АЗЕРБАЙДЖАН. КОНЕЦ ВТОРОЙ РЕСПУБЛИКИ

ГЛАВА I. НАЧАЛО РАСПАДА СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

1. Армянский сепаратизм инициирует народное движение
в Азербайджане

История последних пятнадцати лет ХХ века – это история распада СССР и социалистического лагеря, объективно самого важного события прошлого века. Перестройка и ее крах, вернее, ее не совсем запланированный в начале итог окончательно изменила баланс сил на всей планете. Маленький Азербайджан в одночасье переместился совсем в иную координатную систему, политически, экономически и духовно переориентировался на совершенно иные направления. Хотя результат очевиден, но от этого не перестает представлять и научный, и практический интерес один вопрос: как и почему это случилось? Думается, что искать ответ необходимо не только в том, что СССР проиграл экономически, что “система изжила себя”, но и в том, как и почему реагировали на события массы, как повела себя элита.

Азербайджанцы до 1988-го года были в абсолютной своей массе верны СССР, строю, России. Хотя загнивание шло, коррупция въелась во все поры общества, теневая экономика сращивалась с госаппаратом, однако население, в силу природной пластичности, приспособилось к этим условиям и было органически чуждо к протесту и инакомыслию. Народ был настроен не менять порядки, а приспосабливаться к ним. Главная задача жизни для среднего азербайджанца - найти алгоритм, соответствие, угадать главный закон и правила поведения, вписаться в существующий порядок и добиться относительного материального благополучия.

Левые идеи, конкретно социал-демократия, появились в Азербайджане в начале ХХ века в связи с оформлением РСДРП как общероссийской партии. Промышленный и интернациональный Баку стал благодатной почвой для деятельности рабочих вожаков и профессиональных революционеров. В то же самое время ускорилось формирование националистических партий, что было характерно для всего закабаленного Востока - арабские страны, Иран, Индия… Хотя левые и националистические течения в то время еще не выглядели антагонистами, но признаки размежевания и соперничества были заметны уже тогда. Объективно националисты имели более широкую социальную базу и более соответствовали потребностям классово слабо структурированного общества, но победа большевиков России и вторичная колонизация Азербайджана в 1920-ом году на целых 70 лет формально отдала бразды правления в руки азербайджанских коммунистов. Очень скоро Компартия стала государственной структурой, и, несмотря на широкие репрессии против националистов, именно память о целой плеяде деятелей национального движения и патриотизм, осознаваемый в отрыве от «социалистического отечества», стали прибежищем мало-мальски протестных и оппозиционных настроений и взглядов.

После стабилизации режима, как и во всем СССР, идейные коммунисты Азербайджана были репрессированы, начался отбор в правящую элиту по отрицательным признакам: приспособленчеству, трусости, мздоимству. Со второй половиной советской эпохи ускорился процесс деградации и распада. В Азербайджане эта «вторая половина» связана с именем I секретаря ЦК КПА Гейдара Алиева. Именно он, благодаря природным способностям, более всех других в республике, способствовал деградации политической, идеологической и экономической базы советского коммунизма. Ложь, лицемерие, подхалимство, пустословие, коррупция, местничество и кумовство стали неписаными, но железными законами жизни. Качество компартийной служивой, творческой и научной элиты понизилось катастрофически и перестало быть адекватным запросам общества. Гейдар Алиев буквально внедрил огромный пласт своих земляков из Армении и Нахчывана в управленческие структуры во всех сферах и регионах республики. Гроссмейстер мимикрии, он навязывал ради личной карьеры приписки и громогласно боролся с ними, размещал в руководящих структурах своих земляков и боролся на словах с местничеством, уничтожал любое проявление свободомыслия, но провозглашал себя покровителем творческой интеллигенции. Естественно, такое усердие было замечено в Москве, и его перевели в 1982 году на должность первого заместителя Председателя Совета Министров СССР. На свое место I секретаря ЦК КПА он поставил своего земляка, некоррумпированного, но слабовольного Кямрана Багирова, фактически продолжая управлять республикой как своей вотчиной.

Формирование правящей партийно-хозяйственной бюрократии, как и прежде, продолжало идти под тщательным контролем Гейдара Алиева, абсолютно полновластного “хозяина” партии-государства на этом уголке СССР. Руководство АКП было сформировано из чуждых левым идеям людей. Достаточно сказать, что в 1997-ом году из 252 партийных секретарей районного, городского и республиканского уровней в восстановленную Компартию Азербайджана вошли лишь два бывших секретаря – Евлахского райкома партии и Бакинского горкома партии. Все остальные с той или иной долей успеха вписались в новые рыночные порядки.

Мысль о циничности конформистского поведения посещала редкие головы. В пору гласности, когда стало возможным печатать все, выяснилось, что азербайджанские литераторы не писали в «стол». Оказалось, что они писали только то, что разрешалось и можно было печатать. После независимости, когда общественная мысль осознала неприличность отсутствия узников совести в республике, в прессе косяком пошли статьи о “диссидентах”. Все они были лауреатами премий Государственных и Ленинского комсомола, секретарями парторганизаций творческих союзов. Но были, оказывается, и диссидентами. Градус духовной активности можно измерить даже арифметически: в конце 1980-х годов, когда в России было совершенно невозможно подписаться на перестроечные газеты и журналы, в Азербайджане, в пределах республиканского лимита, подписка была доступна без особых проблем. Кратко можно подытожить, что в духовном и политическом плане Азербайджан был более близок к Центральной Азии, чем к Прибалтике или Украине. Труженики полей и цехов глобальными и региональными вопросами совершенно не интересовались, интеллигенция приспосабливалась, чиновничество мучилось вопросами карьерного роста.

Но была почва для “ухода от России”. Незавершенность естественноисторического феодального развития до российской оккупации в начале XIX века и насильственное прерывание капиталистического развития в 1920-ом году, искусственное втягивание в “социализм” не могли не привести к причудливому напластованию глубинных и эклектичных, совершенно поверхностных представлений в менталитете, повадках, предрассудках, верованиях народа. При мощном потрясении “Карабахским конфликтом”, когда силовые магнитные линии событий начали воздействовать на эту аморфную и рыхлую массу, она достаточно быстро и покорно перестроилась под диктовку “императива истории”. В ней, в этом императиве, и проявилась вся эклектичность и полихронность общественного сознания и бытия азербайджанского народа. Всплыли на поверхность и актуализировались средневековые и первобытные представления, варварские стереотипы поведения, фантасмагорические утопии. На арену истории вступили массы. Что сказали они? Что они могли сказать? И они ли говорили?


***

Начало перемен в 1985 году мне запомнился одним сюрреалистическим событием, которое, однако, вскоре обернулось кошмарной реальностью. Непосредственно после избрания М.С. Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС мой студенческий товарищ сообщил мне, что «Горбачева Генсеком сделали армяне». Я выразил сомнение в правдивости этой, на первый взгляд, алогичной информации, однако товарищ сослался на друга своего детства, бакинского армянина, дядья которого были крупными цеховиками в Ставрополье. По словам друга, именно эти цеховики щедро финансировали подкуп секретарского корпуса, от которого зависело возвышение Горбачева. Секретари ЦК и обкомов отдыхали в санаториях ЦК КПСС на курортах Минеральных Вод, где их поил-кормил и одаривал Горбачев на деньги армянских воротил теневой экономики. Секретари были в восторге от Горбачева и, выбирая его Генеральным секретарем, полагали щедрого «продолжения банкета». Информация, которая казалась вздором в 1985-ом году, в 1988-ом году начала объяснять многое из того, что творилось в Закавказье.

Старт антисоветским народным движениям в Азербайджане и Армении был дан в Нагорном Карабахе. Образцом для тщательно организованных массовых митингов, посредством которых в начале 3-го тысячелетия совершаются оранжевые и тюльпановые революции, стал не плохо организованный митинг в Алма-Ате после снятия Кунаева Д.Д. с поста Первого секретаря ЦК Компартии Казахстана, а митинг армянских сепаратистов в маленьком Степанакерте в феврале 1988 года. Подготовка к этому митингу шла и в самом Степанакерте, и в райкомах и исполкомах четырех армянских районов НКАО, и в Ереване, и в Москве. Говоря о том, что подготовка сепаратистского движения армян НКАО шла и в Москве, я опираюсь на рассказы своих армянских коллег по миротворческому процессу, в течение более чем десяти лет совместно с азербайджанскими миротворцами ищущих пути мирного урегулирования конфликта. Занимая жесткую и абсолютно неконструктивную позицию на публичной части этих обсуждений, в кулуарах они искренно признаются в том, что конфликт принес армянскому народу большую беду, что победа, которой кичатся недалекие люди, на самом деле пиррова, и что причиной всего этого общего несчастья народов Южного Кавказа, наряду с мифологизированным общественным сознанием, явилось вмешательство внешних сил. Они приводят много примеров того, как Горбачев и его окружение инициировали начало сепаратизма, который латентно существовал, но под угрозой государственных репрессий не осмеливался бросить вызов всему советскому строю. Рассказ доктора наук, профессора из Еревана (имя которого я не могу назвать, не имея на это его согласия): "В 1987 году я находился в МГУ на курсах повышения квалификации. Жили в общежитии аспирантов. Поздней осенью ко мне пришли несколько моих коллег-преподавателей из Еревана, также проходящих "ФПК" (факультет повышения квалификации), и сказали, что в Москве находится депутация армян из НКАО. У них, как правило, бывали "дары Карабаха": коньяк, фрукты, домашняя еда. Мы вместе отправились к своим землякам, которые нас приняли радушно. В застольной беседе выяснилось, что они приехали в ЦК КПСС с ходатайством о "миацуме", воссоединении Нагорного Карабаха с Арменией. Я им откровенно сказал, что это нереально, кроме того, Москва неоднократно жестко отказывала Армении в этом вопросе. Они рассмеялись и ответили, что на этот раз все будет иначе. Они пригласили нас прийти на следующий день вечером, чтобы узнать ответ секретаря ЦК КПСС.

