# Ануш
Молодой служащий отеля сказал по-русски: «Вас ждут у входа». Я не спросил у юноши, кто меня ждет. Не хотел вступать с ним в диалог. По пути из зала к входу в отель мне в голову пришла тысяча мыслей. Кто меня ждет? Кто может прийти ко мне? Ануш? Ведь до отъезда я написал Ануш, как минимум, 12 писем прося и требуя, чтобы она не приходила в отель. Потом ее будут допрашивать. Если бы ее близкие узнали об этой встрече, они могли бы ее отругать. В «Гугарке» была другая ситуация. Там были десятки таких девушек, как Ануш. Но даже там я был осторожен. Старался, чтобы окружающие не узнали о том, как мы относимся друг к другу. Здесь не лагерь. Приход Ануш в отель, для того, чтобы встретиться с парнем, приехавшим из вражеской страны, был однозначно опасен. Поэтому я несколько раз просил ее не приходить в отель. И она обещала мне не приходить. Может, это не Ануш. Это мог быть один из местных журналистов, с которым я познакомился на какой-то из конференций. Он узнал о моем участии в мероприятии и захотел встретиться. Нет, журналисты обычно заходят прямо в конференц-зал. Может, меня хотят втянуть в провокацию? Охранников не было видно. Где-то отдыхали. Может, предупредить их о том, что я выхожу? Все может случиться...
Тысяча мыслей пронеслась у меня в голове, пока я шел к выходу из отеля. Открыв дверь, я вышел на улицу. Перед отелем, спиной к двери стояла девушка и смотрела в одну точку. Я узнал девушку, стоящую спиной к отелю. Это была Ануш. Она повернулась на звук открываемой двери и увидела меня. Она так искренне улыбнулась, что рот ее растянулся до ушей. Потом она бросилась ко мне и обвила мою шею руками. В руке у нее был целлофановый кулек, но это не помешало ей крепко обнять меня. За всю мою жизнь по мне никто так не скучал. Никто не обнимал меня так крепко, от сердца, со всей силой, всеми мышцами. От ее шеи, видневшейся в небольшом разрезе, исходило тепло, запах тела, который я еще помнил. Ануш вся прильнула ко мне, но я не смог ответить ей тем же. Чтобы не показаться законченным ослом, я два-три раза похлопал ее по спине. Она поцеловала меня в щеки, в шею, в лоб. Я не поцеловал Ануш. Моя холодность обеспечивала ее безопасность. Служащие отеля смотрели на нас. Они обязательно поинтересуются, кто эта девушка, обнимающая гражданина вражеской страны. Эта теплая встреча могла вызвать раздражение. Ванадзор, хотя и город, но все же провинция. Я контролировал себя. Ануш же, влюбленная девушка, сильно рисковала. В тот день я понял, что в любви женщина более самоотверженна, она в любой ситуации делает шаг, готова сделать все ради любви. Искренне сказать такое о мужчинах нельзя. Она безостановочно говорила мне теплые, хорошие слова. Я же стоял с холодным лицом, не раскрывал рта, словно памятник коммунистам. Наверное, она заранее готовилась, планировала, как обнимет меня, какие слова скажет. Шел снег. Снег торжественно делился своей магией с улицей, домами, прохожими. Я никогда в жизни не видел такого ослепительно белого, с куражом падающего снега. На Ануш была синяя шапка. Шея ее была обмотана синим шарфом. Я начал разговор с шапки и шарфа:
- Эта шапка, этот шарф очень тебе идут.
- Спасибо. Я боялась, что тебе не понравится. Наира привезла мне из Польши.
Я не спросил, кто такая Наира.
- Зачем ты пришла?
- Не то что, мне надо было видеть тебя. Я хотела показать себе, что не откажусь от возможности увидеть тебя, что готова на все ради этого.
- Это опасно. Ты обнимаешь врага посреди улицы. Пришла в отель, чтобы встретиться. Потом тебя будут допрашивать. Будут прослушивать телефон. Проверять почту. Тебя будут мучать.
- Знаю, но я должна была прийти сюда. По-другому и быть не могло. Если бы не пришла, мне было бы неспокойно. Не сердись.
