СТО ЛЕТ СПУСТЯ
Когда Луиза Погосян попросила меня написать короткое предисловие к «Кеманче» Джалила Кулизаде, я вспомнил наши банальные юбилейные вечера, которые часто показывают по телевидению: «О нем говорить очень легко и очень трудно. Легко потому что... Трудно, потому что...».
Джалил Мамедкулизаде – это человек, биографию которого я не знаю в подробностях. Джалил Мамедкулизаде – это человек, почти все произведения которого я знаю наизусть.
Он не белый, как Туманян, он – агрессивный, он – радикальный, он – черный.
Когда в Азербайджане отмечали столетие журнала «Молла Насреддин», созданного Мамедкулизаде, было опубликовано много статей о непревзойденности его таланта, о высоком значении его творчества. Да, у нас привычка убивать человека и сразу же ставить ему памятник. Все говорили о том, что он настолько гениален, что все им написанное очень актуально и в наши дни. А на самом деле он не такой гений, как думают. Просто мы не изменились в течение этих 100 лет. Просто ничего не изменилось. И не надо радоваться тому, что он остался актуальным. А наоборот – надо плакать.
Когда о нем идет речь, говорят, он писал от боли души. Нет, дорогие мои, у него не болела душа. Он на самом деле послал всех на три буквы. Читайте «Кеманчу» и сами думайте – прав я или нет.
Сеймур Байджан
19 - 03 - 2008
Джалил Мамедкулизаде – это человек, биографию которого я не знаю в подробностях. Джалил Мамедкулизаде – это человек, почти все произведения которого я знаю наизусть.
Он не белый, как Туманян, он – агрессивный, он – радикальный, он – черный.
Когда в Азербайджане отмечали столетие журнала «Молла Насреддин», созданного Мамедкулизаде, было опубликовано много статей о непревзойденности его таланта, о высоком значении его творчества. Да, у нас привычка убивать человека и сразу же ставить ему памятник. Все говорили о том, что он настолько гениален, что все им написанное очень актуально и в наши дни. А на самом деле он не такой гений, как думают. Просто мы не изменились в течение этих 100 лет. Просто ничего не изменилось. И не надо радоваться тому, что он остался актуальным. А наоборот – надо плакать.
Когда о нем идет речь, говорят, он писал от боли души. Нет, дорогие мои, у него не болела душа. Он на самом деле послал всех на три буквы. Читайте «Кеманчу» и сами думайте – прав я или нет.
Сеймур Байджан
19 - 03 - 2008
ДЖАЛИЛ МАМЕДКУЛИЗАДЕ: КЕМАНЧА
Пьеса «Кеманча», написанa в январе 1920 г. в городе Шуше, опубликована после смерти aвтора в органе Союза советских писателей Азербайджана «Эдебият газетаси» (январь 1935 г.)
Действующие лица:
Каграман - Юзбаши
Караш
Касанали
Азиз
Гасымали
Новруз
Имран
Зейнаб
Музыкант Бахши (армянин)
Каграман - Юзбаши
Караш
Касанали
Азиз
Гасымали
Новруз
Имран
Зейнаб
Музыкант Бахши (армянин)
Действие происходит в Карабахе. В окрестностях села – лесистый холм. Вечер. На лужайке под деревом лежит, вытянув ноги и упираясь ими в камень, начальник конного отряда Каграман-юзбаши. Недалеко от него сидит его есаул Караш и чинит седло. Гасанали раскладывает перед Каграманом сыр и хлеб. Азиз и Гасымали разжигают костер. Новруз в стороне просеивает ячмень для лошадей. Несколько человек сидят поодаль и едят хлеб с сыром. Остальные возятся с оружием, заряжая и разряжая винтовки. Все люди при кинжалах и пантронташах. Один Каграманюзбаши снял патронташ и положил возле себя. К одному из деревьев прислонено несколько ружей. Люди то и дело подходят к дереву, чтобы взять ружье или поставить принесенное.
Слышится ржание коней. Издали доносятся редкие выстрелы.
КАРАШ: Двигайтесь живее, Гасанали, ведь Каграман-юзбаши с утра ничего не ел.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Мне совсем не хочется есть, Караш.
ГАСАНАЛИ: Послушай-ка меня, Каграман-юзбаши. Поешь спокойно, потом я тебе чай заварю, напейся вдоволь и засни вот тут на лужайке. Даю тебе слово мужчины, что на рассвете выгоню армян из Казанчи.