Следующий день вечером мы все опять пошли к карабахской депутации. У них был праздник: секретарь ЦК КПСС обещал им всяческую поддержку и призвал "крепко держаться".

Аксиомой является, что сепаратизм развивается только в тех странах, где слабнет центральная власть и начинается разрушение государства. Другим необходимым условием является поддержка извне. В НКАО в 1988 году наличествовали оба условия.

Для большинства азербайджанцев точкой отсчета для начала карабахского конфликта является издание книги Зория Балаяна «Очаг». Как в Советском Союзе могла увидеть свет такая шовинистическая книга, никто не мог понять. Поэтому текст научного и публицистического ответа Балаяну, написанный научным сотрудником Института востоковедения Исой Гамбаровым, пользовался широкой популярностью и принес автору известность. Услышав про «ответ Исы Зорию», я попросил своего институтского коллегу дать текст мне на полчаса, снял копию и вернул текст автору. Признаюсь, научная обоснованность текста меня удивила, никак не ожидал, что безразличный к науке Иса Гамбаров мог написать научный текст с такой обильной и специфической базой источников. Как сообщил Иса, с текстом ознакомились чекисты и высоко его оценили. Я ему для ознакомления дал свое критическое эссе о загнивающем советском строе. Спустя несколько дней он сообщил мне, что «такого сильного антисоветского текста ему еще не приходилось читать.» Когда я попросил его вернуть мне рукопись, он сообщил, что «дал рукопись чекистам». Как говорится, «хоть стой, хоть падай…»

Не менее знаковым представлялся и ответ экономсоветника Генсека Аганбегяна на вопрос журналиста газеты «Юманите» о Карабахе. Академик Аганбегян считал экономически целесообразным привязать Карабах на Армению. Принятие четой Горбачевых дорогих подарков от армянской диаспоры в США подвигнуло некоторых азербайджанских коммунистов дать телеграммы в ЦК КПСС с предложением заплатить Генсеку больше.

Первые беженцы-азербайджанцы из Армении в Баку перед зданием ЦК Компартии Азербайджана появились осенью 1987 года. Москва приказывала бездействовать, и республиканское партийное руководство послушно выполняло указание ЦК КПСС. Тем временем в НКАО сепаратисты завершали свои приготовления. Рассказ бывшего жителя Степанакерта, рабочего Алямшаха Рагимова, изгнанного из своей квартиры в этом городе в сентябре 1988 года, переехавшего в Шушу, и изгнанного повторно в мае 1992-го года, ныне проживающего в халупе в Бардинском районе:

"Азербайджанцы в Степанакерте жили компактно, на улицах Параллельных, Лесной и Мелик-Пашаева. Уже в 1987 году наши армянские соседи начали открыто говорить нам, что скоро они выйдут из состава Азербайджана и присоединятся к Армении, вот тогда они заживут свободно, богато и счастливо. В 1988 году 12-го февраля состоялся первый митинг, не слишком людный. 13-го февраля митинг получился огромный. Я тоже начал ходить на эти митинги, из любопытства. Иногда виделся со своими товарищами по заводу, стоял с ними, беседовал. Отношение ко мне было не совсем доброжелательное, но терпимое (сказывались нормальные отношения на работе). Я проанализировал ситуацию и понял, что весь процесс хорошо управляется из единого центра. Каждый район и каждое большое село НКАО, каждое предприятие и учреждение Степанакерта имели свое определенное место на площади. Сигнал о начале сбора давался на рабочих местах. Слово "забастовка" означало и то, что работа прекращается, и то, что всем необходимо собраться на площади. Информация с площади распространялась по городу и области молниеносно. Были ответственные за каждый участок площади. Иногда митинг назначали на ночь. 8-го мая 1988-го года была проведена "сидячая молчаливая забастовка". На постамент статуи Ленина водрузили флаг Армянской ССР. Долгие сборы на площади для организаторов оплачивались в размере от 25 до 50 рублей в день. Численность митингующих из различных районов была постоянной, состав менялся таким образом, чтобы численность не уменьшалась. Я сам видел, что тех армян, которые отказывались выходить на митинг, били, обзывали "турецким шпионом". Первым лидером сепаратистов НКАО был директор электротехнического завода Сейранян Альберт, он еще при Гейдаре Алиеве поднимал вопрос "миацума". После его смерти в 1987 году лидером "Крунка" стал директор мраморного карьера Манучаров Аркадий. В "Крунке" собирались большие деньги».

8-го мая Алямшаха Рагимова задержали на площади, обвинили в подготовке взрыва и зверски избили в помещении горкома комсомола. Его спасли от расправы русские офицеры КГБ и Внутренних Войск МВД СССР, иначе толпа собиралась его сжечь на костре.

На площади, по словам Рагимова, соблюдалась идеальная чистота, на земле не было ни обрывков бумаги, ни сигаретных окурков.

Азербайджанцев уже с мая перестали допускать на рабочие места, выплачивать им заработную плату. Азербайджанских студентов и преподавателей Степанакертского пединститута пинками выгнали из здания института".

Еще штрихи к движению карабахских армян за “миацум”. Пока режим был сильным, ни о каком “Крунке” и речи быть не могло. Первой реакцией на ослабление режима стал “Крунк”. Рассказ Захида Аббасова, сотрудника Нагорно-Карабахского облисполкома в 1987 году, беженца из Степанакерта, ныне живущего в Баку. “До 1987-го года мы жили как добрые соседи. Я с Робертом Кочаряном (нынешний Президент Армении – З.А) и Аркадием Гукасяном (официальный лидер карабахских армян – З.А.) близкими приятелями были, вместе ели, пили, в гости ходили. Но в 1987-ом году была создана тайная неформальная организация “Крунк”. “Крунк” союзной общественности представили как “журавль” по-армянски, символ печали и разлуки. Но была и другая, не менее правдоподобная версия – Комитет Революционного Управления Нагорным Карабахом (КРУНК). Памятуя, что первые митинги в Степанакерте шли под транспарантами “Ленин, партия, Горбачев”, нельзя исключить и такой симбиоз революционного большевистского романтизма с национализмом, что вовсе не было чуждо Южному Кавказу начиная с самого начала XX века. Первый секретарь областной парторганизации Борис Кеворков послал человека за одним из лидеров “Крунка”, пригласил его к себе поговорить. Когда тому сообщили, что его зовет к себе Кеворков, тот со страху упал и у него случился сердечный приступ.” Еще одно свидетельство. Тамерлан Нагиев, бывший директор республиканского объединения книготорговли “Азеркитаб”: “У объединения в Степанакерте были два книжных магазина, директоры – женщины. Одна относилась к азербайджанцам враждебно, другая – дружелюбно. Приезжали они в Баку раз в квартал для отчета. Так вот, в конце 1987-го года второй директор попросила меня принять ее. Посидели, поговорили. Рассказала она, что появились мужчины из Армении, агитируют, записывают в “Крунк”, собирают деньги. Кто не согласен, - объявляют предателем, преследуют, оскорбляют. Помощи от официальных властей нет, партийные органы области с ними заодно, люди все запуганы. Будет нехорошо, чувствуем беду”. Разговор с этой женщиной Тамерлан Нагиев написал в виде докладной в ЦК КПА, однако никакой реакции не последовало. И еще одно свидетельство. Бывший народный депутат ВС Азербайджана от Сальянского района, подполковник КГБ Айдын Абдуллаев: “В течение всего 1987-го года степанакертское отделение КГБ информировало Баку о деятельности эмиссаров из Еревана и активность “Крунка”, в том числе партийного руководства армянских районов НКАО. (Из четырех районов НКАО – Мардакертский, Мартунинский, Гадрутский и Шушинский – только в последнем азербайджанское население составляло большинство) Республиканское КГБ докладывал в союзный КГБ, и, конечно, руководству Азербайджана. Союзное КГБ, как это принято, докладывал в ЦК КПСС. Оттуда в Баку в КГБ не было никаких распоряжений, кроме одного: “Не вмешиваться”. На запросы ЦК КПА из ЦК КПСС так же поступало: “Не предпринимать никаких мер!”