Да, у нее на все были готовы ответы. Я вышел из конференц-зала прямо на улицу, без куртки, с непокрытой головой.
- Ты замерзнешь. Пойди оденься. Я здесь подожду.
- Не беспокойся. Все равно я не могу долго задерживаться.
- Здесь поблизости есть кафе. Мы можем пойти туда и выпить кофе.
- Нет, это невозможно. Я не могу никуда пойти без охранников. Запрещено. Я писал тебе об этом.
Я понял, что она заранее все продумала, рассчитала каждое свое движение, каждое слово.
- Я готова пойти куда угодно. Ничего, никого не боюсь.
- Я беспокоюсь за тебя.
- Ты поправился. Я думала, что увижу тебя худым.
- Зимой я всегда немного поправляюсь.
Она легонько ударила меня по щеке, как может ударить любящий человек своего любимого. Хотела снова обнять меня. Я не позволил. Она делала все просто и открыто. Это потому, что она еще не научилась уловкам, которые помогают женщинам скрывать свои истинные чувства. Она вступила в открытую борьбу.
- Если охранники станут меня допрашивать, я расскажу им все, как есть.
- Это безумие.
Ануш была очень близко. Я мог бы дотронуться до ее губ, щек, носа, бровей. Но в этой близости было безграничное расстояние.
Двери отеля открылись. Вышел охранник. Мы потеряли нить разговора. Нам и так было трудно говорить. Появление охранника еще больше все испортило. Мы помолчали. Охранник закашлял. Этот кашель был для меня знаком вернуться в отель. Я повернулся к нему и пальцами показал «еще две минуты». Он кивнул в знак согласия. Мы с Ануш стояли друг напротив друга. Вышедший на улицу охранник обломал ее настроение. Лицо Ануш стало убийственно грустным. Она мгновенно почувствовала тяжесть нашего положения. Выход охранника на улицу показал ей пропасть между нами. Эта пропасть была наполнена враждебностью, войной, ненавистью, пленными, заложникиками, продолжающейся неопределенностью, каждую неделю, каждый день нарушаемым режимом прекращения огня...
Она грустно смотрела мне прямо в глаза. Это был странный взгляд, он был дольше, чем было возможно. В ее долгом взгляде отражались, веками неизменные, женская природа, женская самоотверженность, инстинкт самопожертвования. У каждой женщины бывает день, когда она смотрит таким взглядом, и горе мужчине, который встречается с таким взглядом.
- Ты должна уйти.
- Я не могу.
- Соберись с силами.
- Я не уйду. Ты уходи, ты легко одет. Заболеешь. Я принесла тебе подарок. Прошу, открой, когда будешь дома.
Oна дала мне пакет, который держала в руке. Я взял пакет и сухо сказал «спасибо». Повернулся и вошел в отель. А Ануш осталась на улице, под падающим с куражом снегом. Это была наша последняя встреча. Спустя три месяца я, крепко выпив в Тбилиси, позвонил Ануш. Мы не смогли поговорить. Связь была очень плохая. Ужасно. Я, под воздействием выпивки, сказал: «Ануш, я люблю тебя больше жизни». А она все кричала: «Что? Что говорите? Кто говорит?...».
x x x
Я не вернулся в конференц-зал. Поднялся в свою комнату. И сделал то, чего не могу простить себе до сих пор. Ануш просила меня посмотреть подарок дома. Рожденные страхом подозрение, беспокойство, и простое любопытство заставили меня открыть коробку. В ореоле ее самоотверженности тот мой поступок был подлостью. Было бессовестно в ответ на такую чистоту открывать коробку с мыслью, что «это может быть провокация». Она, презрев любую опасность, пришла прямо в отель, чтобы увидеть меня. Она была готова пойти на все, на что угодно. А я открывал коробку в отеле, с любопытством: «надо узнать что там внутри». Я не выполнил просьбу Ануш посмотреть подарок, когда уже буду дома. Наверное, она долго думала, что мне подарить. Бедным девушкам очень сложно найти подарок для любимого. Бедная девушка боится, что любимый будет смеяться над этим подарком, что он ему не понравится. Может, поэтому Ануш просила открыть коробку дома. Она очень аккуратно, с любовью, перевязала коробку синей лентой. Я легко развязал ленту. Мне было грустно. Я понимал, что открывать коробку подло. Но я не мог остановиться. Подозрение, беспокойство, интерес говорили: «открой, посмотри, что в коробке». Я сухо сказал Ануш «до свидания», не обняв, не приласкав ее, и сейчас вопреки ее просьбе, открывал коробку. Наверное, Ануш вернулась домой в очень подавленном настроении. Может, она все еще гуляла по улицам. В любом случае, она ожидала другой встречи.
