
Положа руку на сердце, можно сказать, что какая-то польза от всего этого все-таки была. Мы не добились разрешения конфликтов, но, как говорят ученые, отрицательный результат – тоже результат (или, как говорил один покойный доктор, отрицательный резус – тоже резус): мы не показали, какие действия приводят к разрешению конфликта, зато показали, какие действия не могут привести к его разрешению – а это тоже чего-нибудь стоит.
Мы не добились разрешения конфликтов, но в процессе этого диалога нам удалось создать атмосферу, способствовавшую решению множества частных, т. н. «мелких» проблем конкретных людей, и для меня это в 100 раз важнее, чем все эти масштабные акции, которые и в самом деле проводятся для галочки.
Приведу только один пример. В Тбилиси скончался сухумский беженец, и надо сообщить его дочери, когда он умер и где похоронен. Я звоню в Сухуми Баталу Кобахии. Если бы мы с ним были друг для друга просто именем и фамилией, он бы, может быть, и не стал бы реагировать на звонок из вражеской столицы – мало ли какой провокации можно оттуда ожидать. Но я говорю: «Батал, голубчик, такая история, надо помочь». И Батал помог. По своему обыкновению, поворчал, конечно, но помог.
Я уж не говорю о том, что эти встречи позволили многим из нас преодолеть предубеждения и стереотипы, да и просто расширить свой кругозор. А главное – во всяком случае, для меня – дали шанс познакомиться и подружиться с замечательными, интересными людьми – а это чего-нибудь да стоит. А иногда и дали шанс проявить гражданское мужество и показать пример другим, поколебать чьи-то представления о том, что нация юбер алесс. Вы представляете, что было бы, если у нас не было ни одного такого примера?
Не знаю, удалось ли мне преодолеть ваше предубеждение к моему подзащитному, но загляните в свои сердца, господа присяжные заседатели: кто из вас никогда не был его соучастником? Нам ли его осуждать?
Один мудрец как-то сказал: что может быть выше справедливости? И сам же ответил: милосердие. Еще и еще раз прошу вас: да будет ваш вердикт: виновен, но заслуживает снисхождения!
Приложение. Несколько слов о разделе обвинения, озаглавленном «Что делать, или три выхода из могилы».
Со стороны г-на Ваняна было весьма благородно дать обвиняемому шанс исправиться – не задача обвинителя предлагать выходы, и, согласитесь, не задача защитника их критиковать. Тем не менее, позволю себе остановиться на некоторых предложениях моего уважаемого оппонента.
«Выдвижение политических альтернатив». Вы все-таки уверены, что мы способны их выдвигать?
«Пересмотр национальных приоритетов». ОК, но... как сказал поэт: чтоб поменять приоритет, необходим АВТОРИТЕТ. У нас его до сих пор нет. «Вытеснение воинственного этноцентризма из общественного поля». ОК, но... для этого, опять-таки, необходимо иметь АВТОРИТЕТ.
Несколько слов о проблеме НКО. Г-н Ванян говорит: «проблемы НКО уже не существует». Уточним: с самого начала, когда начались погромы и хлынули беженцы, карабахский конфликт перешел из территориального конфликта в классический этноконфликт, и дело не в том, кому досталась или достанется какая-то территория, а в том, что представители двух народов, мягко говоря, «не любят» друг друга по этническому принципу.
Вы говорите – на сегодняшний день нет ни одной проблемы, которая могла бы быть решена в диалоге между армянским и азербайджанским населением Карабаха. Я не крупный спец по карабахской проблеме и могу судить о таких вещах только по аналогии с грузинско-абхазским конфликтом. Казалось бы, там тоже нет такой проблемы, но надо отдать должное поистине сизифову труду тех, кто пытался найти такую проблему. И если они так и не пришли к согласию о том, какую конкретную проблему они смогли бы решить, то побочные плоды этих обсуждений с лихвой окупили потраченное время.
И, наконец, о грузинах. Вы пишите: «Нам нужно посмотреть на себя глазами грузин, нам нужна их оценка, их совет». Грузины, конечно, хорошие ребята, но я бы на вашем месте не возлагал бы слишком большие надежды на грузин – по большому счету, ваши проблемы нам все-таки до лампочки.
Конец доклада.
Председатель, обращаясь ко всем, предлагает задавать вопросы Ответчику.
Артавазд Баятян: Всем хорошо известная мать Тереза неоднократно говорила - "Я никогда не пойду на митинг мира потому что именно это есть начало войны". Без участия мировых стран лидеров нигде в мире не может быть войн тем более миротворческих процессов, ведь они обладают бесконтрольным потоком финансов, оружия с помощью чего они осуществляют свою геополитику. Не так ли? Вам не кажется, что те, кто финансируют этнические войны, также финансируют и миротворческую деятельность?
Эмиль Адельханов: Нет, не кажется.
ИТОГИ ГОЛОСОВАНИЯ
Кто считает аргументы и взгляд Истца более обоснованными?
За – 13
Против –11
Воздержавшихся - 1
Председатель: Голосование показывает, что критика гражданской миротворческой деятельности вовсе не является беспочвенной. Спасибо всем.