Дождь и вино

1.

Северный ветер резко бил в лицо Артушу. Уставившись на носки своих кроссовок, он шагал по проспекту Руставели в сторону отеля АТА. Темнело, на Тбилиси надвигались сумерки. Синоптики грозили ливнем. В целлофановых кульках, которые нес Артуш, было шесть бутылок пива «Казбеки», чипсы «Лэйс», семечки и три килограмма апельсинов. Сейчас он хотел лишь одного: поскорее добраться в отель до начала дождя.

Время от времени он поднимал голову и смотрел вперед, чтобы определить, не сбился ли с пути, и каждый раз, понимая, что очень трудно заблудиться на идеально прямой линии проспекта - улыбался. Подняв воротник куртки, он попытался прогнать озноб. Колющий лицо, режущий глаза ветер, напомнил ему детство, бакинские годы. Мысль о Зауре, ждущего его в теплой комнате гостиницы, заставила его ускорить шаг. Он ничуть не был угнетен тем, что уже два дня находится в чужом городе, вдали от семьи. Лишь однажды позвонил матери, в день своего приезда – то есть вчера утром. Обычно армянин, оказавшись за пределами Армении, сразу же заболевает тоской, начинает страдать мгновенной ностальгией по своей древней родине. Артуш же по родине не тосковал. И вообще, – думал Артуш, – если уж говорить о родине, то это скорее Баку, чем Ереван. Эта мысль показалась Артушу забавной. Было так зябко, что он не решался залезть в карман за сигаретами. Он задерживал взгляд на обуви редких подобных теням прохожих, и когда туфли-попутчики исчезали за каким-нибудь поворотом, его ненадолго, до следующей пары спешащих ботинков, охватывало чувство одиночества.

Со дня встречи с Зауром он часто вспоминал Баку. Что же кроме Заура роднило его с этим городом? Признавая свою любовь к Бульвару, к Торговой (нынешняя улица Низами), к парку Кирова (Аллея Шахидов), он осознавал, что все это неразделимо связано для него с любовью к Зауру. Перед глазами сразу возник парк Кирова, со знаменитым огромным памятником и густыми деревьями – место, где прошли самые счастливые дни детства. По сути, карабахский конфликт не должен был бросать тень на святость их любви. Однако принадлежность к нации-агрессору, рождала в Артуше чувство вины перед Зауром.

Бывшие в те годы подростками и не имевшие к этому противостоянию никакого отношения Заур и Артуш, стали безвольными жертвами этого конфликта. Так что они были знакомы с потерей и разлукой не хуже, а может и лучше старшего поколения. Если бы их любовь была обычной, гетеросексуальной – полбеды. Это еще можно было бы кому-нибудь как-нибудь объяснить и влюбленным удалось бы обрести друг друга. Но их связь считалась позорной, как в Азербайджане, так и в Армении. Ни то, ни другое общество не готово было понять и простить такое сексуальное отклонение. Ни сейчас, ни в будущем! Даже если Артуш громогласно признал бы территориальную целостность Азербайджана, азербайджанское общество не смирилось бы с их любовью.

Артуш все это прекрасно понимал. Их любовь была политизирована до предела. Может, если бы устранилась единственная преграда, то есть восстановилась бы территориальная целостность Азербайджана, освободились бы оккупированные земли, вернулись бы в родные края беженцы и вынужденные переселенцы, азербайджанские певцы и певицы выступили бы с концертами в Шуше и Джыдыр Дюзю – их жажда счастья могла бы претвориться в жизнь. Некоторые из этих певцов могли бы даже выступить на голубой свадьбе Артуша и Заура, решись последние на это. Артуш давно согласился на все, но устранить препятствия было ему не по плечу, и потому приходилось мириться с действительностью.

Когда начался дождь, он был уже перед отелем. Он вошел в номер и застал Заура спящим. Одеяло соскользнуло ниже пупка, тусклый свет уличного фонаря придал его волоскам на лобке серебристый оттенок. Артуш положил пакеты на стол и разделся. Зашел в одних трусах в туалет, посмотрел на себя в зеркало, выпрямил длинные ресницы, пригладил волосы, помочился, умылся и вернулся в комнату. Заур все еще спал. Не включая свет, он взял апельсин из кулька, накинул на плечи плед и, надкусив ароматную корку, подошел к окну. Прислонившись лбом к холодному стеклу, закрыв глаза, он чистил апельсин вслепую.