***

Информация о сессии областного совета НКАО 20-го февраля 1988 года и принятом на ней решении обратиться к Верховным Советам Азербайджана, Армении и СССР с просьбой удовлетворить желание НКАО о выходе из состава Азербайджана, официально широко не распространялась, однако «сорочья почта» эту весть разнесла очень быстро. 21-го февраля группа студентов, активистов неформального кружка «Юрд» (стойбище, родина) устроили перед зданием ЦК Компартии Азербайджана небольшой митинг протеста. Затем началась серия митингов в Академии наук Азербайджана. Странно начинались эти митинги: кто-то неизвестный начинал спускаться с самого верхнего этажа главного здания Академии, где размещался Институт географии (директором был академик Гасан Алиев, брат Гейдара Алиева), и кричал, что внизу будет митинг. Сотрудники всех институтов спускались на первый этаж и скапливались перед дверьми конференц-зала. Люди требовали открыть двери, скоро появлялся комендант здания с ключами, запускал народ внутрь и митинг начинался.

22-го февраля группа научных сотрудников Института востоковедения АН Азерб.ССР, обсудив ситуацию, решила выпустить прокламацию, которую автор этих строк написал, напечатал, размножил на ксероксе библиотеки АН на личные средства в количестве 50 штук и отправил для распространения в университет (АГУ) и нефтяной индустриальный институт (АЗИИ). Смысл прокламации сводился кратко к тезису, что межнациональные конфликты - испытанное оружие правящей номенклатурной реакции для недопущения солидарности демократических сил различных народов в борьбе за народовластие. В прокламации конкретно назывались фамилии Демирчяна и Алиева, являвшихся в то время фактическими вождями республиканских партийно-хозяйственных элит.

23-го февраля толпа жителей Барды и Агдама двинулась в Степанакерт «проучить армян». Около Аскерана толпа была остановлена, были убиты два молодых человека по имени Али и Бахтияр. Известно, что одного из них сразила пуля азербайджанского милиционера. Про убитых в прессе ничего не было сказано, зато много и возвышенно писали про поступок Хураман Аббасовой, Героя Социалистического Труда и председателя богатого агдамского колхоза, которая смогла остановить огромную толпу разъяренных мужчин якобы одним мановением руки, просто бросив им под ноги головной платок, символ женской чести. Увлекающийся внешними проявлениями жизни Евгений Евтушенко даже посвятил этому эпизоду патетическое стихотворение. Рассказывали, что большую роль в сдерживании толпы, кроме огня азербайджанской милиции, сыграл и секретарь ЦК КПА Гасан Гасанов, который стал на колени и умолял людей не идти дальше. Естественно, информация о стрельбе и убийстве двух молодых людей дошла до Баку в смутном виде, без уточнения, кто стрелял, и как это происходило. Представитель Генеральной прокуратуры СССР Катусев по республиканскому телевидению случай этот описал так, что люди подумали только на армян.

В тоталитарном обществе, контролирующем не только поступки граждан, но и их мысли, карательные акции силовых структур против населения являются весьма обыденным и объяснимым явлением. Но кровавые столкновения между группами граждан, бесчинства и насилие без ведома и санкции властей - чрезвычайно редкое явление. Можно лишь предположить, что сумгаитский погром 28-го февраля 1988-го года стал возможным только из-за совпадения и наложения друг на друга множества различных факторов. Так кому был выгоден погром в Сумгаите, и кто пострадал от него?

Версия, объясняющая якобы нерешительную позицию ЦК КПСС в вопросе армянского сепаратизма, абсолютно неубедительна. Горбачев не был так примитивен, как пытаются его представить хулители. Перебороть компартийную клику, отобрать у нее власть и сломать ему хребет мог только очень опытный и умелый политик. Естественно, что Генеральный секретарь ЦК КПСС ясно представлял себе последствия этнотерриториального конфликта между двумя советскими республиками. Именно поэтому он, имея все возможности, не повторил сценарий своих предшественников по решительному пресечению поползновений армянских сепаратистов. Следовательно, если мы согласимся с версией, что демонтаж тоталитарной системы был выгоден Горбачеву, то сумгаитский погром должен быть интерпретирован как звено в цепи акций по этому самому демонтажу. Если принять эту версию, то тогда становиться абсолютно логичным и потакание экстремистам, и игнорирование сигналов обкома партии и структур КГБ, и якобы запоздалая реакция на начавшийся погром, и последующие действия общесоюзного руководства во главе с Горбачевым. Погром был выгоден и спецслужбам, и силовым структурам центра. Появлялось новое поле практической деятельности: для усиленного расходования средств и, следовательно, расхищения их.

Погром был выгоден крайним националистам и Армении, и Азербайджана, как в руководстве, так и на низовом уровне. Погром углубил конфликт, окропил его кровью, сделал его погашение и мирное урегулирование почти невозможным, перенаправил внимание и энергию общества от борьбы против партийно-хозяйственной бюрократии на борьбу против «врагов нации». Именно в этом контексте становится ясной странная история, случившаяся с известным армянским диссидентом Паруйром Айрикяном. Советская власть, вынужденная под давлением Запада освобождать политзаключенных, возвращать из ссылки академика Сахарова А.Д, именно в это время высылает армянского диссидента в Эфиопию, под надзор марксистского диктатора Менгисту Хайле Мариама. Чем был опасен Айрикян в то время? Ведь по стране быстрыми темпами шла либерализация, к чему он призывал. Его общедемократические идеи были полностью созвучны проводимым сверху реформам. Демократические и мирные призывы Паруйра Айрикяна не могли быть основанием для его высылки из СССР в изолированную тираническую Эфиопию. Его могли выслать только по одной причине: самый авторитетный и популярный в то время общественный деятель Армении, несгибаемый диссидент Паруйр Айрикян открыто призывал к солидарной борьбе народов Кавказа, в том числе и армянского, и азербайджанского народов, против имперского центра, против тирании Компартии. Паруйр Айрикян не отрицал существования проблемы Нагорного Карабаха, но он предлагал ее не актуализировать, отложить на то время, когда в независимых Армении и Азербайджане установятся демократические режимы, и только тогда начать решать ее за столом переговоров, в духе демократии и согласно международным законам. Естественно, что такая позиция могла бы сорвать планы центра ввергнуть регион в омут регулируемых Москвой конфликтов, вот почему самолет «Аэрофлота» отвез Айрикяна в Аддис-Абебу, а на митингах в Ереване «пошел процесс» выращивания новых, более популярных, чем диссидент тоталитарной поры, лидеров нации.

Погром в Сумгаите был выгоден определенной части компартийной верхушки Азербайджана: устранялся сильный претендент на пост первого секретаря ЦК КПА Дж. М. Муслимзаде, расшатывались позиции первых лиц республики, открывались перспективы для карьерного роста.

Сумгаитский погром был на руку низовым националистическим лидерам. В процессе борьбы за демократизацию советского общества они никому не были нужны. Многие националисты были вообще чужды идеям демократии, ибо были носителями идеологии национальной буржуазии, которая была на Южном Кавказе не промышленная, не аграрная и не торговая, а чиновничья, государственная, паразитическая, и, следовательно, антидемократическая, авторитарная. Погром перевел все общественные процессы в Армении и Азербайджане однозначно и бесповоротно в русло беспощадной битвы двух национализмов - армянского и азербайджанского.

Естественно, что национализм несовместим с коммунизмом и враждебен ему. Как всех антикоммунистов, на Западе националистов начали скопом именовать демократами, хотя этнический национализм ближе к нацизму, чем к демократии. По мере усиления национальных движений в Армении и Азербайджане этот простой научный вывод все больше начал получать подтверждение своей истинности. Фашистское мышление и действие, реализуемое в рамках идеологии национальной исключительности и несовместимости, пренебрежении к законности и правам человека, этнических чистках и территориальных захватах, взятии заложников и запугивании населения, поэтизации террористов и терроризма в итоге привели к тому, что мы имеем сейчас: диктатура крупного капитала, осуществляющаяся в самых жестоких и античеловеческих формах. Учитывая, что Армения и Азербайджан сильно зависимы от Запада, правящие режимы свою сущность пытаются мимикрировать демократическим камуфляжем, который охотно принимается патронами региона, извлекающими свою экономическую и геополитическую выгоду от конфликта. Но как только появляется реальная опасность для власти и права грабить народ, весь этот демократический камуфляж отбрасывается и власть начинает просто стрелять в народ.

Сумгаитский погром, как это не странно, принес огромные дивиденды армянским сепаратистам для информационной войны против Азербайджана, воскресил на Западе подзабытые фобии и симпатии, дал индульгенцию всем последующим общим советским и сугубо армянским преступлениям против граждан азербайджанской национальности. Дубиной «Сумгаитского погрома» начали бить Азербайджан и азербайджанцев повсюду. Но азербайджанские националисты на национальные интересы вообще-то большого внимания не обращали, были полностью лишены способности мыслить системно, действовали согласно импульсам, получаемым от инстинктов, а также своих закулисных хозяев. Вот почему они, в последующем, с огромным рвением повели дело так, что погром стал возможен и в Баку. Эти погромы стали проявлением азербайджанского фашизма как адекватного ответа армянскому фашизму.

