# Армяне должны покинуть район
Человек в военных брюках был похож на интеллигента. Если бы он сменил военные брюки на гражданские, я бы принял его за учителя литературы. В то время очень популярны были фильмы о карате. В райцентре в 3-4 местах были открыты видео-залы. Все - от мала до велика часами сидели в видео-залах и смотрели фильмы о карате, боевики. Многие прогуливали школу и шли учить приемы карате. Все зажглись этим. Также и бездельники-хулиганы из восьмилетки. Я никогда не проявлял интерес к карате. Фильмы смотрел, но мне и в голову не приходило изучать приемы карате. Может, поэтому я был самым пассивным в команде. Ребята, как каратисты, издавали кошачьи звуки, садились на шпагат, и при возможности, применяли на шедших впереди армянах заученные приемы. В этом смысле я был пассивен. Кроме того, в ушах постоянно звучали голоса ждущих дома хлеба матери, сестры, брата. Я пишу это не для того, чтобы оправдаться. Просто, описываю все, что было. Несколько раз я подумывал вернуться домой. Но, как отметил выше, моя любовь к приключениям взяла верх над долгом. Я должен был отнести домой хлеб, я понимал это, но что поделать, желание узнать, чем все это закончится, не давало мне вернуться домой.
Между ребятами, учившимися в восьмилетке, и ребятами нашей школы, всегда была вражда. Ребята из восьмилетки смотрели на ребят из нашей школы как на «маменькиных сынков», «сладкоежек». При любой возможности бездельники и хулиганы из восьмилетки обижали наших ребят, отбирали у них и рвали книги и тетради, пачкали одежду. Учителя в нашей школе были настоящими советскими учителями: простые, чистые, далекие от спекулянтства, бедные, не думающие о деньгах. А учителя в восьмилетке были настоящими капиталистами: на каникулах они ездили в Россию торговать фруктами, после занятий играли на гармони, пели, выступали в качестве тамады на свадьбах в районе, зарабатывали другими способами, хорошо одевались, высокомерно держались.
Сейчас, несмотря на то, что мы находились в одной команде, ребята из восьмилетки часто задевали меня: «поздно не возвращайся домой», «отец тебя побьет», «заболеешь», «завтра тебя не пустят в школу»… Устав от этих шпилек, я сделал то, о чем сожалею до сих пор. Я шел в самом конце. Обойдя шествие, пошел вперед. Тайком от человека в военной одежде, я ногой ударил сзади старого армянина. Я впервые в жизни ударил взрослого человека…
Заслышав шум, люди выходили из домов на улицу и смотрели на армян, которых мы вели. Пожилые армяне, идя впереди группы, искали среди вышедших на улицу людей знакомые лица. Но со знакомых лиц исчезло выражение сочувствия и милосердия. Остановить процесс, восстановить прежнюю спокойную совместную жизнь было уже невозможно. Все стремительно уходило, исчезало. Всего через 3-4 года райцентр будет разрушен. Школы, больницы, детские сады, дома. Все…
Идя по центральной улице, мы дошли до здания райкома. Отделившиеся от нас команды дошли сюда раньше. Они ждали нас. Члены трех команд поздоровались друг с другом. Как будто друг друга приветствовали Белорусский и Украинский фронты. Всех приведенных армян собрали в одном месте. Один из людей в военных брюках зашел в здание райкома. Человек в военных брюках вернулся через 15 минут с мужчиной в костюме и галстуке. Этот мужчина был одним из руководителей района. Начались переговоры. Собравшиеся требовали, чтобы армяне тотчас же покинули район. Человек в военных брюках, показав на нас, сказал: «Я еле удержал их». Из здания райкома вышло пять милиционеров. Милиционеры приказали нам разойтись по домам. Никто не двинулся с места. Люди больше не боялись милиционеров. Милиционеры ввели армян в здание райкома. Ребята начали ругаться, кричать, свистеть, один из них даже поднял с земли кусок железа, и швырнул его в сторону здания райкома.
Человек в военных брюках и человек в черном костюме стояли на лестнице у входа в райком и громко разговаривали:
- Армяне должны покинуть район этой ночью.
- Сейчас это невозможно.