Так хотелось в эти последние дни осени уйти под дождь, бродить по улицам старого города. Осень, казалось, не хотела расставаться с этим миром, боролась с землею и небом, грозила пальцем людям, тем, кто озабочен лишь материальным. «Нет, - подумал Артуш, - во время дождя в этом древнем городе, где каждый встречный заявляет о своем княжеском происхождении нужно находиться не на улице, а прямо здесь, рядом с любимым и смотреть из окна. О Боже, я проживаю лучшие мгновения своей жизни!»

Ливень смывал весь мусор мощеной булыжником улицы в канализационные люки, аккуратно размещенные через каждые два метра. В советские времена эти люки размещались через каждые десять метров. Но президент-демократ Саакашвили, внушивший себе, а затем и народу, неоспоримые ценности Запада – демократию, либерализм, плюрализм, права человека, - разделался с коррупцией, усовершенствовал канализационную систему, обновил инфраструктуру города. Тбилиси избавился от зловония каловых масс, стал выглядеть приличнее в отличие от столицы братского Азербайджана - Баку. (По традиции, грузинские нечистоты сплавлялись посредством Куры братскому азербайджанскому народу в качестве дара).

Его охватил нешуточный озноб. Он отклонился от стекла и посмотрел на отражения неоновых ламп отеля АТА на мокрой от дождя дороге. Красный отблеск, исчезающий под колесами проезжающих машин, мгновенно выныривал на капотах, крышах, багажнике и вновь возвращался на свое исконное место, на булыжники.

- Пришел? Почему не разбудил?

Артуш покрепче закутался в плед и повернулся к постели.

- Люблю этот город, - сказал он в сторону Заура, которого не мог разглядеть в темноте – Не то, что напоминает Ереван, просто тут свой колорит… Если не обидишься…

Осекся. Почувствовал, как озноб оставил его. Может его согрел голос любимого? Он скинул плед и подошел к постели.

- На что обижаться? Валяй. Дай и мне апельсин.

Артуш взял со стола апельсин и присел на кровать.

- Думаю, этот город красивее Баку, - выпалил он.

Увидев удивленный взгляд Заура, смутившийся Артуш исправил «ошибку»:

- Но Баку гораздо красивее Еревана. Это точно.

- Дорогой, я тоже считаю, что Тбилиси красивее Баку. Он лучше Баку и Еревана по крайней мере потому, что соединил нас. Ты, кажется, плохо меня знаешь. Разве я похож на защитника, этакого фанатика родного города? В Ереване я не был, но, хочешь, скажу, что он тоже красивее Баку. Тебе не стыдно, в моем присутствии обсуждать красоту… каких-то городов?

Заур жеманно произнес последнее предложение, потянул Артуша за шею к себе и поцеловал в губы.

- Дай мне апельсин, - сказал он с томным выражением в глазах.

Артуш протягивал Зауру апельсиновые дольки, и тот страстно сжимая их зубами, разбрызгивал ароматные желтые капли на лицо и грудь Артуша, на постель. Комната пропиталась ароматом апельсинов. Целых две минуты они целовались со вкусом апельсина. Дикая страсть охватила их.

Занялись любовью со вкусом апельсина. Брызнувшая фонтаном сперма окрасилась в апельсиновый цвет. Тяжело дыша, повалились на кровать. От души рассмеялись со вкусом апельсина.

- Шота, кажется, все знает.

- Как это? – вздрогнул Артуш.

Заур протянул руку к тумбочке и взял сигарету, прикурил, сделал глубокую затяжку.

- Не замечал, как он глазеет на нас все время? Видно, о чем-то догадывается. По-моему, он все понимает. По крайней мере, точно что-то чувствует.

- Это еще ничего не значит… - глубоко вздохнул Артуш. – У меня душа в пятки ушла. Не шути так. Да, чуть не забыл.

