Ночь на 1 февраля 2011 года
президент Египта
Хoсни Мубарак провел плохо.
Гнетущие мысли не давали уснуть
— назавтра оппозиция обещала
миллионный митинг протеста
на Тахрир, главной площади Египта
с требованием его отставки.
Отставки президента, который
правил страной почти 30 лет…
Под утро, когда ему удалось смежить веки,
из полутьмы спальни выступил
маленького роста человек во френче,
с медленными движениями, которые
придавали ему величие.
— Узнаешь меня? – спросил он опешившего Мубарака, у которого похолодело сердце, как его пропустила охрана, — тебе было 24 года, когда я умер.
— Узнаю, господин Сталин, — сказал президент Египта, торопливо встал с постели, накинул на плечи халат и сел в кресло напротив гостя. Ночной гость по-хозяйски сел раньше него. В свете ночника стали видны его густые усы и рябое лицо.
— Пришел, чтобы помочь тебе, — сказал он, окидывая халат президента презрительным взглядом и стал неторопливо набивать трубку, — я больше привык, чтобы меня называли «товарищ».
— Спасибо, товарищ Сталин.
— Ты сам виноват, что довел все до нынешнего состояния. Хотя не могу не одобрить твои действия по организации выборов, реформе судебной системы, культу вождя, развешиванию портретов и ограничению всех видов связи и… как его? Ну, этого?
— Интернета, — подсказал Мубарак. Он, человек высокого роста, чувствовал себя очень неловко перед этим маленьким человечком, и чувство усиливалось тем, что он давно отвык от него, — все равно Google стала помогать им переговариваться по мобильному телефону. Может, чаю?
— Какой теперь, к черту, чай? Я плохо знаю детали этих современных технологий, — жестко сказал человек во френче и достал спички, — но хорошо знаю суть власти и управления! Массам нельзя давать возможность свободно общаться и говорить, что в голову взбредет. Нельзя распускать! Хорошо, хоть радио и телевидение у тебя еще под контролем.
— Им мало кто верит, товарищ Сталин.
— Сейчас все решают уже не они. Ты упустил ночь на вторник, чтобы обезглавить оппозицию. Надо было взять лидеров этой ночью.
— Они не ночуют дома, товарищ Сталин.
— А твои спецслужбы на что? Мышей не ловят…
— К тому же вокруг них всегда большая толпа людей, не подступиться.
— Тем хуже для толпы. Тогда тебе надо все решить с утра. Двинь на площадь танки. Когда перестреляешь первые десять тысяч, остальные начнут разбегаться.
— На площади будет больше миллиона народу, по данным разведки — почти два. Десять тысяч – это меньше одного процента от них. Там и фанатики «Братья-мусульмане», для которых смерть – путевка в рай.
— Тогда положи сто тысяч. Отправь их в этот рай! Что они сделают против пулеметов и бронетехники? А по телевидению объяснишь, что они враги народа.
— У нас нет таких понятий «враг народа». Теперь принято говорить «враг государственности». Трудно будет объяснить такой расстрел миру и моему стратегическому партнеру — США.
— Какая, к черту, разница? Если будешь оглядываться на Запад – ты погиб. Они согласятся с победителем. Можно подумать, до сих пор у тебя была демократия западного образца? – с усмешкой сказал Сталин и пыхнул трубкой, — я общался с ними не меньше тебя.
— Мир уже не тот, господин… товарищ Сталин. Сегодня невозможно жить в полной изоляции — интегрированные экономики, банки, мобильные телефоны, Интернет, социальные сети, Skype. Мир стал тесным и связанным. Египет много зарабатывает на туризме, продаже нефти, газа и получает большую военную помощь от США.
— Интегрированная экономика и помощь США – твои главные ошибки. А еще – коррупция, продвижение своего сына в президенты, влияние жены, ее семьи. Я такого не допускал, жил аскетом. Поэтому тебе приходится сегодня платить по счетам. Слова «мир уже не тот» — оправдание слабых. Расстреляй первые десять тысяч, а будет мало, еще сто или двести. Там видно будет…
— А если армия откажется выполнять приказ? К тому же, поможет только на время. А дальше?
— Начни расстрелы с тех, кто откажется. Не бойся расстреливать полковников и генералов. Страх правит миром. Этот закон меня еще ни разу не подводил.
— Но это же значит поставить на кон все? Я могу сам проиграть все! Не спасти ничего из скопленного? А моя жизнь?! У меня другой план – выиграть время, сгруппировать силы…
— А я и призываю поставить на кон все. Никогда не копил и ничего не хотел спасать.
— Это невозможно, товарищ Сталин! Я не смогу так.
— Так и знал. В этом и разница между мной и тобой. Ну, прощай, – сказал человек во френче и в последний раз недовольно пыхнув трубкой, растаял в полутьме.
Президент Мубарак проснулся весь в поту, с сильно бьющимся сердцем. В занавешенные окна просачивался слабый свет утра. Если это был сон, почему в спальне стоял запах вонючего трубочного табака, который советские историки называли ароматным?..
Чингиз Султансой
02-02-11
Баку
