# Бессилие
Доброе утро!
Воспоминаниями нужно делиться вовремя. Ведь и у воспоминаний есть свои сроки хранения. Возможно, рассказы из прошлого в таком возрасте - признак слабости. Во всяком случае, для меня делиться воспоминаниями, вообще, вспоминать, легче, чем строить иллюзии, о чем-то мечтать. Моих сил хватает только на то, чтобы вспоминать. Мечтать, фантазировать - это не по мне. Никто не может запретить мне вспоминать. В мире не найдется человека, прошлое которого довлеет над ним так, как мое - надо мной. Я ничего не могу забыть. Ничего. Поэтому я чувствую себя чрезмерно старым. Как будто мне 1500 лет. Потому что я все помню. Когда я лежал в госпитале, в психиатрическом отделении, я выучил наизусть все тексты на плакатах, памятках. Нас не выпускали наружу. На окнах были железные решетки. В комнатах не включали свет, чтобы мы не покончили с собой. Потому что один псих открутил лампу и засунул палец в патрон. После этого случая в комнаты перестали подавать электричество. Лампы открутили и собрали в комнате у главврача. Потому что другой псих, разбив лампу, изрезал стеклом руки. Сволочи, они не давали нам даже покончить с собой. Держали нас в полутемных комнатах. Ножки кроватей были привинчены к полу. Потому что во время драки психи откручивали ножки кроватей и били ими друг друга по голове. Я сильно скучал в этих полутемных комнатах. Беседовать целый день с психами было невозможно. Я чувствовал, что общаясь с ними, и сам потихоньку схожу с ума. Главврач говорил, что я самый умный из сумасшедших. Главврач хорошо знал русскую литературу. Очень любил Чехова. Иногда он вызывал меня в свою комнату и угощал шоколадом. Мы по нескольку часов говорили о литературе. Он очень сожалел, что люди сейчас мало читают. Он говорил: «Мои ровесники заняты, они зарабатывают деньги, а молодые не читают книг. Я не могу найти никого, с кем можно было бы поговорить о произведении Шолохова «Тихий Дон»».
Иногда главврач по нескольку дней не приходил на работу. В те дни я особенно сильно скучал. Скучал так сильно, что учил наизусть тексты развешанных на стене объявлений, памяток, плакатов, инструкций. Я до сих пор помню эти тексты. Конечно, нехорошо держать в памяти столько ненужной информации. Но что делать, я не могу забыть вызубренных в то время в психиатрической больнице текстов объявлений, памяток, инструкций, плакатов. Помню, в тексте одного из объявлений я нашел грамматическую ошибку. Эта ошибка не давала мне покоя. Она снилась мне по ночам. Проснувшись утром, я первым делом вспоминал об ошибке в тексте. В нашем квартале жил один мужчина. Он раньше работал корректором в районной газете. Потом вышел на пенсию. Бедняга, он так был привязан к своей работе, что весь день ходил по улицам, управлениям, больницам, и искал грамматические ошибки в лозунгах, инструкциях, объявлениях. Все знали об этой его болезни. Ибо стоило ему найти ошибку в каком-то учреждении, он писал письмо руководителю того учреждения и просил исправить ошибку в том-то плакате, такой-то строчке. Все смеялись над тем мужчиной. Все издевались над ним. Люди, увидев его грустным, говорили: «Кажется, он сегодня не нашел ошибок».
Шалуны квартала специально писали на листе какой-то лозунг с большим количеством ошибок, и прикрепляли лист к воротам дома. Бывший корректор разрывал листы на клочки. Или сжигал. Он радовался, находя ошибки в плакатах, объявлениях, инструкциях на стенах управлений, больниц. Он оживал. Он не успокаивался, пока не найдет ошибку. Он не отставал от руководителей учреждений. Однажды он даже зашел в кабинет к какому-то начальнику и поругался с ним из-за неисправленной ошибки. А на другого начальника из-за неисправленной ошибки написал жалобу в Москву...
В психиатрической больнице я был в таком же положении, что и тот мужчина. Я сообщил о найденной грамматической ошибке главврачу и попросил его исправить ошибку. Он не исполнил мою просьбу. Наоборот, на две недели задержал мою выписку из больницы. Из-за одной грамматической ошибки я еще на две недели задержался в полутемной, грязной, отвратительной психушке. Теперь подумай сама, как я могу все это забыть?