- Ребята не разойдутся. Мы будем сидеть здесь до тех пор, пока армяне не уедут из района.
- Я обещаю вам. Завтра армяне уедут.
- Кто гарантирует их безопасность? Если с ними что-то случится, в этом обвинят Народный Фронт.
- Не беспокойтесь. Уже поздно. Скажи ребятам, чтобы расходились по домам.
- До тех пор, пока армяне не уедут, мы никуда не уйдем. Не провоцируйте нас.
- Я вам обещаю. Завтра армяне уедут. Уже поздно. Расходитесь.
- Сегодня армяне отрезали уши четырем людям. Позор тем, кто удерживает армян в районе! Позор тем, у кого армяне в кумовьях!
Мы закричали: «Позор! Позор! Злодеи!». Один из ребят разбил камнем окно райкома. Из здания вышло два милиционера, но мужчина в костюме вернул их обратно. Мужчина в костюме пригласил человека в военных брюках в здание – поговорить. Человек в военных брюках сказал:
- Нам нечего скрывать от народа. Скажите здесь все, что хотите сказать.
- Расходитесь по домам. Уже поздно. Не провоцируйте нас.
- Армяне должны этой ночью покинуть район. Пока они не уедут, мы никуда отсюда не уйдем.
Собравшиеся еще больше разозлились. Некоторые предложили атаковать здание. В это время подъехала машина марки “УАЗ”. Из машины вышли русские солдаты в касках и с автоматами и выстроились на лестнице. Офицер спустил человека в военных брюках с лестницы и тихо, очень тихо приказал нам разойтись. Все смотрели друг на друга. Ситуация становилась серьезной. Офицер повторил приказ. Никто не двинулся с места. Каждый ждал, что кто-то первым подчинится приказу. Ребята с восьмилетки внимательно смотрели на меня. От меня как самого пассивного члена команды ждали, что я первый отделюсь от всех, испугаюсь и побегу. Все молчали. Если бы кто-то один отошел от группы, все бы потихоньку разошлись домой, но, от стыда никто не двигался с места.
Офицер в третий раз повторил приказ расходиться. Никто не двинулся с места. Офицер потянулся к кобуре и вытащил пистолет. Поднял руку и трижды выстрелил в воздух. Ребята закричали. Все побежали так быстро как могли. Я спрятался за декоративным кустом возле Дома культуры. Прижимая к себе хлеб, побаиваясь, выглянул из-за куста и оглядел площадь. Солдаты, взяли трех людей в военных брюках под руки и посадили их в военную машину. Солдаты были пьяны. Днем они зарезали и съели забредшего в военную часть теленка. Офицер вошел в здание райкома, а машина с солдатами и людьми в военных брюках покинула площадь в ночной тишине.
Между ребятами, учившимися в восьмилетке, и ребятами нашей школы, всегда была вражда. Ребята из восьмилетки смотрели на ребят из нашей школы как на «маменькиных сынков», «сладкоежек». При любой возможности бездельники и хулиганы из восьмилетки обижали наших ребят, отбирали у них и рвали книги и тетради, пачкали одежду. Учителя в нашей школе были настоящими советскими учителями: простые, чистые, далекие от спекулянтства, бедные, не думающие о деньгах. А учителя в восьмилетке были настоящими капиталистами: на каникулах они ездили в Россию торговать фруктами, после занятий играли на гармони, пели, выступали в качестве тамады на свадьбах в районе, зарабатывали другими способами, хорошо одевались, высокомерно держались.