КАРАШ (Гасанали): Ты лучше не хвались, Гасанали. Будь ты мужчиной, вовремя доставил бы Сулейман-беку патроны, и он не попал бы в плен горсточке армян. Чем хочешь поклянусь (швыряет наземь шило и иглу), что в гибели Сулеман-бека и его товарищей виновны такие неумелые вояки, как ты…
ГАСАНАЛИ (сердито): Ты что, взбесился, что ли? Сам не понимаешь, что болтаешь. Я Сулейман-беку…
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (нетерпеливо прерывает спор): Ради создателя, бросьте неуместные разговоры. Теперь уже поздно, дело сделано. Гасанали тут не при чем. Сколько я кричал этому несчастному Сулейман-беку, чтобы не лез на мельницу! Я же знал, что там армяне. Да если бы их не было, все равно Сулейман-бек не сумел бы живым выбраться оттуда. Разве вы забыли, как в прошлом году армяне сожгли в той же мельнице двенадцать наших людей? Я наперед знал, что там опасно.
АЗИЗ (Карашу): Слышишь, Караш, правду говорят, что драка со стороны кажется легкой. Ну, скажи, что было делать бедному Гасанали. Ты говоришь, что он не сумел доставить патроны Сулейман-беку. А ты знаешь в каком положении был Гасанали? Сегодня он занял две неприятельские позиции между Хумары и Казанчи и убил нескольких армян, сжег их отцов (т.е. дал им жару - см. комментарии Чингиза Султансоя и Р.Гумбатов). Что же, по твоему, за всю эту войну один Гасанали отвечает, что ли?
ГАСАНАЛИ (Азизу): О чем еще говоришь, сегодня я…
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (приподнимается на локте, сердито): Да ну вас совсем, нашли тоже о чем говорить! Что было, то прошло. Дайте же часок отдохнуть ушам от этих разговоров.
ГАСАНАЛИ (тихо, как бы про себя): Слава аллаху, ведь ничего особенного не случилось, как бы то ни было, мы здорово всыпали армянам.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (вдруг садится, громко и сердито говорит Гасанали): Что значит, всыпали? Чего зря болтаешь? Мы убили пять-десять армянских парнишек, а кто нам заменит храбреца Наджафкули? Где мы найдем Ширзада? А сколько армян стоит один Мисирхан? Глупое самоутешение!
НОВРУЗ (заметив вдали какую-то фигуру, бросает решето и, заслонив рукой глаза, вглядывается вдаль): Поди-ка, сюда Азиз. Вон, посмотри туда, видишь? Мне кажется, там люди.
АЗИЗ (подходит к Новрузу и смотрит в указанном направлении): Знаешь, Новруз, и на людей похожи, и на скотину, но нет, как будто это два человека. Вон видишь, один зашел за скалу.
НОВРУЗ: Клянусь твоей жизнью Азиз, это армяне. Наверное, они нас заметили. Видишь, и другой скрылся за камень.
Гасанали и Караш подходят к ним и также начинают смотреть вдаль.
Клянусь твоей жизнью, Азиз, это определенно армяне.
Новруз быстро берет ружье, отвязывает с ветки дерева уздечку и бежит к лошади. За ним следует и Азиз. Увидя это, еще двое хватают ружья и уздечки, и бегут за сцену. Каграман-юзбаши встает и начинает следить за движением вдали.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (прикрывая от солнца глаза рукой): Эй, живее! (Кричит.) Азиз, гони во всю, твоя лошадь резвее других!
КАРАШ (кричит): Скорее! Скорее! Эх, не нагонят! (Несколько успокоившись.) Ага, молодец, Новруз! (Потише.) Только бы не упустили!.. Ага! И Азиз поспел! Вот конь у проклятого, а! Ни одному человеку не спастись от него.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Ну же, ну!.. Кажется одному удалось улизнуть. Смотри, вон из Казанчи показались еще двое армян. Как бы они наших ребят не пристрелили!
Издали доносятся выстрелы.
Эх, удрал один! Вон скрылся в Казанчинских садах.
КАРАШ: А другого поймали!