Как рассказывает бывший в то время первым секретарем Бакинского горкома партии Фуад Мусаев, его и I секретаря Сумгаитского горкома партии Муслимзаде Джахангира, отдыхавших в феврале 1988г. в Минеральных Водах, информировали о напряженном положении в республике и посоветовали прервать отпуск. Муслимзаде отказался прервать отпуск и ответил, что «за свой город спокоен». Мусаев же 19 февраля вернулся в Баку, ночью собрал совещание руководителей партийных и правоохранительных органов всех 11-ти районов столицы, заслушал их отчеты и проанализировал информацию. Он представил себе следующую картину происходящего: «С начала февраля из Армении в Азербайджан начали прибывать уже сотни беженцев. Они размещались в селах под Баку, там, где компактно проживали их земляки. Выходец из Армении, I секретарь Абшеронского райкома партии Зохраб Мамедов каждое утро организовывал для этих беженцев автобусы, которые привозили их в Баку не к зданиям ЦК, Верховного Совета или Совета министров, а в студенческие и рабочие общежития, где эти беженцы рассказывали о притеснениях и несправедливостях, которым они подвергаются в Армении. Эти рассказы беженцев распаляли чувства молодых людей. Накал страстей достиг опасной черты. В любой момент мог найтись человек, который поведет возмущенную толпу в заселенные армянами кварталы Баку».

Вечером Мусаев приказал перекрыть все шоссейные дороги, ведущие из пригородных сел в Баку. На следующий день, встретив кордоны ГАИ на подступах к Баку, автобусы повернули к Сумгаиту. Агитация началась в студенческих и рабочих общежитиях Сумгаита, всего лишь в 26 км от столицы.

27-го февраля в Сумгаит прибыли I секретарь ЦК Компартии Азербайджана Багиров и председатель Совета Министров республики Сеидов. Они встретились с горожанами и беженцами из Армении. Но что они могли сказать этим людям? Ответить пустыми, гладкими и далекими от реальности словами постановлений ЦК КПСС и заверений Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева? Вопли и крики обиженных, оскорбленных и изгнанных из родины людей заглушили речи лидеров. Они вышли через черный ход клуба и буквально спаслись бегством в Баку, где за спокойствие отвечал горком партии.

28-го февраля Муслимзаде с небольшой свитой из работников горкома партии направился к «трудящимся молодого города нефтехимии и металлургии» на злополучный митинг, где кипела яростная толпа.

Здесь он выступил с речью, сказав, что никогда Карабах не отдадут Армении, что оснований для беспокойства нет, есть 78-я статья Конституции СССР, что, если ее нарушат и примут решение «отнять Карабах», то он сам вольется в ряды митингующих. Тут его аккуратно отсекли от окружения, вручили в руки флаг Азербайджанской ССР и потребовали показать, как он пойдет с народом на демонстрацию.

Последним на митинге с краткой речью выступил директор средней школы Хыдыр Алоев (поэтический псевдоним - «Аловлу», что означает «пламенный»), курд из Армении. Свою речь он закончил призывом: «Смерть армянам!» После возвращения к власти, в свой первый приезд в Сумгаит, Гейдар Алиев неожиданно спросил: «А где наш Хыдыр»? Из толпы вышел сияющий от счастья погромщик, и вождь тепло поздоровался с «нашим Хыдыром». Видимо, в награду, президент Алиев включил Хыдыр Алоева в список депутатов парламента Азербайджана в 2000 году.

Оставшийся один, без привычного окружения, с флагом республики в руках, в окружении возбужденных и кричащих людей, Джахангир Муслимзаде подчинился воле толпы и пошел с ними туда, куда его вели. Эту сцену – высокого Муслимзаде с флагом во главе колонны - аккуратно засняли и потом показывали в ЦК КПСС - партийный вожак ведет толпу погромщиков. Партийно-государственной карьере Муслимзаде пришел конец, его сняли со всех постов, свалив на него всю вину за погром, исключили из партии.

Как только колонна во главе с обреченным Муслимзаде двинулась с места, подготовленные команды погромщиков с кусками арматуры в руках разбежались по городу громить армянские квартиры. Списки «нехороших квартир» были, по всей видимости, составлены известными всему населению «неподкупными патриотами» из ЖЭК-ов. То, что произошло в Сумгаите, стало неожиданностью не только для жителей Баку, но и для самих сумгаитцев. Хотя на какое-то время название города стало синонимом варварства, но это было огромной несправедливостью в отношении подавляющего большинства жителей Сумгаита. Вот рассказ сумгаитца Дадашова Юсифа Йолдашбала оглу: «28-го февраля утром мне позвонил мой друг Армен Мусаэлян и взволнованным голосом попросил срочно приехать к нему. Я взял с собой еще одного нашего друга, Фуада, и поехал к Армену. Мы забрали всю его семью и привезли к нам домой. Через некоторое время мы приютили и семью нашего соседа Бабаяна Григория (он, его жена Джульетта, сын Размик и его беременная жена). Все мы сидели в гостевой комнате в страшном напряжении. Я и мой брат спустились во двор. Скоро из квартир начала спускаться во двор азербайджанская молодежь и образовалась своеобразная дворовая охрана, человек 10-12. После полудня во двор с криком ворвалась толпа, человек 40-50. Большинство были подростки, от 15-ти до 18-ти лет, было несколько взрослых. У всех на руках были куски арматуры. Странно, что я, коренной житель Сумгаита, никого из них не знал. Они начали орать и требовать выдать им армян. Мы начали с ними спорить, и, хотя соотношение сил было явно в их пользу, наша решимость не уступить несколько остудила их пыл. Несколько человек из толпы начали выламывать дверь квартиры на первом этаже, даже не спросив, чья эта квартира. Им явно хотелось чем-то поживиться. Спор и крики продолжались более получаса, потом кто-то из них крикнул: «Айда на соседний двор», и толпа дружно побежала на соседний двор. Мы еще постояли часа 3-4, потом разошлись по своим квартирам. Целые сутки мы все провели в страшной тревоге. На следующий день утром во двор на военных грузовиках въехала часть ВВ МВД СССР, солдаты выстроили оцепление вокруг двора, и со всех блоков начали выходить армянские семьи, которых весь страшный день погрома прятали азербайджанские друзья».

Погромы осуществлялись по единой технологии, что в Кишиневе в начале ХХ века, что в Сумгаите, Гугарке, Масисе, Баку и Гяндже в конце века. Одна группа врывалась в квартиру или дом, била, увечила, убивала обитателей, по ходу забирая самое ценное – деньги и драгоценности. После их ухода появлялись падальщики – выносили бытовую технику, мебель. Затем появлялись экзальтированные обыватели, которые не гнушались тазами и кружками с отбитой эмалью. Подавляющее большинство жителей Сумгаита было застигнуто врасплох вакханалией разнузданной толпы. Правоохранительные органы бездействовали, власть отсутствовала. Единственное, что могли сделать горожане – это спасти своих соседей-армян, друзей, просто незнакомых. Погибли 26 жителей Сумгаита-армян и 6 жителей различных национальностей.

Сумгаитский погром сразу же стал мощным идеологическим оружием в руках армянских националистов. «Сумгаитом» укоряли и попрекали весь азербайджанский народ, как будто народ имел возможность принимать решения и выполнять их, как будто азербайджанский народ на демократически организованном референдуме проголосовал за организацию армянского погрома и затем реализовал его. Понятие «коллективной ответственности», этот пережиток темных веков варварства, был широко применен армянской, да временами и всей советской, и «либеральной» пропагандой против целого народа. Но и «азербайджанская сторона», уподобившись своему соседу и оппоненту, впала в тот же грех, облыжно обвиняя весь армянский народ во всех тех преступлениях, которые творились и творятся в течение конфликта. Во время всех погромов, как в Азербайджане, так и в Армении, большинство населения не принимало никакого участия в этих преступлениях, более того, каждый честный и порядочный человек, подвергая свою жизнь смертельной опасности, спасал других. Армяне спасали азербайджанцев в Армении, азербайджанцы спасали армян в Азербайджане.

Почти сутки Сумгаит был во власти погромщиков. Не действовал горком, исполком, милиция, КГБ. Случайность? Умысел? Или это - признак бессилия и деградации системы? Единственно аппарат горкома комсомола бил тревогу, звонил и слал телеграммы.

На следующий день после начала погромов в Сумгаит прислали невооруженных курсантов Бакинского общевойскового командного училища. Погромщики камнями закидали и разогнали курсантов. Только потом в Сумгаит вошли части Внутренних Войск МВД СССР, переброшенные из центральных районов России. Ситуация была взята под контроль, задержаны сотни людей, которых начали фильтровать, выявлять зачинщиков и исполнителей. Сумгаит был окружен и изолирован от внешнего мира.