Удачи.
Сеймур.
Доброе утро.
Айнур, у меня действительно нет никаких секретов. Я считаю себя очень добрым человеком, в прямом смысле этого слова. Я послушный человек. Хочу приспособиться к ситуации, добиться ближайшей цели, рассказать другим о прочитанных книгах и принести хоть немного пользы. Нет, и это не получается. Что это значит? Что мешает мне жить и работать, как это делают другие? Стоит мне только приспособиться к определенной ситуации, занять на какую-то определенную позицию, как судьба тотчас отбрасывает меня назад. Я начал бояться своей судьбы. Это очень горькая и тяжелая судьба. В мире, в котором я живу, все против меня. Из еды, которую я с аппетитом ем, вылезает или волос, или муха. Внезапно начавшие пропускать воду туфли лишают меня удовольствия от начавшегося дождя. Приготовившись пережить приятные минуты я начинаю страдать от зубной боли. Двумя часами раньше я встретил рыбака у Насиминского рынка. В перекинутом через плечо мешке барахтались, проживая свои последние минуты, рыбы. Тот рыбак был тоже против меня. Как будто неизвестная черная сила втиснула меня в черную яму и хочет там разорвать мое сердце. Я не сопротивляюсь. Хочу, чтобы эти мелкие пытки поскорее закончились. Опустив руки, я жду, когда остановится сердце. Но в самый последний момент неизвестная черная сила отпускает меня. Наутро все повторяется снова. Эти мелочи мучают меня. А самое ужасное это горький привкус во рту и немощь. Каждый день после 6-ти вечера у меня закладывает правое ухо. Я бы с удовольствием покончил с собой. Но, во-первых, не могу найти места, где можно совершить самоубийство. Во-вторых, боюсь боли и того, что, оставшись в живых, стану инвалидом. В-третьих, мы живем в такое время, что даже самоубийство потеряло свой смысл...
От бессилия у меня кружится голова. Ни о чем не могу думать. Я только чувствую свое несчастье. Я так и умру, ничего не сделав для своей мятежной души, не оставив после себя ничего полезного. Мне чего-то не хватает. Не мог сказать, чего именно не хватает. Всеми силами, всей душой я хочу принести себя в жертву. Но не могу этого сделать. Наверное, я кончу тем, что пожертвую собой ради чего-то никчемного и бессмысленного. Боже мой, мне больше 30-ти, а у меня нет даже однокомнатной квартиры. Пусть Господь поможет всем бездомным странникам!
Мне так надоела частая смена места. Уже время для того, чтобы немного отдохнуть. Так же, как взрослые участвуют в детских играх, я тоже, скучая, живу из любопытства. Я ничего не жду от будущего...
Где только я не бывал, какие только дороги не прошел! Я не буду рассказывать тебе обо всех своих приключениях, всех своих неудачах. Напишу об одном происшествии.
Да, в жизни я видел много мучений. После того, как наш район был разрушен, наша семья обосновалась в Баку, в однокомнатной квартире моей тети. В доме было всего две кровати. На одной из них спала тетя, на другой - бабушка. Я не скажу точно, сколько человек поселилось в том маленьком доме. Тебе будет сложно поверить в ту конкретную цифру, которую я могу назвать. Поэтому лучше не писать точное число. В комнате не хватало воздуха. Я спал возле двери. Когда я протягивал ноги, дверь не закрывалась. Поэтому я был вынужден всю ночь спать, согнув ноги и обняв колени. Может, поэтому я не вышел ростом. В те времена вся жизнь в городе была нарушена. Был дефицит продуктов. Плохо работал транспорт. Не было воды, газа. Свет часто отключался. Улицы, площади были завалены мусором. Развлекательные центры были закрыты. Многие видели причину всего этого в нас. Я не могу осуждать их. Будь я на их месте, наверное, тоже так бы думал. В квартале был мужчина, который часто подкалывал меня. Встречаясь со мной, он всегда говорил: «Отдали землю армянам и успокоились. Ты счастливый человек, теперь ты живешь в Баку». Я ничего не говорил. Молчал. Было неуместно что-то говорить, объяснять. Человек, имеющий хоть немного совести, даже думая так, не сказал бы этого в лицо другому человеку. Когда ребята со двора разговаривали со мной, собираясь куда-то, брали меня с собой, тот мужчина сильно сердился. Он хотел, чтобы со мной никто не разговаривал, не дружил. Однажды ребята играли на улице в футбол. Я сидел и смотрел на них. Мне предложили поиграть. Но мне была неохота. Мяч, брошенный кем-то из детей, попал в выходящее на улицу окно квартиры, в которой жил тот мужчина. Мяч, попав в железную решетку, отскочил. Стекло не разбилось. Мужчина, рассерженный, вышел на улицу и, матерясь, пошел на меня. Увидев его, я непроизвольно встал. Он два раза ударил меня кулаком в лицо. Я упал. Он начал пинать меня ногами. Я сжался. Прижав к животу колени, закрыл лицо и голову руками, молча подставил спину и почки под его пинки. Ребята закричали. Меня спасли медсестры, вышедшие из ближайшей больницы. Из носа, из разбитых губ шла кровь. Я был сильно напуган. Брюки, рубашка запачкались в пыли. Медсестры довольно долго ругали мужчину. Отвели меня во двор больницы, почистили пыль на одежде, кровь на лице. Меня била сильная дрожь. Все тело дрожало. Мне дали попить воды. Я не смог удержать стакан. Одна из медсестер придерживая рукой мою голову, другой рукой держала стакан, чтобы я мог попить воды. Потом мне дали успокоительное.