ГАСЫМАЛИ: Да, взяли. Видно, ранен, не то бы и он удрал.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Боюсь, как бы ребята его не прикончили. Хорошо, если доставят живым. Допросим, тогда и пристрелим. Эй, Имран! Живо на коня! Скачи к ним, скажи, если армянин, пусть ведут сюда живого…
Имран берет ружье и быстро уходит.
ГАСЫМАЛИ: Едут, кажется.
КАРАШ: Едут и пойманного ведут.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Подъезжают. (Снова садится на прежнее место.)
ГАСЫМАЛИ: Посмотрим, что за дичь.
КАРАШ: Спешились, идут сюда.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Что-то они не похожи на здешних людей, Караш. Они или из Сайбали, или из Чешмабасара. А туда армянам пешком не дойти.
Пауза.
КАРАШ (выглянув за сцену): Вон Азиз скачет к нам. Послушаем, что он скажет.
АЗИЗ (быстро соскаивает с коня и весело докладывает Каграману-юзбаши): Оба они оказывается из казанчинских армян, но, видать, второго час еще не пробил. Зайцем кинулся, чертов сын, к казанчинским садам и скрылся там. Но товарища его схватили. Вон ребята ведут. Клянусь аллахом, юзбаши, мы и этого не поймали бы; ведь какое расстояние! Но этот хромает, не мог бежать.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: А мы думали, что ранен.
АЗИЗ: Нет, не ранен. Он от роду хромой. (Привязывает лошадь к дереву.) Вот привели…
Входят Новруз и Имран, ведя хромого армянина. Остальные возятся с лошадьми. Армянин, музыкант Бахши, с завернутой в чехол кеманчой в правой руке, низко кланяется Каграману-юзбаши и робко озирается вокруг.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (своим товарищам): Эх, друзья, неважную дичь поймали. (Бахши.) Эй, армянин, откуда ты, из какого села?
БАХШИ (дрожа от страха): Ага, я – Бахши из Казанчи. (Озирается вокруг.)
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: А кто был твой товарищ? Откуда шли?
БАХШИ: Товарищ мой тарист, тоже из Казанчи. Григором звать. Мы из Чешмабасара шли. Играли на свадьбе сына Зульфугар-бека.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Вот это здорово! Прямо замечательно! Вы там угащаетесь у глупых мусульман пловом, набиваете их деньгами свои карманы, а казанчинские армяне ночью тайком нападают и сжигают мусульманские села. Не довольно ли, не пора ли вспомнить о совести! Ей-богу, не могу понять, что хочет от нас эта горсточка трусливых армян! Еще вчера казанчинские армяне убили в нашем селении Сарванлар четырех таких молодцов, что кровь четырех сотен таких хромых армян, как ты, не возместит нам эту потерю…
БАХШИ (дрожа): Господин мой, клянусь верой, об этом я ничего не знаю. Да накажет бог (поднимает руки к небу) виновных, да разрушит он дома преступников. (Плачет.)
КАРАШ: Будешь плакать! Как же иначе! Знаешь, что сейчас отрубим тебе голову, как барану, потому и плачешь! Теперь небось от страха на ощипанного цыпленка похож, а выпадет случай, так ты окажешься одним из тех армян, которые жаждут мусульманской крови!
БАХШИ (дрожа): Что мне сказать, братец?
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Эй, армянин! Где сейчас Вартан? Знаешь, о каком Вартане я спрашиваю? О том самом, что заманил и убил нашего Ширзада. Об этом неверном я говорю. Не знаешь, где он? Да, впрочем, хотя бы и знал, ты же не скажешь правды…
БАХШИ: Ей-богу, не знаю.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Ну что ж, когда начнем пытать тебя раскаленными шомполами, быстро скажешь правду.
С воплями и плачем вбегает на сцену Зейнаб и, бросившись на Бахши, начинает царапать ему лицо.
ЗЕЙНАБ: Это и есть казанчинский армянин? Это ты? Ты? Я сама сейчас разорву тебя на части своими руками и изрежу тебя на куски. Где мой сын? Где мой богатырь Ширали? За что вы его убили? На тебе, на тебе! (Царапает ему лицо, потом подбегает к Карашу, выхватывает у него кинжал из-за пояса и замахивается на Бахши.) Убить тебя? Убить? (Останавливается с кинжалом в руке.)