Артуш встал, что-то взял из кармана сброшенной на кресло куртки и вернулся в кровать.

- У тебя мобильный с собой?

- Да, в сумке.

- Отлично! Я купил нам обоим «лай-лай». Держи, - сказал он и протянул Зауру один из пакетов.

- Спасибо, но зачем все это? Мобильный здесь мне ни к чему.

- Как это? Шота, ты, я, знакомые… Нам приходится часто держать связь. Там достаточно баланса, так что пользуйся на здоровье.

- Сколько ты на это потратил? – резко спросил Заур с упреком в глазах.

- Перестань! Мелочь. Лучше, поговорим о планах. Завтра последний день конференции. Что думаешь?

Заур сощурил глаза от сигаретного дыма и положил пакет с телефонной картой на тумбочку:

- Думаю о тебе. Если решишься остаться в Тбилиси еще на несколько дней, я тоже останусь. Тебя кто-то ждет в Ереване?

- Кроме семьи никто не ждет. Правда, куча дел, надо еще подготовить отчет, написать статьи. Но когда есть ты, дела могут потерпеть.

Заур посмотрел на Артуша с благодарностью. И вдруг спросил:

- У тебя были любовники?

- В Армении?

- Да.

- Были. Просто, непродолжительные контакты… только для физического удовлетворения. Найти в Армении партнера не так уж просто, Заур. Наше общество очень патриархально. Ваша мусульманская страна по этой части прогрессивнее нашей.


- А без секса не трудно?



- Конечно, трудно… Без близкого человека очень трудно, Заур. Речь идет не только о физическом удовлетворении. Не можешь найти человека просто для искренней беседы. Когда оглядываюсь назад, понимаю, что все мои друзья остались в Баку. Я так и не смог создать свой круг в Ереване. Почему все так вышло, Заур?! В чем была наша вина?

Он обнял Заура и положил голову ему на грудь.

- Эта трагедия в Баку, налеты на дома армян, наш разграбленный дом… Мне удалось спасти только марки.

- Правда?

- Правда. Наш сосед, дядя Рустам, спас их. А твои как?

- Все в полной сохранности. Я не представляю себя без них. И олимпийская коллекция – твой подарок, на первой странице.

- Марки, которые ты подарил, тоже мне очень дороги. … Не было дня, чтобы моя бедная мать не вспоминала те ужасные дни. А я готов все простить, все забыть… Лишь бы вернуться в прошлое.

Заур погладил Артуша по голове и прошептал ему в ухо:

- Не будем об этом, милый… Давай не будем об этом вспоминать. Подальше от войны. Не позволим им превратить нас в зомби. Мы другие, мы лучше…

* * *

Последний день конференции прошел в ожесточенных спорах. Севда и Диляра пререкались сначала с Давидом Арутуняном, затем со Степаном, а в конце почему-то заспорили с Нино Думбадзе. Миротворческая инициатива Луизы не дала результата, попытки Заура погасить конфликт тоже ни к чему не привели. Эрнст, утомленный безуспешными попытками призвать всех к порядку, развалился в кресле и пил воду.

Подчеркнутая лояльность и примирительная позиция Артуша раздражала девушек. Они связывали это с его теплым отношением к Зауру, обвиняли Артуша в неискренности, и окончательно уверились в том, что армянский характер именно таковым и является. Они по каждому поводу нападали на него: «В первый день вы говорили совершенно иначе. Что с вами произошло?».

Наконец Эрнст, почувствовавший, что ситуация может выйти из-под контроля, был вынужден вмешаться:

- У меня вопрос к журналисткам из Азербайджана.

Все замолкли и повернулись к Эрнсту. Девушки посмотрели на него интересом.

- Вопрос следующий. Вы впервые общаетесь с армянами? То есть до сих пор вы видели армян? Не общались с ними?

Девочки хором и гордо ответили - «нет».

- Прекрасно. Точнее, ужасно. А почему вы решили принять участие на этой конференции?

На этот вопрос ответила Диляра:

- Ваше приглашение поступило в наши редакции. Главные редакторы отправили в Тбилиси нас. А почему вы спрашиваете?