Даже в такой ситуации партийная верхушка республики не смогла придумать ничего лучшего, чем послать в Сумгаит группу лекторов общества «Знание!» Не будучи лектором этого общества, автор этих строк по причинам, неведомым ему до сих пор, получил предложение от парткома АН поехать в Сумгаит с лекцией о положении в стране.

В автобусе «РАФ» в Сумгаит отправилась разношерстная кампания, в которой были и доктор философских наук Гюльрух Алибейли, и молодой социолог Тахир Фарадов, и Шамиль Алиев (псевдоним, как стало мне известно позже – Янардаг, что означает «Огненная гора»), известный узкому кругу людей как лютый враг советской власти. По всей видимости, власти послали к рабочим Сумгаита только тех, кто осмелился поехать. За полчаса пути в Сумгаит автор этих строк услышал от Янардага страшные истории о том, как советская империя целенаправленно уничтожает тюрков Азербайджана желтой радиацией, которая направляется по подводной трубе из ядерного реактора на острове Наргин в пустырь посредине жилого массива Гюнешли (окраина Баку). Налицо были все симптомы шизоидальной истерии.

В Сумгаите автор этих строк попал в механический цех алюминиевого завода, где смирным и напуганным рабочим красочно описал битву между перестроечными силами и партноменклатурной реакцией. После получасовой речи автора единственным рабочим, пожелавшим выступить, оказался армянин Амо, маленький и худой мужчина средних лет, который виновато сказал: «Что, мы не знаем, кто это делает? Меня и мою семью спасли соседи-азербайджанцы. Это делают те – тут он показал большим пальцем вверх - кому выгодно, кто боится потерять доходы, власть. Это делает мафия, а нам, простым людям, самое важное – что принести поесть вечером детям, семье. Как свести концы с концами…»

После сумгаитского погрома в АН прошел еще один шумный митинг. Ученые требовали, чтобы власть снизошла до народа. Приехал Сахиб Алекперов, кандидат в члены бюро ЦК КПА и Первый секретарь ЦК комсомола Азербайджана. Зал требовал объяснений. «Как могло такое случиться? Как могло республиканское руководство допустить, чтобы дело дошло до подобного преступления?»

Алекперов попытался изъясниться с учеными фразами из официальной советской версии: «Это сделали наркоманы и уголовники». Зал услышал вместо честного ответа обычную советскую липу. На трибуну прорвалась, отодвинув вождя комсомольцев, миниатюрная женщина и звонким голосом отчеканила: «Этих наркоманов и преступников породила и воспитала советская система, ваш пионер, комсомол и ваша партия!» Это была Лейла Юнусова из Института истории АН. Алекперов, бледный, шептал; «Умоляю вас, не разжигайте страсти…» Зал неистовствовал, все возмущенно кричали. Как всегда, в минуту апогея появился академик Зия Бунядов. Зал встретил его овацией. Как же, это он, единственный, противостоит научным козням армянских историков, переписывающих историю «в свою пользу». Академик быстро овладел вниманием аудитории. Для этого он отпустил несколько шпилек в адрес соседей, несколько острот в адрес руководства республики, чем полностью расположил к себе обиженных и оскорбленных ученых. Далее он посоветовал верхам приглядеться к тем, "кто способен защитить республику" и не делать ставку на "трусов и бездарей". Затем он посоветовал аудитории разойтись, что и было всеми сделано с чувством исполненного перед Родиной долга.

Не все были удовлетворены этим ритуалом "выпуска пара". Несколько человек из различных академических институтов всегда оставались после митингов, обменивались мнениями о происходящем. Скоро эти разговоры вылились в замысел создания некоего Бакинского клуба ученых (БКУ), где за чашкой чая могли бы встретиться и поговорить ученые не только из различных академических институтов, но и вузов столицы. Было решено написать устав клуба, зарегистрировать его и попросить власти выделить под клуб помещение.

Весь март и апрель сотрудники различных институтов собирались в кабинетах институтов востоковедения и физики АН для обсуждения программы и устава БКУ. В этих обсуждениях принимали участие десятки людей, но костяком были Тофиг Гасымов, Мирбаба Бабаев и Агаджавад Саламов из Института физики, Лейла Юнусова из Института истории, Хикмет Гаджизаде из Института ботаники, автор этих строк, Алтай Эфендиев и Мамедгасан Гамбаров из Института востоковедения. Тем временем страсти в столице все накалялись. Беженцы из Армении продолжали прибывать. В марте 1988 г. группу молодых сотрудников из различных академических институтов пригласили в ЦК ЛКСМ Азербайджана, на встречу с комиссией из Высшей партийной школы при ЦК КПСС и Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ. На встрече выступили историки Эльдар Намазов, Лейла Юнусова, Ариф Юнусов, искусствовед Санубар Багирова, востоковед Джейхун Моллазаде. По лицам московских гостей было видно, что их больше занимает переваривание съеденного накануне, чем взволнованные речи молодых ученых. В конце встречи автор этих строк сделал попытку пробить броню безразличия этих научно-партийных бюрократов. «Вы, кажется, не понимаете сути происходящего. Пересмотр границ и передел территорий между союзными советскими республиками, если это не будет пресечено жестко и сурово уже сейчас, приведет к кровавым конфликтам, погромам и человеческим трагедиям. Возобновится армяно-азербайджанская вражда, передел территорий перебросится в Среднюю Азию. Если Москва начнет силой оружия поддерживать Армению, это нанесет огромный ущерб СССР в глазах общественного мнения в мусульманском мире. Конфликт в НКАО похоронит последние остатки уважения к социалистическому лагерю и приведет в итоге к распаду Советского Союза!»

На безучастных лицах московских гостей не дрогнул ни один мускул. Крамольные слова о перспективе распада СССР не тронул их сердца. Как будто разговор шел о Береге Слоновой Кости. Не на шутку были встревожены моими вольными разговорами местные вожди, но и они, заметив олимпийское спокойствие московских гостей, повеселели.

15-го мая 1989 г. в Баку на площади им. В.И.Ленина состоялся первый общегородской митинг. По прошествии лет свою заслугу в его организации отстаивают и сотрудник Музея истории азербайджанской литературы им. Низами Мохаммед Хатами, выходец из Ирана, которого семья привезла в СССР в 1946 году еще ребенком на волне эмиграции «демократов» после падения просоветской Азербайджанской Республики, и Энвер Алиев, сотрудник Института географии АН, и еще несколько лиц, так и не закрепившихся на политической арене.

Шествие к площади у побережья, начавшееся с нагорной части города, с проспекта Нариманова, прошло до середины пути, когда автору этих строк, шедшему где-то в середине колонны, сообщили, что поэт Халил Рза намерен повести людей к армянской церкви у скверика «Парапет» с целью поджечь храм. Сообщив это известие сотруднику Института географии Энверу Алиеву, и пробившись вместе с ним в первый ряд колонны, взявшись крепко за руки, нам удалось у развилки около Дома профсоюзов повернуть колонну направо, к площади Молодежи, откуда толпа уже потекла по руслу улицы Зевина на проспект Нефтяников, и дальше, на площадь им. Ленина. Тогда предотвратить нападение толпы на храм удалось.

На первом общегородском митинге было тысяч 15, большинство – молодые рабочие и студенты. На трибуне, где обычно стояло руководство республики, принимавшее парад войск и приветствовавшее демонстрацию трудящихся на советских праздниках, и на этот раз стояла номенклатура, разбавленная статусной интеллигенцией – академиками, народными поэтами и писателями. Там же были несколько рядовых граждан, принявших деятельное участие в организации митинга.

Все выступавшие клеймили карабахских сепаратистов. Те ораторы, которые угрожали армянам или же оскорбляли их, удостаивались аплодисментов. Ораторов, которые хотели успокоить людей и заверяли их в решимости и способности руководства республики «дать отпор», освистывали . Тогда же на митинге впервые выступил будущий «соловей площади» - рабочий машиностроительного завода им. л-та Шмидта Немат Панахов. Сказав несколько напыщенных фраз о нации и Родине, он начал декламировать стихи. Его тут же освистали. В какой-то момент микрофон предоставили некой женщине, которая на чистейшем азербайджанском языке стала призывать собравшихся отомстить армянам Баку за те унижения, которым подверглись азербайджанцы в Армении. Разгоряченные ее призывами, толпа ринулась к трибуне, видимо, бить партократов для разминки. Номенклатурные бонзы быстро из трибуны перебежали во двор Дома советов и закрыли решетчатую дверь. Напор толпы начали сдерживать рядовые сотрудники партийных и советских учреждений. Среди них был и мой младший брат Араз, который смог утихомирить большую группу разъяренной молодежи. Первый секретарь горкома партии Фуад Мусаев увидел это и взял смелого мужчину на заметку. Сама женщина, после провокационного призыва, попыталась скрыться, но ее сумели задержать. Она оказалась буфетчицей Каспийского пароходства, бакинской армянкой. Никакого дела против нее не возбудили, никто не попытался найти корни этой опасной провокации, она из милиции просто бесследно «испарилась».