Бахши падает наземь, прикрывая собой кеманчу, а левой рукой старается отвести удар.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (Зейнаб): Ну что ты расшумелась?! Пойди, займись своим бабьим делом. (Быстро подходит к Зейнаб, желая отнять у нее кинжал. Та не дает, отпрыгивает в сторону. Каграман-юзбаши обнажает свой кинжал и, подняв над Бахши, говорит в сторону Зейнаб.) Вот, погляди, как орудуют кинжалом, учись…
Зейнаб бросается вперед и становится между Каграманом-юзбаши и Бахши. Караш подходит к ней и отталкивает в сторону. Азиз ударяет ее сзади ногой и валит на землю. Остальные конники поднимают и уводят женщину, которая громко плачет. В этой суматохе Бахши протягивает кеманчу Новрузу.
БАХШИ: Брат мой Новруз! Заклинаю тебя богом, который создал и тебя и меня! После моей смерти не отдавай никому этой кеманчи. Когда наступит мир и спокойствие, найди моего сына Мукуча и передай кеманчу ему. Умоляю тебя, Новруз, отдай ее сыну музыканта Бахши из Казанчи – Мукучу.
Караш гневно подходит к нему и, вырвав кеманчу, хочет ударить и разбить ее о камень.
(Умоляюще поднимает к нему обе руки.) Братец, умоляю тебя! Погоди немного, разбей кеманчу после того, как я умру. Я не могу этого видеть!
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Поглядите, ради аллаха, на этого армянина! Такая любовь к куску дерева!
АЗИЗ: Знаешь, Каграман-юзбаши! Раз пришлось к слову, разреши сказать. Ты не вини армянина. Если бы ты только знал, как играет этот злодеев сын! В прошлом году на свадьбе Абдулали… (К Бахши.) Эй, это ты ведь тогда играл?
БАХШИ: Я, братец, я играл.
АЗИЗ: Клянусь тебе, юзбаши, он прямо поразил нас всех.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (Азизу): А ты не врешь?
АЗИЗ: Клянусь твоей головой, юзбаши, это правда.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (берет кеманчу, начинает снимать ее из чехла): Дай-ка посмотреть, что за штука такая. (Бросает чехол на землю и разглядывает кеманчу; к нему подходят еще некоторые люди из отряда.) Эй, армянин! Что это за вещичка, что ты ее так любишь?
Бахши умоляюще поднимает к нему руки.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (протягивает кеманчу Бахши): Ну, ладно уж, жалко тебя, возьми, сыграй еще разок!
Бахши проворно поднимается, берет кеманчу, отходит в сторону и становится на колени. Достав из кармана канифоль, натирает смычок. Затем натягивает оборвавшуюся струну, настраивает кеманчу. Садится лицом к родному селу Казанчи.
БАХШИ: Ах, сирели Мукуч-бала. (Смотрит на лица окруживших его людей и начинает с воодушевлением играть мелодию «раст».)
После «роста» Бахши переходит к «шикастейн-фарс». Каграман-юзбаши, не отрывая глаз от Бахши и внимательно слушая его игру, тихо опускается на землю и медленно, сам того не замечая, вкладывает кинжал в ножны; продолжает сосредоточенно слушать. Всеобщее молчание. Окончив игру, Башхи в страхе оборачивается к Каграману-юзбаши.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (как бы очнувшись, сердито): Послушай, армянин, скажи мне, что вы пристаете к нам, а?
Бахши смотрит на него с удивлением, ничего не отвечая.
(Еще более распаляясь, громко.) Я тебя спрашиваю, чего молчишь? Глухой, что ли? Скажи мне, почему вы не оставите нас в покое?
БАХШИ (робко): Клянусь аллахом, ага, я ничего не сделал.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (раздраженно, громко): Ничего не сделал! Клянусь аллахом, пока жизнь теплится во мне, я буду резать на куски каждого армянина, который попадает мне в руки. Я должен искоренить ваш род на земле.
БАХШИ: Но ведь я ничего не сделал, ага!
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (в гневе обращается к товарищам): Аллахуакбар! Велик аллах! Безумный шайтан подсказывает… (Вынимает кинжал из ножен и поднимается на ноги. Обращается к товарищам.) Неужели вы думаете, что убийство этого армянина утолит мой гнев? Никогда не утолит. (Смотрит на армянина.)
Молчание.