Я вспомнил отца одного из своих друзей по армии. Когда он приходил на встречу с сыном, он приносил много еды: жареную курицу, котлеты, жареную рыбу, фрукты. Большую часть он ел сам, потом, дав сыну много советов, уезжал домой. Я стал непостижимо похож на того мужчину. Отец поедая принесенную из дома жареную курицу, котлеты, жареную рыбу, напутствовал сына - верно служить родине, выполнять приказы командиров. Он надоедал сыну длинными разговорами о своей службе в армии. Выкуривал две пачки сигарет. Наливал в стакан и выпивал принесенную в термосе водку. Пьянел и грустил. Все время обнимал и целовал сына, говорил, что гордится им. Того мужчину знали все солдаты, офицеры. Каждый, увидев его, улыбался. Потому что каждый знал, что большую часть принесенной для сына еды мужчина съедает сам. На эту тему было придумано много анекдотов. Моему сослуживцу было стыдно за отца. Он не радовался, когда отец приходил с ним увидеться. Наоборот, каждая встреча с отцом была для моего сослуживца тяжелой обязанностью.
В коробке, перевязанной синей лентой, была книга и сувенир. Книга - воспоминания Андре Моруа. Несмотря на то, что позже я несколько раз, очень внимательно перечитал воспоминания Андре Моруа, я не смог понять, почему Ануш подарила мне именно эту книгу. В воспоминаниях Андре Моруа я искал связь, потайной смысл. Андре Моруа мой любимый писатель, но, несмотря на это, я не смог найти никакой связи или кода, ведущего к нашим с Ануш отношениям. А сувенир – два целующихся белых голубя на четырехугольном камне. Вернувшись домой, я поставил сувенир у зеркала. Целующиеся голуби напоминали похожие на голубиные крылья руки Ануш...
В дверь постучали. Это был Артур. В мероприятии был объявлен перерыв. После перерыва я должен был выступить на тему размещения в прессе информации о пленных и заложниках. Исключительно ради гонорара. Вместе с Артуром я спустился вниз в конференц-зал. Выпил две чашки черного кофе...
Тысяча мыслей пронеслась у меня в голове, пока я шел к выходу из отеля. Открыв дверь, я вышел на улицу. Перед отелем, спиной к двери стояла девушка и смотрела в одну точку. Я узнал девушку, стоящую спиной к отелю. Это была Ануш. Она повернулась на звук открываемой двери и увидела меня. Она так искренне улыбнулась, что рот ее растянулся до ушей. Потом она бросилась ко мне и обвила мою шею руками. В руке у нее был целлофановый кулек, но это не помешало ей крепко обнять меня. За всю мою жизнь по мне никто так не скучал. Никто не обнимал меня так крепко, от сердца, со всей силой, всеми мышцами. От ее шеи, видневшейся в небольшом разрезе, исходило тепло, запах тела, который я еще помнил. Ануш вся прильнула ко мне, но я не смог ответить ей тем же. Чтобы не показаться законченным ослом, я два-три раза похлопал ее по спине. Она поцеловала меня в щеки, в шею, в лоб. Я не поцеловал Ануш. Моя холодность обеспечивала ее безопасность. Служащие отеля смотрели на нас. Они обязательно поинтересуются, кто эта девушка, обнимающая гражданина вражеской страны. Эта теплая встреча могла вызвать раздражение. Ванадзор, хотя и город, но все же провинция. Я контролировал себя. Ануш же, влюбленная девушка, сильно рисковала. В тот день я понял, что в любви женщина более самоотверженна, она в любой ситуации делает шаг, готова сделать все ради любви. Искренне сказать такое о мужчинах нельзя. Она безостановочно говорила мне теплые, хорошие слова. Я же стоял с холодным лицом, не раскрывал рта, словно памятник коммунистам. Наверное, она заранее готовилась, планировала, как обнимет меня, какие слова скажет. Шел снег. Снег торжественно делился своей магией с улицей, домами, прохожими. Я никогда в жизни не видел такого ослепительно белого, с куражом падающего снега. На Ануш была синяя шапка. Шея ее была обмотана синим шарфом. Я начал разговор с шапки и шарфа:
- Эта шапка, этот шарф очень тебе идут.