В конце концов, толпа все-таки разошлась без эксцессов и… горком партии решил дать импульс еще одному митингу 18-го мая. Для чего определенные люди, среди которых был и Араз, за два дня обегали множество рабочих и студенческих общежитий и предупредили, что «народ собирается, чтобы выразить свою волю». 18-го мая состоялся еще один общегородской митинг. Митингу пытался помешать некий генерал Внутренних Войск МВД СССР, но все его угрозы были игнорированы, и массы народа, взявшие старт с различных точек города, слились в единую 30-ти тысячную толпу на площади. Опять море «черных голов» (по цвету волос) внимало пафосным выступлениям ораторов на трибуне. Руководство страны представлял Сулейман Татлыев, председатель Президиума ВС Азербайджана. Были стихи, призывы, угрозы, но контакта власти с народом не получилось. Люди опять заволновались, не хотели расходиться. Тут Татлыев предложил «продолжить разговор прямо в здании ВС Азербайджана». 300-350 решительных людей направились с площади Ленина к зданию ВС. «Простой народ» впервые расселся в мягких креслах, обитых красной тканью. Руководители республики, решив, что опасность миновала, попытались повести разговор в том русле, который им был привычен: «ЦК все сделает, просто дайте нам время, наберитесь терпения, мы решим вопрос, не надо забывать про интернационализм, просто мы не можем дать немедленного отпора, армяне готовились, мы же этого не ожидали…»

Секретарь ЦК КПА по идеологии Рамиз Мехтиев продолжал бы внушать уже оробевшим студентам и рабочим эту партийную версию происходящего, но был бесцеремонно прерван. К трибуне подошел мелкий клерк Баксовета, недавно вернувшийся с мест заключения, Араз Ализаде, который, не давая т. Мехтиеву опомниться, начал персональную атаку на него: «Вы говорите, что армяне давно готовились к отторжению Карабаха, мы же не могли этого делать, потому что… Потому что мешали такие азербайджанские руководители, как вы! Кто запрещал труды азербайджанских ученых, поэтов, писателей, которые пытались полемизировать с армянскими измышлениями? Кто? Вы лично! Правду я говорю?»

Сидящие в зале моментально преобразились в толпу, буйную и яростную. Сотни глоток начали извергать рев и проклятия. Рамиз Мехтиев испугался. Он был раздавлен. На каждый риторический вопрос оратора «Кто это делал?» он трусливо отвечал: «Да, я. Да, я».

Запись «встречи руководства с трудящимися» была срочно доставлена в Москву, нужным людям. Еще один партократ был развенчан, как «способный руководитель». 21 мая 1988-го года Кямран Багиров, после многочисленных обращений, был освобожден с должности I секретаря ЦК КПА, и на эту должность назначили Абдуррахмана Везирова, посла СССР в Пакистане. Было известно, что он работал в молодости с Горбачевым М.С. в комсомоле. Одновременно в Армении К.С.Демирчяна сменил Сурен Арутюнян, такой же комсомольский товарищ Горбачева. После пленума ЦК КПА Везиров сгоряча созвал митинг в Баку, на площади им. Ленина. Он выступил крайне неудачно, показав, что не только плохо владеет азербайджанским языком, но и не понимает ситуацию в целом. Люди были настроены к нему дружелюбно, но когда он начал бросать в толпу округлые и ничего не значащие слова об интернационализме, потом о некоем своем несчастном знакомом, задавленном «алиевщиной», то площадь загудела и засвистела. С первой же публичной встречи Везиров потерял поддержку улицы.


***

А в это время сотрудники АН Аз. ССР продолжали лелеять мечту о создании Бакинского клуба ученых (БКУ). Был совместно составлен проект Положения о БКУ. В то время у населения не было знаний и навыков по самоорганизации. Например, для написания Положения о БКУ сотрудники АН искали, находили и изучали все мыслимые документы подобного рода, чтобы понять структуру, язык и формат. В числе изученных было и Положение о Молодежном клубе политпросвещения при Комитете молодежных организаций Азерб.ССР. Однако изучение этих документов привело к тому, что активисты БКУ решили жить по такому порядку, который начисто исключал всякий внешний контроль и бюрократизацию. В одной из последних редакций «Положения о БКУ», пункт первый гласил: «Общественная организация – клуб ученых г. Баку – объединяет людей, занимающихся научным исследованием и ставящих перед собой научно-просветительские задачи». В пункте третьем декларировалось, что «создание и деятельность клуба исходит из статьи 51 Конституции СССР, статьи 49 Конституции Азерб.ССР, Положения ВЦСПС от 13.05.1986 г. и других советских законов (арх. автора)». После завершения «Положения о БКУ» уполномоченные от инициативной группы физик Саламов Агаджавад и биолог Гаджизаде Хикмет отправились в Октябрьский райисполком за регистрацией. В которой им, естественно, отказали. *** Всю первую половину 1988 года различные общесоюзные структуры «мирили» армян и азербайджанцев. На слете воинов - «интернационалистов» в Волгограде за общий стол посадили ветеранов войны в Афганистане из Армении и Азербайджана. Дело чуть не дошло до кулачного боя. «Интернационалистов»-соседей развели «афганцы» из других республик. Затем эту же миссию начали выполнять творческие союзы и Академия Наук СССР. Художники, композиторы и писатели поспорили, но к единому мнению не пришли. Автору этих строк о встрече писателей рассказывал народный писатель Азербайджана, ветеран Великой Отечественной войны Исмаил Шыхлы: «Есть у меня друг армянин, с такой же судьбой, как у меня. Воевал, трудился, верил. Когда начали обсуждать эту грязь, многие с армянской стороны рвали глотку. Он молчал. В перерыве я подошел к нему, мы обнялись. Он сказал мне со слезами на глазах: «Исмаил, я вижу страшную беду. Народ перестал слушать своих старейшин. Вперед выдвинулись молодые горячие головы. Им все нипочем. Крови они не боятся. Уроки прошлого не осознают».

ЦК ЛКСМ Азербайджана и ЦК ЛКСМ Армении отобрали по десять молодых ученых для того, чтобы они нашли общий язык в Москве, под эгидой ЦК ВЛКСМ. И на этой встрече произошла яростная полемика. Позиции сторон никак не сходились. Армянские ученые расстелили карты Армении в древности и средневековья, на которых Карабах был обозначен как часть Армении. Кандидат исторических наук Ариф Юнусов напомнил своим коллегам, что эти карты, составленные армянскими учеными, в свое время были официально отвергнуты московскими историками как не подтвержденные данными науки. Азербайджанский ученый расстелил карты, официально признанные советской исторической наукой. Эти карты говорили другое. Армянские историки обвинили азербайджанского ученого в армянофобии. На что Ариф Юнусов мирно ответил: «Что вы говорите? У меня мама армянка…»

Затем пришел черед академиков. По десять ведущих ученых из Армении и Азербайджана были созваны на совещание по «проблеме НКАО» в союзную Академию. Каждая из сторон выставила свои аргументы, которые, конечно же, имели силу аргумента только для одной стороны и начисто отвергались другой. Под конец выступил академик АН Азерб.ССР Зия Бунядов, который свел смысл встречи к анекдоту: «Из-за карабахской проблемы я лишен возможности посещать Ереван и встречаться со своим внебрачным сыном, прижитым от медсестры, которая ухаживала за мной во время войны в эвакуационном госпитале…» Конечно же, на таких встречах было невозможно добиться какого-либо позитивного результата. Мировая наука и практика знает только один эффективный путь предотвращения эскалации этнотерриториального конфликта внутри государства – применение государством законной силы, а в дальнейшем – нахождение новой, демократической, более соответствующей сложившимся условиям формы совместного проживания конфликтующих групп населения.


***

Между БКУ и I секретарем Бакинского горкома партии Ф.Мусаевым создалась связь через брата автора этих строк, Араза Ализаде. Ф.Мусаев знал некоторых активистов БКУ и обещал даже выделить помещение для клуба.

Приближалась XIX партийная конференция, где, как предполагали члены БКУ, армянские делегаты поднимут вопрос Карабаха. Через Араза Ализаде БКУ обратился к Мусаеву, чтобы тот предложил в бюро ЦК командировать в Москву максимально возможное число азербайджанских ученых, управленцев, инженеров, снабдив их информационными материалами. Называлась даже цифра – около двух тысяч. Каждый из этих командированных должен был поработать со своей курирующей организацией, информировать свой круг знакомых и сослуживцев о сути «проблемы НКАО». Мусаев прислушался к предложению БКУ и выступил с такой инициативой на бюро ЦК. Везиров категорически отверг это предложение и, по словам Мусаева, заявил что, «азербайджанские коммунисты никогда не уподобятся армянским…»

Тогда БКУ предложил Мусаеву командировать в Москву хотя бы двух активистов БКУ. Предложение было принято, и АН Азерб.ССР по его указанию командировала в Москву кандидата исторических наук Эльдара Намазова и автора этих строк. В Москву выехал также Араз Ализаде для поддержания связи. Нас поселили в Постпредстве Азербайджана.