Тогда было время, когда неприкрыто проявлялись самые хорошие и самые плохие качества людей. Человек, который был в то время хорошим, никогда больше не сможет быть настолько хорошим. Человек, который в то время был плохим, никогда больше не может быть настолько плохим. Например, в квартале жила одна женщина. Она была учительницей русского языка, и несколько раз в неделю приносила нам еду. Отдавала нам старую одежду своих детей. Но самое важное она оказывала нам моральную поддержку. Я всегда с самыми добрыми чувствами вспоминаю тихий, спокойный, аристократический голос той женщины. Она была похожа на забытый в грязной и темной комнате и случайно открывшийся флакон духов.
После того случая на улице я старался меньше бывать дома, в квартале. Утром, немного поев, я выходил из дома. Целый день слонялся по улице, и возвращался домой только когда темнело, совсем выбившийся из сил. Дома ко мне очень плохо относились. За 11 дней до выпуска, я ушел из военного училища. Я убил надежды стольких беспомощных женщин - тети, бабушки, матери. Дома меня кормили нехотя. Никто со мной не разговаривал. На меня возложили даже вину за мое избиение на улице. Я никому не был нужен. В то время я начал непрестанно думать о самоубийстве. Вот так. Лучше я не буду писать об этом. Весь день я бродил по улицам. Однажды, бродя возле Насиминского рынка, я зашел в библиотеку имени Пушкина. Так я нашел отличное место, чтобы проводить время. С того дня шесть дней в неделю я уходил по утрам в библиотеку и выходил оттуда только вечером. Я мало пил, чтобы нечасто ходить в туалет. Я пользовался туалетом на рынке. Вскоре ко мне привыкли все сотрудники библиотеки. Они кормили меня днем. Я же с большой охотой выполнял все их поручения. Однажды как-то так получилось, что я починил их маленький электрический самовар. Это было настоящее чудо. Я и сам не понимаю, как починил испорченный самовар. Я читал, как зверь. Названия прочитанных произведений, их авторов, героев, я записывал в толстую тетрадь. Я переписывал в тетрадь понравившиеся цитаты. Самое главное, закончив произведение, я записывал в тетрадь первые впечатления о нем. Поэтому все прочитанные произведения остались в памяти до мельчайших деталей. И я могу как сейчас почувствовать сырой воздух библиотеки имени Пушкина. Я очень привязался к сотрудникам библиотеки. Между нами сложились доверительные отношения. До такой степени, что я уже не шел в туалет на рынке, а пользовался библиотечным. Поэтому мог пить воду, сколько хочу. Работники библиотеки часто угощали меня чаем. По возможности угощали меня конфетами, шоколадом, сдобной булочкой. Когда я возвращался вечером домой, меня не спрашивали, где я слонялся и чем занимался. Материальное положение было очень тяжелым. Мы потеряли все. Были вынуждены начать с нуля. В суматохе украли все драгоценности матери. Положение было настолько тяжелым, что мать была вынуждена отправить младшего брата и сестру в лицей в поселке Мардакян. Сестра и брат жили в лицее. Приезжали домой только по субботам. Вечером в воскресенье возвращались в лицей. В лицей их отвозил и привозил оттуда я. Каждый раз, когда я вводил их во двор лицея и сдавал учителям, меня душили слезы. Я еле сдерживался. Не хотел плакать перед детьми. В том лицее был директор. Он был похож на Жана Вальжана. Он относился к детям как своим собственным. Он был образцом настоящей чистоты, честности, мужественности. В тяжелые времена он тратил всю свою энергию на то, чтобы обеспечить детей всем необходимым. Говорили, что на часть своей зарплаты он покупал фрукты и раздавал детям. Кушал вместе с детьми. По ночам оставался в лицее. В то время была эпидемия чесотки. Люди, не стесняясь, чесались в метро, в автобусе, на улице. Мыло, порошок были дефицитом. У каждого пятого в волосах завелись вши. Поэтому директор лицея, похожий на Жана Вальжана, особое внимание уделял чистоте детей. Каждый понедельник он лично проверял волосы детей на наличие вшей. Учителя в лицее побаивались директора. Директор, очень любил детей, но был суров с учителями.