Да вы поглядите на него! На свете не осталось ни одной подлости, на которую бы они не были способны. Самому шайтану папаху сошьют. А этот хромой музыкант! Поглядите, чего только не делает он со своей кеманчой! Злодей так играет, что все минувшее проходит перед глазами! Аллахуакбар. (Карашу.) Караш, дай папиросу!
Караш закручивает папиросу и передает ее Каграману-юзбаши. Бахши, вновь настроив кеманчу начинает играть «Сегях-зябиль». Прислушиваясь к мелодии, Каграман-юзбаши снова садится на землю и медленно, как бы в забытьи, прячет кинжал в ножны. Все слушают как зачарованные.
(Карашу.) Клянусь твоей жизнью, Караш, наш бедный Гейдар встает перед глазами! Эх, дела!..
Бахши играет совсем тихо, увлеченно. Многие из слушателей вздыхают. Время от времени Каграман-юзбаши, весь во власти музыки, поощрительно говорит:
Вот так!.. Браво!.. Так!.. Так!.. (Вскакивает на ноги и выхватив кинжал, гневно кричит Бахши.) Эй, армянин! Живо забирай свою кеманчу! Убирайся отсюда! Не то, клянусь прахом отца, клянусь жизнью товарищей, я сейчас зарежу этим кинжалом и тебя и себя! (Неистово кричит.) Убирайся!..
БАХШИ (в страхе): Куда мне убираться, ага?
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (кричит): К черту! Домой ступай, дьявол!
Бахши, робко поглядывая на людей, прячет кеманчу в чехол, быстро удаляется. Все стоят молча.
(Каграман-юзбаши, застыв на месте смотрит вслед Бахши. Швыряет в сторону кинжал и говорит как бы про себя.) Эх, вероломный мир…
Занавес.
Перевод с азербайджанского Азиза Шарифа.
Мамедкулизаде Дж., Рассказы. Фельетоны. Повести. Пьесы. Библиотека азербайджанской литературы в 20-ти томах, том 17, Азербайджанское государственное издание, Баку, 1989.
Слышится ржание коней. Издали доносятся редкие выстрелы.
КАРАШ: Двигайтесь живее, Гасанали, ведь Каграман-юзбаши с утра ничего не ел.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Мне совсем не хочется есть, Караш.
ГАСАНАЛИ: Послушай-ка меня, Каграман-юзбаши. Поешь спокойно, потом я тебе чай заварю, напейся вдоволь и засни вот тут на лужайке. Даю тебе слово мужчины, что на рассвете выгоню армян из Казанчи.
КАРАШ (Гасанали): Ты лучше не хвались, Гасанали. Будь ты мужчиной, вовремя доставил бы Сулейман-беку патроны, и он не попал бы в плен горсточке армян. Чем хочешь поклянусь (швыряет наземь шило и иглу), что в гибели Сулеман-бека и его товарищей виновны такие неумелые вояки, как ты…
ГАСАНАЛИ (сердито): Ты что, взбесился, что ли? Сам не понимаешь, что болтаешь. Я Сулейман-беку…
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (нетерпеливо прерывает спор): Ради создателя, бросьте неуместные разговоры. Теперь уже поздно, дело сделано. Гасанали тут не при чем. Сколько я кричал этому несчастному Сулейман-беку, чтобы не лез на мельницу! Я же знал, что там армяне. Да если бы их не было, все равно Сулейман-бек не сумел бы живым выбраться оттуда. Разве вы забыли, как в прошлом году армяне сожгли в той же мельнице двенадцать наших людей? Я наперед знал, что там опасно.
АЗИЗ (Карашу): Слышишь, Караш, правду говорят, что драка со стороны кажется легкой. Ну, скажи, что было делать бедному Гасанали. Ты говоришь, что он не сумел доставить патроны Сулейман-беку. А ты знаешь в каком положении был Гасанали? Сегодня он занял две неприятельские позиции между Хумары и Казанчи и убил нескольких армян, сжег их отцов (т.е. дал им жару - см. комментарии Чингиза Султансоя и Р.Гумбатов). Что же, по твоему, за всю эту войну один Гасанали отвечает, что ли?
ГАСАНАЛИ (Азизу): О чем еще говоришь, сегодня я…
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (приподнимается на локте, сердито): Да ну вас совсем, нашли тоже о чем говорить! Что было, то прошло. Дайте же часок отдохнуть ушам от этих разговоров.