В первый же день партконференции все делегаты от Компартии Азербайджана обнаружили под своими подушками брошюру «Нагорный Карабах. Историческая справка», написанную группой армянских академиков и изданную АН Армении. Когда Везиров узнал, что эта брошюра подложена под подушку каждого делегата партконференции, он собрал азербайджанскую делегацию и потребовал «дать адекватный ответ». Когда же он увидел растерянность делегатов, то напустился на президента АН Азербайджана академика Эльдара Салаева, начал попрекать его неэффективностью работы Академии. Вмешался Фуад Мусаев, обещал «дать ответ». Все были удивлены, так как знали его как опытного строителя, успешного управленца, бывшего футболиста, но не как специалиста в области истории.

Мусаев прислал книжку нам с просьбой срочно подготовить научную рецензию. После чтения брошюры нам стало ясно, что в ней просто собраны все армянские доводы в пользу своей версии истории. Эльдар Намазов, в 1981-1985 г.г. бывший стажером-исследователем Института этнографии АН СССР и уже знакомый с армянской системой аргументации, вызвался оперативно написать «ответ армянам». Что и было сделано им за одну ночь. Когда машинистки Постпредства Азербайджана оперативно отпечатали написанный за ночь Эльдаром ответ, куда я добавил полстранички обвинений в отходе от принципов интернационализма, выяснилось, что текст составил 18 машинописных страниц. Заработали ксероксы Постпредства, более тысячи сброшюрованных «ответов» на микроавтобусе были отвезены в распоряжение партийной делегации Азербайджана. Везиров прочитал «ответ» и ему он очень понравился сдержанностью и тем, что в нем было не меньше ссылок, чем в ереванской брошюре. Мусаев заплатил горничным, и на следующий день все делегаты партконференции обнаружили под своими подушками «азербайджанский ответ». На вопрос Везирова, как ему удалось так оперативно сработать, Мусаев ответил, что с «неформалами надо уметь работать». Везиров заинтересовался и попросил Мусаева «как-нибудь представить ему этих неформалов».

На XIX конференции делегация КП Армении попыталась протолкнуть какое-то решение по НКАО, но из этого ничего не вышло, так как более важные проблемы затмили карабахский вопрос. Эту неудачу армянские радикалы Сурену Арутюняну не простили. Самолет, на борту которого летел новоиспеченный первый секретарь ЦК КП Армении, не сумел приземлиться в аэропорту Звартноц, т.к. взлетно-посадочная полоса аэродрома была заблокирована. Самолет делегации приземлился на другом аэродроме, а части Внутренних Войск МВД СССР получили приказ очистить аэродром. Произошли столкновения, были раненые и среди солдат, и среди демонстрантов. Московская «центральная» пресса напечатала фотографии солдат с перевязанной головой и статьи против армянских экстремистов. Ось противостояния плавно сместился из «Москва-Баку» на "Москва-Ереван".

Ожидалось, что 16-го июля Президиум ВС СССР обсудит решения областного совета НКАО и ВС Азербайджана. На БКУ мнение было единодушное: если ось противостояния не будет переключена опять на Баку, то у центра причин для поддержки позиции Армении, избравшей путь конфронтации, не будет. И тут к нам из горкома партии поступила информация, что "группа Немата Панахова готовит в Баку забастовку и митинг". Информацию эту сообщил Араз Ализаде. Он сказал, что в горкоме опасаются повторения попытки повести толпу на компактно заселенную армянами часть города – "Арменикенд", и устроить погром по сумгаитскому сценарию. Фуада Мусаева особенно встревожило то, что "кто-то" организует для Немата Панахова доступ на оборонные заводы Баку. Услышав это, встревожился и я, т.к. на учебных сборах ВДВ нам объясняли, что на военные объекты может попасть или диверсант высшей квалификации, или же человек, имеющий официальный допуск на объект особой секретности. Кем же был этот молодой рабочий со средним образованием? Неужели ему создают условия для организации погромов? Кто мог помочь ему в таком деле? Ответ напрашивался естественный: спецслужбы, действующие по высочайшему указанию. У нас и так были серьезнейшие подозрения, что сумгаитский погром произошел не без участия КГБ, а тут еще военные заводы, куда в рабочее время ходит Немат Панахов и выступает в цехах… Араз Ализаде также сообщил, что штатных агитаторов из идеологических отделов райкомов рабочие не слушают и высмеивают.

Я посоветовался с активистами БКУ, поделился своими опасениями насчет возможности еще одной крупной провокации, предложил коллегам обратиться в горком партии и попросить предоставить нам, ученым АН, возможность выступить перед рабочими. Это предложение БКУ было передано в горком партии через Араза Ализаде. Без большой надежды на успех, но Мусаев все-таки дал свое согласие, более того, выделил в распоряжение нашей группы микроавтобус РАФ и одну комнату с телефоном, столами и стульями по адресу ул. Видади 125. Нам также сообщили, на каких заводах успел уже поработать Немат Панахов и его сподвижники, и сообщили, что через райкомы партии нас допустят туда как ученых лекторов.

Но я считал, что прежде всего следовало переговорить с Нематом Панаховым. Мне было известно, что с ним поддерживает тесные связи мой сослуживец Иса Гамбаров. Я обратился к нему с просьбой устроить мне встречу с Нематом и рассказал о цели встречи. Иса сразу же насторожился и сказал, что "не советует мне влезать в это дело". Когда я ответил, что мне нужны не советы, а помощь для встречи с Нематом, то Иса уклонился от роли посредника и объяснил, что "Немат прячется от КГБ и в общежитии не ночует". Отговорка звучала весьма неубедительно, потому что не ночевать в общежитии завода нефтяного машиностроения им. лейтенанта Шмидта Панахов мог, но на сам завод, на работу, приходить он был обязан, если хотел продолжать быть рабочим. Когда я сообщил Аразу, что Иса Гамбаров отказался устроить мне встречу с Нематом Панаховым, то он ответил, что эту встречу устроить проще простого. Он связался с горкомом партии, из горкома дали указание в Наримановский райком партии, на территории которого находился завод Шмидта, и вот на узкой улочке Видади останавливается крытый санитарный "УАЗ", из которого выходят два молодых человека, оглядывают улицу, затем вылезает Немат и тоже подозрительно оглядывается вокруг. Я отхожу от своей красно-оранжевой "ноль-пятой "Жигули"" и подхожу к нему.

- Я - Зардушт Ализаде, сотрудник Института востоковедения АН, работаю вместе со знакомым вам Исой Гамбаровым. У меня к вам недолгий разговор. Разговор на самом деле получился недолгий. Когда мы зашли в комнату и сели друг против друга, я начал с того, что сравнил его с героическим Павлом Власовым из повести "Мать" Горького, но попросил учесть особенности момента и не создавать ситуацию, благоприятную для различного рода провокаций. Выслушав меня, Немат зло спросил: "Тебя подослал горком партии?" - "Какое имеет значение, кто подослал, я тебе говорю, что забастовка, митинг и возможный погром нанесут огромный урон Азербайджану. Я прошу тебя не организовывать митинг и забастовку".

- Нет, я сделаю это.
- А я не допущу этого.

- Делай, что сможешь (по азербайджански это звучит так "Разложи по пяти тарелкам то, что сможешь сделать").
- Я сделаю, а ты посмотришь…

Мы расстались врагами. Мое убеждение – он или хитрый и коварный провокатор, или же невежественный дурак, ставший инструментом в чужих руках. Эту нашу встречу потом он будет много раз описывать. Мои "Жигули" превратятся в его рассказах в черную "Волгу", атрибут номенклатурной роскоши, а я сам – в агента партийных органов, конкретно - Фуада Мусаева.

Со следующего дня мы стали ездить по предприятиям Баку и выступать перед рабочими с агитацией против митинга и забастовки. Заводы "Озон" и "Электрон", «Бакинский электромашиностроительный завод» (БЭМЗ), завод нефтяного машиностроения имени Сардарова, сталелитейный завод…. Рабочие принимали нас очень хорошо, потому что каждый раз мы начинали свое выступление с того, что называли себя рабочими науки, называли размер своих зарплат, говорили, что работаем не в партийных органах, а в Академии. Рабочих интересовали вопросы истории, прежде всего Карабах, общая политическая ситуация, наше мнение о ближайшем будущем. Через два дня после начала нашей работы меня нашел Иса Гамбаров. Он был встревожен, стал уговаривать меня прекратить агитацию против митинга и забастовки. Я отказался. Тогда он зловеще предупредил меня, что "мое имя будет вписано в анналы истории черными буквами». Я ответил, что меня этот вопрос не занимает. Для меня важно, чтобы в Баку не было погромов, и чтобы по Азербайджану центром не был нанесен удар.

Последний завод, куда заехала группа агитаторов из БКУ, был завод Шмидта. Мы послали Немату Панахову предложение принять участие на нашей встрече с рабочими, однако от этого он уклонился. Разговор с рабочими завода имени Шмидта получился сердечным. Мы расстались друзьями. Опасность организации митинга, забастовки и вероятных погромов в Баку миновала. Как сообщил Мусаев, Везиров еще больше заинтересовался неизвестными неформалами.