Каждую субботу я ездил в Мардакян, чтобы привезти домой детей. Как только я входил в ворота лицея, ждущие во дворе дети, бросались ко мне. Мне было радостно привозить их по субботам домой точно так же, как и грустно, когда приходилось возвращать их в лицей…
Моя бабушка устроилась поварихой в больнице. Она была спокойным человеком и все в больнице уважали ее. К тому же люди знали, в каком безвыходном положении мы находимся. Главврач больницы, профессор Кямал Гулиев выдавал бабушке прибавку к зарплате. Бабушка вставала, когда из «Голубой мечети» доносился утренний призыв к молитве, не наклоняясь, ногой пару раз легонько постукивала меня по спине и, как бы, будила и меня. Хотя я и так просыпался с утренним призывом к молитве. Я вставал, одевался, умывался и выходил вместе с бабушкой из дома. В те времена в Баку страшно увеличилось количество бродячих собак. Заметив на улице одинокого пешехода, собаки бросались на него. Выехавшие из Баку русские, армяне, евреи, не взяли с собой своих собак и выпустили их на улицу. Все уличные часы остановились. Показывали разное время. Бродячие собаки почему-то собирались под уличными часами. Иногда между стаями возникала безжалостная схватка. Бабушка боялась выйти из дома одна и пройти до больницы расстояние в 30-40 метров. Я провожал ее до входной двери больницы и возвращался домой. Дома меня ждала свободная бабушкина кровать. Я раздевался и ложился в ее кровать. С тех пор у меня устоявшая привычка – проснуться рано утром, немного прогуляться и снова лечь спать. Литература испортила меня. Я перечитываю написанное и явно чувствую, что написал все, как писатель. На самом деле, если хочешь знать, все случившееся было в сто, в тысячу раз тяжелее и горше, чем я это описал.
Удачи.
Сеймур.
Здравствуй!
Сеймур, существует три типа эгоистов. Первые живут сами, и дают жить другим. Вторые живут сами, но мешают жить другим. Третьи сами ни живут и не дают жить другим. Ты относишься к эгоистам третьего типа. Прошу тебя, не утомляй меня своей безосновательной тоской, беспричинными слезами. Если тебе нравится видеть себя невезучим, несчастным человеком, то не беспокойся. Ты очень хорошо играешь эту роль. Я стесняюсь этого твоего беспомощного состояния. Как бы банально это ни звучало, я призываю тебя подняться, победить лень. Тебе не идет так жить. Правда, пройденный тобой путь был вовсе не гладок, но это не означает конца всего. У каждого в жизни бывают трудности. Я устала утешать тебя. С какой бы тяжелой бедой ни столкнулся человек, в тот же день, самое большее, через день, он будет кушать. Вот тебе самое серьезное утешение. Мы обречены на жизнь. Неужели тебе сложно это понять? Вот так. Мысли путаются. Я так нервничаю, что не знаю что писать. Боюсь обидеть тебя, унизить, сделать больно. Поэтому лучше не писать. Будь моя воля, я бы оставила тебя на необитаемом острове, а сама тайно наблюдала бы, чем ты там занимаешься.