- Спасибо. Я боялась, что тебе не понравится. Наира привезла мне из Польши.
Я не спросил, кто такая Наира.
- Зачем ты пришла?
- Не то что, мне надо было видеть тебя. Я хотела показать себе, что не откажусь от возможности увидеть тебя, что готова на все ради этого.
- Это опасно. Ты обнимаешь врага посреди улицы. Пришла в отель, чтобы встретиться. Потом тебя будут допрашивать. Будут прослушивать телефон. Проверять почту. Тебя будут мучать.
- Знаю, но я должна была прийти сюда. По-другому и быть не могло. Если бы не пришла, мне было бы неспокойно. Не сердись.
Да, у нее на все были готовы ответы. Я вышел из конференц-зала прямо на улицу, без куртки, с непокрытой головой.
- Ты замерзнешь. Пойди оденься. Я здесь подожду.
- Не беспокойся. Все равно я не могу долго задерживаться.
- Здесь поблизости есть кафе. Мы можем пойти туда и выпить кофе.
- Нет, это невозможно. Я не могу никуда пойти без охранников. Запрещено. Я писал тебе об этом.
Я понял, что она заранее все продумала, рассчитала каждое свое движение, каждое слово.
- Я готова пойти куда угодно. Ничего, никого не боюсь.
- Я беспокоюсь за тебя.
- Ты поправился. Я думала, что увижу тебя худым.
- Зимой я всегда немного поправляюсь.
Она легонько ударила меня по щеке, как может ударить любящий человек своего любимого. Хотела снова обнять меня. Я не позволил. Она делала все просто и открыто. Это потому, что она еще не научилась уловкам, которые помогают женщинам скрывать свои истинные чувства. Она вступила в открытую борьбу.
- Если охранники станут меня допрашивать, я расскажу им все, как есть.
- Это безумие.
Ануш была очень близко. Я мог бы дотронуться до ее губ, щек, носа, бровей. Но в этой близости было безграничное расстояние.
Двери отеля открылись. Вышел охранник. Мы потеряли нить разговора. Нам и так было трудно говорить. Появление охранника еще больше все испортило. Мы помолчали. Охранник закашлял. Этот кашель был для меня знаком вернуться в отель. Я повернулся к нему и пальцами показал «еще две минуты». Он кивнул в знак согласия. Мы с Ануш стояли друг напротив друга. Вышедший на улицу охранник обломал ее настроение. Лицо Ануш стало убийственно грустным. Она мгновенно почувствовала тяжесть нашего положения. Выход охранника на улицу показал ей пропасть между нами. Эта пропасть была наполнена враждебностью, войной, ненавистью, пленными, заложникиками, продолжающейся неопределенностью, каждую неделю, каждый день нарушаемым режимом прекращения огня...
Она грустно смотрела мне прямо в глаза. Это был странный взгляд, он был дольше, чем было возможно. В ее долгом взгляде отражались, веками неизменные, женская природа, женская самоотверженность, инстинкт самопожертвования. У каждой женщины бывает день, когда она смотрит таким взглядом, и горе мужчине, который встречается с таким взглядом.
- Ты должна уйти.
- Я не могу.
- Соберись с силами.
- Я не уйду. Ты уходи, ты легко одет. Заболеешь. Я принесла тебе подарок. Прошу, открой, когда будешь дома.