ГАСАНАЛИ (тихо, как бы про себя): Слава аллаху, ведь ничего особенного не случилось, как бы то ни было, мы здорово всыпали армянам.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (вдруг садится, громко и сердито говорит Гасанали): Что значит, всыпали? Чего зря болтаешь? Мы убили пять-десять армянских парнишек, а кто нам заменит храбреца Наджафкули? Где мы найдем Ширзада? А сколько армян стоит один Мисирхан? Глупое самоутешение!
НОВРУЗ (заметив вдали какую-то фигуру, бросает решето и, заслонив рукой глаза, вглядывается вдаль): Поди-ка, сюда Азиз. Вон, посмотри туда, видишь? Мне кажется, там люди.
АЗИЗ (подходит к Новрузу и смотрит в указанном направлении): Знаешь, Новруз, и на людей похожи, и на скотину, но нет, как будто это два человека. Вон видишь, один зашел за скалу.
НОВРУЗ: Клянусь твоей жизнью Азиз, это армяне. Наверное, они нас заметили. Видишь, и другой скрылся за камень.
Гасанали и Караш подходят к ним и также начинают смотреть вдаль.
Клянусь твоей жизнью, Азиз, это определенно армяне.
Новруз быстро берет ружье, отвязывает с ветки дерева уздечку и бежит к лошади. За ним следует и Азиз. Увидя это, еще двое хватают ружья и уздечки, и бегут за сцену. Каграман-юзбаши встает и начинает следить за движением вдали.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (прикрывая от солнца глаза рукой): Эй, живее! (Кричит.) Азиз, гони во всю, твоя лошадь резвее других!
КАРАШ (кричит): Скорее! Скорее! Эх, не нагонят! (Несколько успокоившись.) Ага, молодец, Новруз! (Потише.) Только бы не упустили!.. Ага! И Азиз поспел! Вот конь у проклятого, а! Ни одному человеку не спастись от него.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Ну же, ну!.. Кажется одному удалось улизнуть. Смотри, вон из Казанчи показались еще двое армян. Как бы они наших ребят не пристрелили!
Издали доносятся выстрелы.
Эх, удрал один! Вон скрылся в Казанчинских садах.
КАРАШ: А другого поймали!
ГАСЫМАЛИ: Да, взяли. Видно, ранен, не то бы и он удрал.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Боюсь, как бы ребята его не прикончили. Хорошо, если доставят живым. Допросим, тогда и пристрелим. Эй, Имран! Живо на коня! Скачи к ним, скажи, если армянин, пусть ведут сюда живого…
Имран берет ружье и быстро уходит.
ГАСЫМАЛИ: Едут, кажется.
КАРАШ: Едут и пойманного ведут.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Подъезжают. (Снова садится на прежнее место.)
ГАСЫМАЛИ: Посмотрим, что за дичь.
КАРАШ: Спешились, идут сюда.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Что-то они не похожи на здешних людей, Караш. Они или из Сайбали, или из Чешмабасара. А туда армянам пешком не дойти.
Пауза.
КАРАШ (выглянув за сцену): Вон Азиз скачет к нам. Послушаем, что он скажет.
АЗИЗ (быстро соскаивает с коня и весело докладывает Каграману-юзбаши): Оба они оказывается из казанчинских армян, но, видать, второго час еще не пробил. Зайцем кинулся, чертов сын, к казанчинским садам и скрылся там. Но товарища его схватили. Вон ребята ведут. Клянусь аллахом, юзбаши, мы и этого не поймали бы; ведь какое расстояние! Но этот хромает, не мог бежать.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: А мы думали, что ранен.
АЗИЗ: Нет, не ранен. Он от роду хромой. (Привязывает лошадь к дереву.) Вот привели…
Входят Новруз и Имран, ведя хромого армянина. Остальные возятся с лошадьми. Армянин, музыкант Бахши, с завернутой в чехол кеманчой в правой руке, низко кланяется Каграману-юзбаши и робко озирается вокруг.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (своим товарищам): Эх, друзья, неважную дичь поймали. (Бахши.) Эй, армянин, откуда ты, из какого села?
БАХШИ (дрожа от страха): Ага, я – Бахши из Казанчи. (Озирается вокруг.)
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: А кто был твой товарищ? Откуда шли?