Пока.
Воспоминаниями нужно делиться вовремя. Ведь и у воспоминаний есть свои сроки хранения. Возможно, рассказы из прошлого в таком возрасте - признак слабости. Во всяком случае, для меня делиться воспоминаниями, вообще, вспоминать, легче, чем строить иллюзии, о чем-то мечтать. Моих сил хватает только на то, чтобы вспоминать. Мечтать, фантазировать - это не по мне. Никто не может запретить мне вспоминать. В мире не найдется человека, прошлое которого довлеет над ним так, как мое - надо мной. Я ничего не могу забыть. Ничего. Поэтому я чувствую себя чрезмерно старым. Как будто мне 1500 лет. Потому что я все помню. Когда я лежал в госпитале, в психиатрическом отделении, я выучил наизусть все тексты на плакатах, памятках. Нас не выпускали наружу. На окнах были железные решетки. В комнатах не включали свет, чтобы мы не покончили с собой. Потому что один псих открутил лампу и засунул палец в патрон. После этого случая в комнаты перестали подавать электричество. Лампы открутили и собрали в комнате у главврача. Потому что другой псих, разбив лампу, изрезал стеклом руки. Сволочи, они не давали нам даже покончить с собой. Держали нас в полутемных комнатах. Ножки кроватей были привинчены к полу. Потому что во время драки психи откручивали ножки кроватей и били ими друг друга по голове. Я сильно скучал в этих полутемных комнатах. Беседовать целый день с психами было невозможно. Я чувствовал, что общаясь с ними, и сам потихоньку схожу с ума. Главврач говорил, что я самый умный из сумасшедших. Главврач хорошо знал русскую литературу. Очень любил Чехова. Иногда он вызывал меня в свою комнату и угощал шоколадом. Мы по нескольку часов говорили о литературе. Он очень сожалел, что люди сейчас мало читают. Он говорил: «Мои ровесники заняты, они зарабатывают деньги, а молодые не читают книг. Я не могу найти никого, с кем можно было бы поговорить о произведении Шолохова «Тихий Дон»».
Иногда главврач по нескольку дней не приходил на работу. В те дни я особенно сильно скучал. Скучал так сильно, что учил наизусть тексты развешанных на стене объявлений, памяток, плакатов, инструкций. Я до сих пор помню эти тексты. Конечно, нехорошо держать в памяти столько ненужной информации. Но что делать, я не могу забыть вызубренных в то время в психиатрической больнице текстов объявлений, памяток, инструкций, плакатов. Помню, в тексте одного из объявлений я нашел грамматическую ошибку. Эта ошибка не давала мне покоя. Она снилась мне по ночам. Проснувшись утром, я первым делом вспоминал об ошибке в тексте. В нашем квартале жил один мужчина. Он раньше работал корректором в районной газете. Потом вышел на пенсию. Бедняга, он так был привязан к своей работе, что весь день ходил по улицам, управлениям, больницам, и искал грамматические ошибки в лозунгах, инструкциях, объявлениях. Все знали об этой его болезни. Ибо стоило ему найти ошибку в каком-то учреждении, он писал письмо руководителю того учреждения и просил исправить ошибку в том-то плакате, такой-то строчке. Все смеялись над тем мужчиной. Все издевались над ним. Люди, увидев его грустным, говорили: «Кажется, он сегодня не нашел ошибок».
Шалуны квартала специально писали на листе какой-то лозунг с большим количеством ошибок, и прикрепляли лист к воротам дома. Бывший корректор разрывал листы на клочки. Или сжигал. Он радовался, находя ошибки в плакатах, объявлениях, инструкциях на стенах управлений, больниц. Он оживал. Он не успокаивался, пока не найдет ошибку. Он не отставал от руководителей учреждений. Однажды он даже зашел в кабинет к какому-то начальнику и поругался с ним из-за неисправленной ошибки. А на другого начальника из-за неисправленной ошибки написал жалобу в Москву...
В психиатрической больнице я был в таком же положении, что и тот мужчина. Я сообщил о найденной грамматической ошибке главврачу и попросил его исправить ошибку. Он не исполнил мою просьбу. Наоборот, на две недели задержал мою выписку из больницы. Из-за одной грамматической ошибки я еще на две недели задержался в полутемной, грязной, отвратительной психушке. Теперь подумай сама, как я могу все это забыть?