- Да просто так… Но возможно, что вы общались с армянами по интернет – ну там форумы, on-line конференции, профессиональная переписка, наконец?

Девушки обменялись взглядами, пришли к общему мнению и хором ответили – «нет».

Многие из сидящих в зале разинули рты от удивления. Заур украдкой посмотрел на Артуша, который что-то записывал в своем блокноте. Видимо, готовый к такому ответу Эрнст не растерялся и задал следующий вопрос:

- А почему вы не переписываетесь с армянами? Интернет, как средство общения, заслужил широкое признание. Интернет стирает границы и дает практически безграничные возможности для обмена информацией.

- Мы не переписываемся с армянами потому, что в наш компьютер может попасть армянский вирус, - сказала Диляра, гордо выпятив грудь.

Немец, повидавший многое на своем веку, в отличие от сидящих в зале, не расхохотался над словами Диляры. Наоборот, очень серьезно взглянул на нее поверх очков. 65-летний Эрнст, был родом из Судецкой области, потерял отца на Второй мировой войне, а его обезумевшая мать покончила жизнь самоубийством, бросившись в реку, чтобы не попадаться в руки озверевших советских солдат. Выросший в интернате Эрнст – непосредственный свидетель одной из жесточайших войн в истории человечества, мог в определенной мере понять ненависть азербайджанок к армянам, которых они считали врагами. Но вместе с тем, аргумент о вирусах ужаснул его.
- Ладно, закроем эту тему, – сказал он. – У нас еще много дел впереди. Бог нам в помощь. А теперь перейдем к основной проблеме. Давид Арутюнян рассказывал о демократии и правах человека в регионе, но уважаемые журналистки из Азербайджана перебили его. Пожалуйста, продолжайте.

Давид кивком головы поблагодарил Эрнста и начал:

- Как я уже отметил, мы опередили Азербайджан в создании демократического общества, в Карабахе мы проводим более свободные и прозрачные выборы, это подтверждают и международные наблюдатели. Поэтому разговоры о вхождении в состав Азербайджана, где не признаются права человека, где нет демократии и властвует коррупция, абсурдны. Мы не можем позволить, чтобы достигнутое за эти годы, было разрушено в мгновении ока. От нас требуют войти в состав Азербайджана. Семьдесят лет коммунисты пытались насильно нас помирить, заставили нас жить вместе. И что в итоге? Народ не потерял свою генетическую память, не забыл о своей армянской идее. Конечно, я сторонник мира, но это не означает, что мы должны закрывать глаза на антиармянскую сущность Азербайджана.

Заур, сохранявший хладнокровие и не вмешивающийся в споры, не вытерпел:

- Вы при каждой возможности заявляете, что создали в Карабахе так называемое государство. Что это за непризнанное никем и даже самой Арменией государство? Как такие самозванцы могут провести выборы. Вам предлагается статус наивысшей автономии в составе Азербайджана. Не забывайте, азербайджанская армия способна освободить оккупированные земли. Азербайджанский народ никогда не смирится с потерей своих земель. Наше терпение не бесконечно!

Девушки выразили свою поддержку Зауру громогласными аплодисментами. Артуш прикрыл лицо руками, чтобы не дай бог не встретиться глазами с Зауром и старался всеми силами сдержать смех. Луиза тоже хитро улыбалась.

* * *

Наконец без десяти восемь конференция подошла к концу. Текст протокола, подготовленный комиссией из шести представителей, включая Заура, был поставлен на голосование участников конференции, единогласно принят и подписан при журналистах, приглашенных на заключительную часть мероприятия.

В протоколе, где в основном, заняли место общие рассуждения, отмечалась необходимость поддержания мира, говорилось об экономических и социальных минусах войны, о роли НПО в обществе и потенциале мира. Представители народов проголосовали в пользу текста, Эрнст объявил об окончании конференции и пригласил всех на фуршет в ресторане.

На фуршет пригласили также специалистов из 20 НПО, действующих в Тбилиси, а также гостей из посольств Германии, Франции, Англии, США. Дюжина журналистов, протягивающих микрофоны в ресторане то армянам, то осетинам, то азербайджанцам, надоела всем. В конце концов, Эрнст попросил журналистов отстать от гостей и направить свое внимание на стол, ломающийся от яств.