БАХШИ: Товарищ мой тарист, тоже из Казанчи. Григором звать. Мы из Чешмабасара шли. Играли на свадьбе сына Зульфугар-бека.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Вот это здорово! Прямо замечательно! Вы там угащаетесь у глупых мусульман пловом, набиваете их деньгами свои карманы, а казанчинские армяне ночью тайком нападают и сжигают мусульманские села. Не довольно ли, не пора ли вспомнить о совести! Ей-богу, не могу понять, что хочет от нас эта горсточка трусливых армян! Еще вчера казанчинские армяне убили в нашем селении Сарванлар четырех таких молодцов, что кровь четырех сотен таких хромых армян, как ты, не возместит нам эту потерю…
БАХШИ (дрожа): Господин мой, клянусь верой, об этом я ничего не знаю. Да накажет бог (поднимает руки к небу) виновных, да разрушит он дома преступников. (Плачет.)
КАРАШ: Будешь плакать! Как же иначе! Знаешь, что сейчас отрубим тебе голову, как барану, потому и плачешь! Теперь небось от страха на ощипанного цыпленка похож, а выпадет случай, так ты окажешься одним из тех армян, которые жаждут мусульманской крови!
БАХШИ (дрожа): Что мне сказать, братец?
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Эй, армянин! Где сейчас Вартан? Знаешь, о каком Вартане я спрашиваю? О том самом, что заманил и убил нашего Ширзада. Об этом неверном я говорю. Не знаешь, где он? Да, впрочем, хотя бы и знал, ты же не скажешь правды…
БАХШИ: Ей-богу, не знаю.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Ну что ж, когда начнем пытать тебя раскаленными шомполами, быстро скажешь правду.
С воплями и плачем вбегает на сцену Зейнаб и, бросившись на Бахши, начинает царапать ему лицо.
ЗЕЙНАБ: Это и есть казанчинский армянин? Это ты? Ты? Я сама сейчас разорву тебя на части своими руками и изрежу тебя на куски. Где мой сын? Где мой богатырь Ширали? За что вы его убили? На тебе, на тебе! (Царапает ему лицо, потом подбегает к Карашу, выхватывает у него кинжал из-за пояса и замахивается на Бахши.) Убить тебя? Убить? (Останавливается с кинжалом в руке.)
Бахши падает наземь, прикрывая собой кеманчу, а левой рукой старается отвести удар.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (Зейнаб): Ну что ты расшумелась?! Пойди, займись своим бабьим делом. (Быстро подходит к Зейнаб, желая отнять у нее кинжал. Та не дает, отпрыгивает в сторону. Каграман-юзбаши обнажает свой кинжал и, подняв над Бахши, говорит в сторону Зейнаб.) Вот, погляди, как орудуют кинжалом, учись…
Зейнаб бросается вперед и становится между Каграманом-юзбаши и Бахши. Караш подходит к ней и отталкивает в сторону. Азиз ударяет ее сзади ногой и валит на землю. Остальные конники поднимают и уводят женщину, которая громко плачет. В этой суматохе Бахши протягивает кеманчу Новрузу.
БАХШИ: Брат мой Новруз! Заклинаю тебя богом, который создал и тебя и меня! После моей смерти не отдавай никому этой кеманчи. Когда наступит мир и спокойствие, найди моего сына Мукуча и передай кеманчу ему. Умоляю тебя, Новруз, отдай ее сыну музыканта Бахши из Казанчи – Мукучу.
Караш гневно подходит к нему и, вырвав кеманчу, хочет ударить и разбить ее о камень.
(Умоляюще поднимает к нему обе руки.) Братец, умоляю тебя! Погоди немного, разбей кеманчу после того, как я умру. Я не могу этого видеть!
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ: Поглядите, ради аллаха, на этого армянина! Такая любовь к куску дерева!
АЗИЗ: Знаешь, Каграман-юзбаши! Раз пришлось к слову, разреши сказать. Ты не вини армянина. Если бы ты только знал, как играет этот злодеев сын! В прошлом году на свадьбе Абдулали… (К Бахши.) Эй, это ты ведь тогда играл?
БАХШИ: Я, братец, я играл.
АЗИЗ: Клянусь тебе, юзбаши, он прямо поразил нас всех.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (Азизу): А ты не врешь?