Удачи.
Сеймур.
Айнур, у меня действительно нет никаких секретов. Я считаю себя очень добрым человеком, в прямом смысле этого слова. Я послушный человек. Хочу приспособиться к ситуации, добиться ближайшей цели, рассказать другим о прочитанных книгах и принести хоть немного пользы. Нет, и это не получается. Что это значит? Что мешает мне жить и работать, как это делают другие? Стоит мне только приспособиться к определенной ситуации, занять на какую-то определенную позицию, как судьба тотчас отбрасывает меня назад. Я начал бояться своей судьбы. Это очень горькая и тяжелая судьба. В мире, в котором я живу, все против меня. Из еды, которую я с аппетитом ем, вылезает или волос, или муха. Внезапно начавшие пропускать воду туфли лишают меня удовольствия от начавшегося дождя. Приготовившись пережить приятные минуты я начинаю страдать от зубной боли. Двумя часами раньше я встретил рыбака у Насиминского рынка. В перекинутом через плечо мешке барахтались, проживая свои последние минуты, рыбы. Тот рыбак был тоже против меня. Как будто неизвестная черная сила втиснула меня в черную яму и хочет там разорвать мое сердце. Я не сопротивляюсь. Хочу, чтобы эти мелкие пытки поскорее закончились. Опустив руки, я жду, когда остановится сердце. Но в самый последний момент неизвестная черная сила отпускает меня. Наутро все повторяется снова. Эти мелочи мучают меня. А самое ужасное это горький привкус во рту и немощь. Каждый день после 6-ти вечера у меня закладывает правое ухо. Я бы с удовольствием покончил с собой. Но, во-первых, не могу найти места, где можно совершить самоубийство. Во-вторых, боюсь боли и того, что, оставшись в живых, стану инвалидом. В-третьих, мы живем в такое время, что даже самоубийство потеряло свой смысл...
От бессилия у меня кружится голова. Ни о чем не могу думать. Я только чувствую свое несчастье. Я так и умру, ничего не сделав для своей мятежной души, не оставив после себя ничего полезного. Мне чего-то не хватает. Не мог сказать, чего именно не хватает. Всеми силами, всей душой я хочу принести себя в жертву. Но не могу этого сделать. Наверное, я кончу тем, что пожертвую собой ради чего-то никчемного и бессмысленного. Боже мой, мне больше 30-ти, а у меня нет даже однокомнатной квартиры. Пусть Господь поможет всем бездомным странникам!
Мне так надоела частая смена места. Уже время для того, чтобы немного отдохнуть. Так же, как взрослые участвуют в детских играх, я тоже, скучая, живу из любопытства. Я ничего не жду от будущего...
Где только я не бывал, какие только дороги не прошел! Я не буду рассказывать тебе обо всех своих приключениях, всех своих неудачах. Напишу об одном происшествии.
Да, в жизни я видел много мучений. После того, как наш район был разрушен, наша семья обосновалась в Баку, в однокомнатной квартире моей тети. В доме было всего две кровати. На одной из них спала тетя, на другой - бабушка. Я не скажу точно, сколько человек поселилось в том маленьком доме. Тебе будет сложно поверить в ту конкретную цифру, которую я могу назвать. Поэтому лучше не писать точное число. В комнате не хватало воздуха. Я спал возле двери. Когда я протягивал ноги, дверь не закрывалась. Поэтому я был вынужден всю ночь спать, согнув ноги и обняв колени. Может, поэтому я не вышел ростом. В те времена вся жизнь в городе была нарушена. Был дефицит продуктов. Плохо работал транспорт. Не было воды, газа. Свет часто отключался. Улицы, площади были завалены мусором. Развлекательные центры были закрыты. Многие видели причину всего этого в нас. Я не могу осуждать их. Будь я на их месте, наверное, тоже так бы думал. В квартале был мужчина, который часто подкалывал меня. Встречаясь со мной, он всегда говорил: «Отдали землю армянам и успокоились. Ты счастливый человек, теперь ты живешь в Баку». Я ничего не говорил. Молчал. Было неуместно что-то говорить, объяснять. Человек, имеющий хоть немного совести, даже думая так, не сказал бы этого в лицо другому человеку. Когда ребята со двора разговаривали со мной, собираясь куда-то, брали меня с собой, тот мужчина сильно сердился. Он хотел, чтобы со мной никто не разговаривал, не дружил. Однажды ребята играли на улице в футбол. Я сидел и смотрел на них. Мне предложили поиграть. Но мне была неохота. Мяч, брошенный кем-то из детей, попал в выходящее на улицу окно квартиры, в которой жил тот мужчина. Мяч, попав в железную решетку, отскочил. Стекло не разбилось. Мужчина, рассерженный, вышел на улицу и, матерясь, пошел на меня. Увидев его, я непроизвольно встал. Он два раза ударил меня кулаком в лицо. Я упал. Он начал пинать меня ногами. Я сжался. Прижав к животу колени, закрыл лицо и голову руками, молча подставил спину и почки под его пинки. Ребята закричали. Меня спасли медсестры, вышедшие из ближайшей больницы. Из носа, из разбитых губ шла кровь. Я был сильно напуган. Брюки, рубашка запачкались в пыли. Медсестры довольно долго ругали мужчину. Отвели меня во двор больницы, почистили пыль на одежде, кровь на лице. Меня била сильная дрожь. Все тело дрожало. Мне дали попить воды. Я не смог удержать стакан. Одна из медсестер придерживая рукой мою голову, другой рукой держала стакан, чтобы я мог попить воды. Потом мне дали успокоительное.