Проигнорировав просьбу Эрнста, к Зауру подошла миниатюрная грузинка, журналистка из агентства Кавказ ИНФО и строя глазки, спросила:

- Вы остались довольны итогами конференции?

-Да. Наши народы, уставшие от войн, ставшие жертвой политических игр, требуют мира. Требуют мира для себя, своих семей и близких. Считаю, что подобные мероприятия служат налаживанию диалога между народами-соседями, установлению культуры толерантности. Для меня разговор, обмен мнениями с армянами на протяжении этих трех дней оказался очень полезным. Я донес до них нашу неизменную позицию – статус высочайшей автономии в составе Азербайджана.

- Как они отреагировали на это?

- Конечно, я не ожидал, что они согласятся со мной. Но у армян все еще есть время для раздумий. Я еще раз повторил, в случае необходимости, наша армия…

- Опять пошли стандартные фразы - перебила его девушка. - Вы были в Армении?

Заур мельком взглянул на Артуша, одиноко прогуливающегося по залу, с бокалом пива в руках и ответил:

- Нет. Но хотелось бы. Не вижу никаких препятствий для этого. Обязательно поеду, если получу приглашение.


Девушка выключила диктофон, поблагодарила Заура и побежала к Алану, который расправлялся с грибным салатом. Все, разбившись на небольшие группки, беседовали и смеялись. Только девушки из Азербайджана, не найдя себе соответствующих собеседников, скучали. Хотели поболтать с Луизой, но та стояла рядом с группой из Карабаха. Поговорить с Зауром тоже не представлялось возможным. Он о чем-то шептался с Артушем, который как всегда, стоял у окна.

Выпивка уже давала о себе знать. Представители дипмиссий громко разговаривали, время от времени хохотали. Абхазки вступили в жаркий спор с пресс-секретарем французского посольства – полной женщиной по имени Мишель.

Разомлевший от вина Шота подошел к Зауру и Артушу и сказал радостным голосом:

- Одни уходят, другие остаются. Завтра в Тбилиси праздник. Свадьба моего двоюродного брата. Я хотел бы видеть там вас обоих. Наконец-то я избавлюсь от этих европейцев. Все равно на таких сборищах ни одна проблема не найдет своего решения. Занимаемся пустыми делами. Лучше всего встречаться просто так, есть, пить, развлекаться. Это и есть наилучший диалог. В наших компаниях нет места спорам и официозу. В грузинских компаниях говорят лишь о вине, женщинах и поэзии.

Шота поднял бокал с вином и громко рассмеялся. Заур и Артуш молчали. Удовлетворились лишь легкими улыбками. Шота был обескуражен индеферентностью молодых людей. Он положил бокал на подоконник и слегка похлопал их по плечам.

- Так радостно видеть армянина и азербайджанца вместе.

- Почему? - спросил Заур.

- Не знаю… Как минимум потому, что я ненавижу войну…

В это время к ним подошли Луиза Погосян и Эрнст Копф:

- Друзья, почему вы сторонитесь других? Ничего не едите! Заур, Луиза дала мне почитать вашу статью. Мне очень понравилось. Пишете, что армяне в течение века дважды потеряли Баку. Мне это показалось достаточно интересным.

- Насколько хорошо вы знакомы с историей нашего конфликта? – спросил Заур, глотнув пива.

Шота, Артуш и Луиза опешили. Такого резкого вопроса от Заура они не ожидали. А Эрнст ответил, как ни в чем не бывало:

- Мне кажется, я знаю достаточно. Но я никогда не систематизировал эти сведения и не думал о том, что армяне потеряли Баку дважды. Вы пишете, что без армян Баку смотрится неестественно. Страдает космополитизм. Достаточно смелая статья.


- Я не согласен, – возразил Заур. – Еще до меня статью в том же духе написал наш известный режиссер-сценарист Рустам Ибрагимбеков. Если бы не он, навряд ли я написал бы подобную статью. Я просто нашел приют в его тени.

Эрнст жадно набросился на шампанское. Он опустошил бокал и поставил его на круглый столик.