18-го июля 1988 года в Москве состоялось заседание Президиума ВС СССР, на котором был рассмотрен вопрос НКАО. Бурные дебаты завершились тем, что ходатайство областного совета НКАО было отклонено. Но было принято решение принять особые меры для улучшения социально-экономического положения Нагорного Карабаха. Везиров чувствовал себя победителем. Вернувшись в Баку, он решил принять группу неформалов. 21-го июля на встречу нас повез I секретарь горкома партии Фуад Мусаев.

В зале совещаний здания ЦК КПА на пятом этаже мы - Тофиг Гасымов, Лейла Юнусова, Эльдар Намазов, Араз Ализаде и я - ждали Везирова. В комнату стремительно вошел невысокий человек. Моя первая мысль: как же он похож на армянина! Я же могу его различать, этот этнический тип столь близкого нам народа! Но в условиях Карабаха, где два этноса жили столетиями бок о бок, и было множество смешанных браков, такое сходство было не удивительным. Вторая мысль - какой же он простой. В гуаябере, рубашке из тонкой ткани навыпуск с накладными карманами, в коих щеголями чиновники Южного Йемена, где я работал в середине 70-х годов, и которая распространена в странах с жарким климатом. Без пиджака, без галстука! Только тут я заметил, что и Мусаев был без галстука, в рубашке с расстегнутой верхней пуговицей, но в пиджаке. Про себя я отметил, что новый руководитель привнес в жизнь партократов, застегнутых на все пуговицы в любую погоду, некую раскрепощенность.

Расселись. Везиров предупредил, что у него всего 40 минут времени и попросил высказаться так, чтобы он успел выслушать всех.

По старшинству первым начал говорить Тофиг Гасымов. Он сообщил Везирову, что ученые АН Азербайджана по некоторым направлениям фундаментальной науки имеют хорошие результаты с перспективой внедрения в промышленное производство наукоемкой продукции, что может принести в бюджет Азербайджана значительный доход. Лицо Везирова оказалось весьма богатым на мимику, оно выражало его чувства совершенно открыто. Он резко прервал Тофига и обрушился на руководство Академии. Он обещал, что "ЦК примет решение по руководству АН". Тофиг растерялся, он вовсе не выступал против руководства АН. Он просто делился своими предложениями с человеком, обладавшим полномочиями решать вопросы.

Слово взяла Лейла Юнусова. Она обратила внимание Везирова на то, что народ недостаточно знает свою историю, что книги по истории Азербайджана не удовлетворяют потребности народа, что имеющиеся книги сложны, что если поручить ученым –историкам изложить доступным языком историю страны по векам, то быстро можно издать серию книжек по истории для массового читателя.

И тут Везиров снова возбудился. Он прервал Юнусову и разродился длинной тирадой о том, какое плохое руководство у АН Аз.ССР и что ЦК скоро займется Академией. Потом повернулся к Эльдару Намазову и неожиданно миролюбиво предложил: «А теперь вы».

Эльдар в присущей ему мягкой манере начал излагать свое предложение: «Сейчас ученые отмечают, что до сих пор проводимая политика КПСС не в полном объеме учитывает желания населения и потребности развития страны».

Везиров это выслушал спокойно, так как горбачевское «новое мышление» предполагало некачественность и устарелость старого мышления КПСС. Эльдар продолжил: «Необходимо проводить широкие социологические исследования, формулировать задачи партии на основе потребностей развития общества». Тут терпение Везирова опять лопнуло, он прервал Намазова и стал горячо доказывать, что социология – вовсе не наука, что результатами опросов манипулирует кто как хочет, что он сам в молодости чуть не стал кандидатом наук по социологии… Потом повернулся ко мне и точно так же, как и Намазову, предложил: "Теперь вы".

Я начал с того, что сообщил ему о наличии трех вопросов, которые считал необходимым довести до его сведения. Везиров недовольно кивнул, мол, давай излагай, только побыстрее. "Во-первых", - я начал , - "партия решила, что к 2000-му году почти треть ВВП страны будет производится кооператорами и лицами, занимающимися индивидуальной трудовой деятельностью. Исполкомы ставят преграды на пути регистрации кооператоров и частников. Необходим один партийно-государственный орган под вашим личным руководством, который взял бы этот вопрос под контроль. Достаточно образцово-показательного наказания пары-тройки бюрократов, как остальные сразу вспомнят о необходимости выполнять решения партии". Везиров прервал меня и многозначительно обрезал: "ЦК этим вопросом займется".

Я перешел ко второму вопросу: "С каждым годом эффективность управления народным хозяйством СССР снижается. Много нестыковок, неувязок. Из единого центра управлять всей громадой советской экономики невозможно. Необходима реформа, надо переходить на республиканский хозрасчет". Тут он взорвался и стал минут пять яростно кричать о том, что он не позволит идеям, позаимствованным у эстонских сепаратистов, обсуждаться в ЦК КП Азербайджана. И тут иссякло терпение у меня: "Абдуррахман Халилович, я член партии с 20-летним стажем, я вижу, как партия все больше теряет авторитет и связь с обществом, партия не имеет поступательного потенциала и интеллектуальной смелости. Я, как рядовой коммунист, предлагаю вам, как руководителю Компартиии Азербайджана, провести внеочередной съезд. Отбросьте инструкции ЦК КПСС о порядке назначения делегатов! Давайте проведем искренние и демократические выборы делегатов! Давайте живо обсудим проблемы! Давайте вдохнем новую жизнь в партию!"

Везиров удивленно спросил: "А что же будет с ЦК? С аппаратом?" "Я что, предлагаю их расстрелять, что ли? Каждый из них имеет диплом о высшем образовании, пусть пойдут работать по специальности". Везиров неожиданно спокойно отрезал: "ЦК держит руку на пульсе событий и способен принимать правильные решения". И тут вмешался Араз Ализаде: "Этот ЦК - продукт алиевского производства. Вот вы все говорите ЦК, ЦК, а этот ЦК, если вы его не разгоните и не наберете новых людей, сожрет вас. Процесс саботажа и вашей дискредитации начался, но вы этого еще не знаете". Везиров горячо стал убеждать, что ЦК - за него, а не за Алиева, народ его уважает, что линия ЦК - правильная. Араз его прервал: "Алиев вас так испугал, что вы на все глядите сквозь призму вашего отношения к нему". Везиров прервал Араза. Араз прервал Везирова. И так… два часа. Оба взмокли. Оба упорно отстаивали свое. Четверо членов БКУ уложились в отведенные 40 минут, но вынуждены были слушать горячий спор двух заядлых спорщиков. Видимо, сказанное Аразом где-то в глубине души беспокоило и Везирова, и теперь в очном споре он пытался опрокинуть и одолеть это глубоко спрятанное сомнение.

Кто-то на цыпочках подошел к Везирову и что-то прошептал ему на ухо. Он как будто очнулся, перестал спорить и сказал: "Вот что, ребята. Время покажет, насколько вы заблуждаетесь, и насколько был прав я".

Мы очутились внизу, у подножия беломраморной громады здания ЦК, настроение у всех было подавленное. Тофиг Гасымов сказал: "Все. Все глухо. Пойду-ка я домой, продолжать ремонт квартиры". Эльдар Намазов вздохнул печально: "Я разочарован. Он не понимает, какие времена настали. Участь Азербайджана меня тревожит. Он не способен защитить народ". Лейла нервно расхохоталась: "Он человек не застойного времени. Нет. Он продукт дозастойной эпохи. Он - осколок 50-х годов". И тут я сказал: "Да-а, на него никакой надежды. Остается одно - создавать Народный Фронт Азербайджана" Тофиг рассмеялся: "Брось, Зардушт, куда наш народ, куда Народный Фронт". Араз ушел в свой Баксовет на работу, Эльдар отправился по делам, а мы трое - Лейла, Тофиг и я - купили торт "Сказка" и пошли к Лейле домой, рядом с Центральным Универмагом, пить чай с тортом.

Следствием нашей антипогромной деятельности стало то, что у нас появились серьезные враги. Араз сообщил, что в чайханах, этих неформальных центрах формирования общественного мнения, люди Абульфаза Алиева сообщают всем, что братья Ализаде – агенты КГБ. «Кто из твоих знакомых может быть близок к Абульфазу?»- спросил меня Араз. «Наверное, Иса. Если хочешь, я познакомлю вас».

Я познакомил Араза и Ису. Араз сразу и открыто сказал, что организатором распространения слухов считает Абульфаза. «Абульфаз бей на такие дела не способен»- отрезал Иса. « Если он не остановит свою кампанию клеветы, я отвечу ему тем же и буду всем говорить, что его посадили не за антисоветское дело, а за бабу»- пригрозил Араз. Он как сказал, так и сделал. Дня через два уже Иса попросил о встрече с Аразом и предложил мировую – Абульфаз прекращает агитацию против братьев Ализаде и просит Араза поступить так же.

Со странными людьми мне предстояло столкнуться в святом деле защиты народа… к оглавлению I вперед