Тогда было время, когда неприкрыто проявлялись самые хорошие и самые плохие качества людей. Человек, который был в то время хорошим, никогда больше не сможет быть настолько хорошим. Человек, который в то время был плохим, никогда больше не может быть настолько плохим. Например, в квартале жила одна женщина. Она была учительницей русского языка, и несколько раз в неделю приносила нам еду. Отдавала нам старую одежду своих детей. Но самое важное она оказывала нам моральную поддержку. Я всегда с самыми добрыми чувствами вспоминаю тихий, спокойный, аристократический голос той женщины. Она была похожа на забытый в грязной и темной комнате и случайно открывшийся флакон духов.
После того случая на улице я старался меньше бывать дома, в квартале. Утром, немного поев, я выходил из дома. Целый день слонялся по улице, и возвращался домой только когда темнело, совсем выбившийся из сил. Дома ко мне очень плохо относились. За 11 дней до выпуска, я ушел из военного училища. Я убил надежды стольких беспомощных женщин - тети, бабушки, матери. Дома меня кормили нехотя. Никто со мной не разговаривал. На меня возложили даже вину за мое избиение на улице. Я никому не был нужен. В то время я начал непрестанно думать о самоубийстве. Вот так. Лучше я не буду писать об этом. Весь день я бродил по улицам. Однажды, бродя возле Насиминского рынка, я зашел в библиотеку имени Пушкина. Так я нашел отличное место, чтобы проводить время. С того дня шесть дней в неделю я уходил по утрам в библиотеку и выходил оттуда только вечером. Я мало пил, чтобы нечасто ходить в туалет. Я пользовался туалетом на рынке. Вскоре ко мне привыкли все сотрудники библиотеки. Они кормили меня днем. Я же с большой охотой выполнял все их поручения. Однажды как-то так получилось, что я починил их маленький электрический самовар. Это было настоящее чудо. Я и сам не понимаю, как починил испорченный самовар. Я читал, как зверь. Названия прочитанных произведений, их авторов, героев, я записывал в толстую тетрадь. Я переписывал в тетрадь понравившиеся цитаты. Самое главное, закончив произведение, я записывал в тетрадь первые впечатления о нем. Поэтому все прочитанные произведения остались в памяти до мельчайших деталей. И я могу как сейчас почувствовать сырой воздух библиотеки имени Пушкина. Я очень привязался к сотрудникам библиотеки. Между нами сложились доверительные отношения. До такой степени, что я уже не шел в туалет на рынке, а пользовался библиотечным. Поэтому мог пить воду, сколько хочу. Работники библиотеки часто угощали меня чаем. По возможности угощали меня конфетами, шоколадом, сдобной булочкой. Когда я возвращался вечером домой, меня не спрашивали, где я слонялся и чем занимался. Материальное положение было очень тяжелым. Мы потеряли все. Были вынуждены начать с нуля. В суматохе украли все драгоценности матери. Положение было настолько тяжелым, что мать была вынуждена отправить младшего брата и сестру в лицей в поселке Мардакян. Сестра и брат жили в лицее. Приезжали домой только по субботам. Вечером в воскресенье возвращались в лицей. В лицей их отвозил и привозил оттуда я. Каждый раз, когда я вводил их во двор лицея и сдавал учителям, меня душили слезы. Я еле сдерживался. Не хотел плакать перед детьми. В том лицее был директор. Он был похож на Жана Вальжана. Он относился к детям как своим собственным. Он был образцом настоящей чистоты, честности, мужественности. В тяжелые времена он тратил всю свою энергию на то, чтобы обеспечить детей всем необходимым. Говорили, что на часть своей зарплаты он покупал фрукты и раздавал детям. Кушал вместе с детьми. По ночам оставался в лицее. В то время была эпидемия чесотки. Люди, не стесняясь, чесались в метро, в автобусе, на улице. Мыло, порошок были дефицитом. У каждого пятого в волосах завелись вши. Поэтому директор лицея, похожий на Жана Вальжана, особое внимание уделял чистоте детей. Каждый понедельник он лично проверял волосы детей на наличие вшей. Учителя в лицее побаивались директора. Директор, очень любил детей, но был суров с учителями.