Сейчас, несмотря на то, что мы находились в одной команде, ребята из восьмилетки часто задевали меня: «поздно не возвращайся домой», «отец тебя побьет», «заболеешь», «завтра тебя не пустят в школу»… Устав от этих шпилек, я сделал то, о чем сожалею до сих пор. Я шел в самом конце. Обойдя шествие, пошел вперед. Тайком от человека в военной одежде, я ногой ударил сзади старого армянина. Я впервые в жизни ударил взрослого человека…
Заслышав шум, люди выходили из домов на улицу и смотрели на армян, которых мы вели. Пожилые армяне, идя впереди группы, искали среди вышедших на улицу людей знакомые лица. Но со знакомых лиц исчезло выражение сочувствия и милосердия. Остановить процесс, восстановить прежнюю спокойную совместную жизнь было уже невозможно. Все стремительно уходило, исчезало. Всего через 3-4 года райцентр будет разрушен. Школы, больницы, детские сады, дома. Все…
Идя по центральной улице, мы дошли до здания райкома. Отделившиеся от нас команды дошли сюда раньше. Они ждали нас. Члены трех команд поздоровались друг с другом. Как будто друг друга приветствовали Белорусский и Украинский фронты. Всех приведенных армян собрали в одном месте. Один из людей в военных брюках зашел в здание райкома. Человек в военных брюках вернулся через 15 минут с мужчиной в костюме и галстуке. Этот мужчина был одним из руководителей района. Начались переговоры. Собравшиеся требовали, чтобы армяне тотчас же покинули район. Человек в военных брюках, показав на нас, сказал: «Я еле удержал их». Из здания райкома вышло пять милиционеров. Милиционеры приказали нам разойтись по домам. Никто не двинулся с места. Люди больше не боялись милиционеров. Милиционеры ввели армян в здание райкома. Ребята начали ругаться, кричать, свистеть, один из них даже поднял с земли кусок железа, и швырнул его в сторону здания райкома.
Человек в военных брюках и человек в черном костюме стояли на лестнице у входа в райком и громко разговаривали:
- Армяне должны покинуть район этой ночью.
- Сейчас это невозможно.
- Ребята не разойдутся. Мы будем сидеть здесь до тех пор, пока армяне не уедут из района.
- Я обещаю вам. Завтра армяне уедут.
- Кто гарантирует их безопасность? Если с ними что-то случится, в этом обвинят Народный Фронт.
- Не беспокойтесь. Уже поздно. Скажи ребятам, чтобы расходились по домам.
- До тех пор, пока армяне не уедут, мы никуда не уйдем. Не провоцируйте нас.
- Я вам обещаю. Завтра армяне уедут. Уже поздно. Расходитесь.
- Сегодня армяне отрезали уши четырем людям. Позор тем, кто удерживает армян в районе! Позор тем, у кого армяне в кумовьях!
Мы закричали: «Позор! Позор! Злодеи!». Один из ребят разбил камнем окно райкома. Из здания вышло два милиционера, но мужчина в костюме вернул их обратно. Мужчина в костюме пригласил человека в военных брюках в здание – поговорить. Человек в военных брюках сказал:
- Нам нечего скрывать от народа. Скажите здесь все, что хотите сказать.
- Расходитесь по домам. Уже поздно. Не провоцируйте нас.
- Армяне должны этой ночью покинуть район. Пока они не уедут, мы никуда отсюда не уйдем.
Собравшиеся еще больше разозлились. Некоторые предложили атаковать здание. В это время подъехала машина марки “УАЗ”. Из машины вышли русские солдаты в касках и с автоматами и выстроились на лестнице. Офицер спустил человека в военных брюках с лестницы и тихо, очень тихо приказал нам разойтись. Все смотрели друг на друга. Ситуация становилась серьезной. Офицер повторил приказ. Никто не двинулся с места. Каждый ждал, что кто-то первым подчинится приказу. Ребята с восьмилетки внимательно смотрели на меня. От меня как самого пассивного члена команды ждали, что я первый отделюсь от всех, испугаюсь и побегу. Все молчали. Если бы кто-то один отошел от группы, все бы потихоньку разошлись домой, но, от стыда никто не двигался с места.
Офицер в третий раз повторил приказ расходиться. Никто не двинулся с места. Офицер потянулся к кобуре и вытащил пистолет. Поднял руку и трижды выстрелил в воздух. Ребята закричали. Все побежали так быстро как могли. Я спрятался за декоративным кустом возле Дома культуры. Прижимая к себе хлеб, побаиваясь, выглянул из-за куста и оглядел площадь. Солдаты, взяли трех людей в военных брюках под руки и посадили их в военную машину. Солдаты были пьяны. Днем они зарезали и съели забредшего в военную часть теленка. Офицер вошел в здание райкома, а машина с солдатами и людьми в военных брюках покинула площадь в ночной тишине.