Oна дала мне пакет, который держала в руке. Я взял пакет и сухо сказал «спасибо». Повернулся и вошел в отель. А Ануш осталась на улице, под падающим с куражом снегом. Это была наша последняя встреча. Спустя три месяца я, крепко выпив в Тбилиси, позвонил Ануш. Мы не смогли поговорить. Связь была очень плохая. Ужасно. Я, под воздействием выпивки, сказал: «Ануш, я люблю тебя больше жизни». А она все кричала: «Что? Что говорите? Кто говорит?...».
x x x
Я не вернулся в конференц-зал. Поднялся в свою комнату. И сделал то, чего не могу простить себе до сих пор. Ануш просила меня посмотреть подарок дома. Рожденные страхом подозрение, беспокойство, и простое любопытство заставили меня открыть коробку. В ореоле ее самоотверженности тот мой поступок был подлостью. Было бессовестно в ответ на такую чистоту открывать коробку с мыслью, что «это может быть провокация». Она, презрев любую опасность, пришла прямо в отель, чтобы увидеть меня. Она была готова пойти на все, на что угодно. А я открывал коробку в отеле, с любопытством: «надо узнать что там внутри». Я не выполнил просьбу Ануш посмотреть подарок, когда уже буду дома. Наверное, она долго думала, что мне подарить. Бедным девушкам очень сложно найти подарок для любимого. Бедная девушка боится, что любимый будет смеяться над этим подарком, что он ему не понравится. Может, поэтому Ануш просила открыть коробку дома. Она очень аккуратно, с любовью, перевязала коробку синей лентой. Я легко развязал ленту. Мне было грустно. Я понимал, что открывать коробку подло. Но я не мог остановиться. Подозрение, беспокойство, интерес говорили: «открой, посмотри, что в коробке». Я сухо сказал Ануш «до свидания», не обняв, не приласкав ее, и сейчас вопреки ее просьбе, открывал коробку. Наверное, Ануш вернулась домой в очень подавленном настроении. Может, она все еще гуляла по улицам. В любом случае, она ожидала другой встречи.
Я вспомнил отца одного из своих друзей по армии. Когда он приходил на встречу с сыном, он приносил много еды: жареную курицу, котлеты, жареную рыбу, фрукты. Большую часть он ел сам, потом, дав сыну много советов, уезжал домой. Я стал непостижимо похож на того мужчину. Отец поедая принесенную из дома жареную курицу, котлеты, жареную рыбу, напутствовал сына - верно служить родине, выполнять приказы командиров. Он надоедал сыну длинными разговорами о своей службе в армии. Выкуривал две пачки сигарет. Наливал в стакан и выпивал принесенную в термосе водку. Пьянел и грустил. Все время обнимал и целовал сына, говорил, что гордится им. Того мужчину знали все солдаты, офицеры. Каждый, увидев его, улыбался. Потому что каждый знал, что большую часть принесенной для сына еды мужчина съедает сам. На эту тему было придумано много анекдотов. Моему сослуживцу было стыдно за отца. Он не радовался, когда отец приходил с ним увидеться. Наоборот, каждая встреча с отцом была для моего сослуживца тяжелой обязанностью.
В коробке, перевязанной синей лентой, была книга и сувенир. Книга - воспоминания Андре Моруа. Несмотря на то, что позже я несколько раз, очень внимательно перечитал воспоминания Андре Моруа, я не смог понять, почему Ануш подарила мне именно эту книгу. В воспоминаниях Андре Моруа я искал связь, потайной смысл. Андре Моруа мой любимый писатель, но, несмотря на это, я не смог найти никакой связи или кода, ведущего к нашим с Ануш отношениям. А сувенир – два целующихся белых голубя на четырехугольном камне. Вернувшись домой, я поставил сувенир у зеркала. Целующиеся голуби напоминали похожие на голубиные крылья руки Ануш...
В дверь постучали. Это был Артур. В мероприятии был объявлен перерыв. После перерыва я должен был выступить на тему размещения в прессе информации о пленных и заложниках. Исключительно ради гонорара. Вместе с Артуром я спустился вниз в конференц-зал. Выпил две чашки черного кофе...