АЗИЗ: Клянусь твоей головой, юзбаши, это правда.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (берет кеманчу, начинает снимать ее из чехла): Дай-ка посмотреть, что за штука такая. (Бросает чехол на землю и разглядывает кеманчу; к нему подходят еще некоторые люди из отряда.) Эй, армянин! Что это за вещичка, что ты ее так любишь?
Бахши умоляюще поднимает к нему руки.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (протягивает кеманчу Бахши): Ну, ладно уж, жалко тебя, возьми, сыграй еще разок!
Бахши проворно поднимается, берет кеманчу, отходит в сторону и становится на колени. Достав из кармана канифоль, натирает смычок. Затем натягивает оборвавшуюся струну, настраивает кеманчу. Садится лицом к родному селу Казанчи.
БАХШИ: Ах, сирели Мукуч-бала. (Смотрит на лица окруживших его людей и начинает с воодушевлением играть мелодию «раст».)
После «роста» Бахши переходит к «шикастейн-фарс». Каграман-юзбаши, не отрывая глаз от Бахши и внимательно слушая его игру, тихо опускается на землю и медленно, сам того не замечая, вкладывает кинжал в ножны; продолжает сосредоточенно слушать. Всеобщее молчание. Окончив игру, Башхи в страхе оборачивается к Каграману-юзбаши.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (как бы очнувшись, сердито): Послушай, армянин, скажи мне, что вы пристаете к нам, а?
Бахши смотрит на него с удивлением, ничего не отвечая.
(Еще более распаляясь, громко.) Я тебя спрашиваю, чего молчишь? Глухой, что ли? Скажи мне, почему вы не оставите нас в покое?
БАХШИ (робко): Клянусь аллахом, ага, я ничего не сделал.
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (раздраженно, громко): Ничего не сделал! Клянусь аллахом, пока жизнь теплится во мне, я буду резать на куски каждого армянина, который попадает мне в руки. Я должен искоренить ваш род на земле.
БАХШИ: Но ведь я ничего не сделал, ага!
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (в гневе обращается к товарищам): Аллахуакбар! Велик аллах! Безумный шайтан подсказывает… (Вынимает кинжал из ножен и поднимается на ноги. Обращается к товарищам.) Неужели вы думаете, что убийство этого армянина утолит мой гнев? Никогда не утолит. (Смотрит на армянина.)
Молчание.
Да вы поглядите на него! На свете не осталось ни одной подлости, на которую бы они не были способны. Самому шайтану папаху сошьют. А этот хромой музыкант! Поглядите, чего только не делает он со своей кеманчой! Злодей так играет, что все минувшее проходит перед глазами! Аллахуакбар. (Карашу.) Караш, дай папиросу!
Караш закручивает папиросу и передает ее Каграману-юзбаши. Бахши, вновь настроив кеманчу начинает играть «Сегях-зябиль». Прислушиваясь к мелодии, Каграман-юзбаши снова садится на землю и медленно, как бы в забытьи, прячет кинжал в ножны. Все слушают как зачарованные.
(Карашу.) Клянусь твоей жизнью, Караш, наш бедный Гейдар встает перед глазами! Эх, дела!..
Бахши играет совсем тихо, увлеченно. Многие из слушателей вздыхают. Время от времени Каграман-юзбаши, весь во власти музыки, поощрительно говорит:
Вот так!.. Браво!.. Так!.. Так!.. (Вскакивает на ноги и выхватив кинжал, гневно кричит Бахши.) Эй, армянин! Живо забирай свою кеманчу! Убирайся отсюда! Не то, клянусь прахом отца, клянусь жизнью товарищей, я сейчас зарежу этим кинжалом и тебя и себя! (Неистово кричит.) Убирайся!..
БАХШИ (в страхе): Куда мне убираться, ага?
КАГРАМАН-ЮЗБАШИ (кричит): К черту! Домой ступай, дьявол!
Бахши, робко поглядывая на людей, прячет кеманчу в чехол, быстро удаляется. Все стоят молча.
(Каграман-юзбаши, застыв на месте смотрит вслед Бахши. Швыряет в сторону кинжал и говорит как бы про себя.) Эх, вероломный мир…
Занавес.
Мамедкулизаде Дж., Рассказы. Фельетоны. Повести. Пьесы. Библиотека азербайджанской литературы в 20-ти томах, том 17, Азербайджанское государственное издание, Баку, 1989.