Каждую субботу я ездил в Мардакян, чтобы привезти домой детей. Как только я входил в ворота лицея, ждущие во дворе дети, бросались ко мне. Мне было радостно привозить их по субботам домой точно так же, как и грустно, когда приходилось возвращать их в лицей…
Моя бабушка устроилась поварихой в больнице. Она была спокойным человеком и все в больнице уважали ее. К тому же люди знали, в каком безвыходном положении мы находимся. Главврач больницы, профессор Кямал Гулиев выдавал бабушке прибавку к зарплате. Бабушка вставала, когда из «Голубой мечети» доносился утренний призыв к молитве, не наклоняясь, ногой пару раз легонько постукивала меня по спине и, как бы, будила и меня. Хотя я и так просыпался с утренним призывом к молитве. Я вставал, одевался, умывался и выходил вместе с бабушкой из дома. В те времена в Баку страшно увеличилось количество бродячих собак. Заметив на улице одинокого пешехода, собаки бросались на него. Выехавшие из Баку русские, армяне, евреи, не взяли с собой своих собак и выпустили их на улицу. Все уличные часы остановились. Показывали разное время. Бродячие собаки почему-то собирались под уличными часами. Иногда между стаями возникала безжалостная схватка. Бабушка боялась выйти из дома одна и пройти до больницы расстояние в 30-40 метров. Я провожал ее до входной двери больницы и возвращался домой. Дома меня ждала свободная бабушкина кровать. Я раздевался и ложился в ее кровать. С тех пор у меня устоявшая привычка – проснуться рано утром, немного прогуляться и снова лечь спать. Литература испортила меня. Я перечитываю написанное и явно чувствую, что написал все, как писатель. На самом деле, если хочешь знать, все случившееся было в сто, в тысячу раз тяжелее и горше, чем я это описал.
Удачи.
Сеймур.
Сеймур, существует три типа эгоистов. Первые живут сами, и дают жить другим. Вторые живут сами, но мешают жить другим. Третьи сами ни живут и не дают жить другим. Ты относишься к эгоистам третьего типа. Прошу тебя, не утомляй меня своей безосновательной тоской, беспричинными слезами. Если тебе нравится видеть себя невезучим, несчастным человеком, то не беспокойся. Ты очень хорошо играешь эту роль. Я стесняюсь этого твоего беспомощного состояния. Как бы банально это ни звучало, я призываю тебя подняться, победить лень. Тебе не идет так жить. Правда, пройденный тобой путь был вовсе не гладок, но это не означает конца всего. У каждого в жизни бывают трудности. Я устала утешать тебя. С какой бы тяжелой бедой ни столкнулся человек, в тот же день, самое большее, через день, он будет кушать. Вот тебе самое серьезное утешение. Мы обречены на жизнь. Неужели тебе сложно это понять? Вот так. Мысли путаются. Я так нервничаю, что не знаю что писать. Боюсь обидеть тебя, унизить, сделать больно. Поэтому лучше не писать. Будь моя воля, я бы оставила тебя на необитаемом острове, а сама тайно наблюдала бы, чем ты там занимаешься.
Пока.