- В любом случае, это была смелая статья. Вы смело, уверенно пользуетесь миротворческими ресурсами. Была ли какая-нибудь польза от нашей трехдневной конференции? Например, для вас, Луиза?


Луиза поправила волосы и слегка улыбнулась:



- Народная дипломатия не рассчитана на результат. Народная дипломатия это процесс. Если мы будем думать о результате - придется сесть и опустить руки.


- Я согласен с Луизой, - сказал Шота. За два дня мы прекрасно нашли общий язык с осетинами. Значит, при желании это возможно. Если мы выйдем из-под диктата политики, то никакой проблемы между народами не останется.


Шота противоречил самому себе. Заур с Артушем переглянулись и улыбнулись.

Фуршет продлился до одиннадцати. Раньше всех ушли осетины. А затем представители Армении и Карабаха. Девушки из Азербайджана ждали Заура. Их очень раздражала его невнимательность по отношению к ним. В конце концов, они не выдержали и подошли к нему. «Боже, им поскорее надо замуж. Куда им до миротворчества? Почему родители отпустили своих аграрно-мыслящих чад в Тбилиси?» - подумал Заур и улыбнулся Диляре и Севде. Он отошел от своей группы и сделал три шага по направлению к ним.

- Ты отлично сегодня выступил. Настоящий сын народа, - сказала Диляра.

- Благодарю, - смущаясь, сказал Заур. - Не скучаете? – спросил он, чтобы сменить тему.

- Конечно, скучаем, - Севда, будто ждала этого вопроса. - Поэтому и уходим. А ты остаешься?

- Да, остаюсь…

- Пойдешь с ним? – сказала Диляра, показывая кивком на Артуша.

- Допустим…

Диляра и Севда переглянулись. Конечно же им, неопытным девам, было очень далеко от постижения смысла столь странной дружбы между двумя врагами.

- Ну ладно. Идите, уже поздно. Хотите, провожу вас…

- Не надо, - обиженным, но решительным голосом заявила Севда. - Продолжайте развлекаться. Мы пойдем пешком.



Чтобы как-то разрядить обстановку, Заур выдавил из себя улыбку и произнес:

- Будьте осторожны, по ночам на улицах Тбилиси полно всяких хулиганов. Если скажут что-нибудь вслед, не бойтесь дать ответ.

- Ты не беспокойся, - сказала Севда, – что бы ты ни говорил, ты не похож на того, кого это может заботить. Не знаю, что ты нашел в этом армянине...?

Девушки быстрыми шагами пересекли пустой зал и скрылись из виду. Заур смотрел им вслед до тех пор, пока не закрылась дверь. Ему стало тоскливо. Может быть, он считал себя виновным в том, что не дает, не может дать шанса девушкам, соперничающим между собой из-за такого как он, симпатичного, умного, образованного парня. «Но ведь это невозможно! Это вне моих сил! Даже если я был бы способен любить женщину, я не стал бы проявлять интерес к этим тупицам…»

Артуш, Шота, Луиза и Эрнст о чем-то спорили, ожесточенно жестикулируя. В ресторане, кроме них почти никого не осталось. До Заура доносились слова-отрывки из их русскоязычной беседы: «мир», «замороженный конфликт», «граница», «беженцы»… Он закрыл глаза. От этих слов, от этих тем становилось тошно. Хотелось лишь одного – заняться дикой любовью, любить и быть любимым… Он открыл глаза и встретил заботливый взгляд Артуша. Артуш посматривал на него украдкой, чтобы не выдать себя.

«Мы даже боимся встретиться взглядами… - подумал Заур. - Что за мерзкий регион, что за отвратительный менталитет! До каких пор мы будем жить в страхе?! Ведь и у нас есть право на то, чтобы любить и быть любимым».

- Все ушли, - сказал Заур, подойдя к группе. - Может, нам тоже стоит прогуляться по городу?

Все, кроме Луизы, согласились с этим предложением.

- Простите, друзья, но мне утром рано надо выезжать в Ереван. Ты остаешься, Артуш?

- Ну да, - ответил тот неохотно. - У меня еще дела в Тбилиси на пару дней.

От Шоты не ускользнуло, что этот вопрос смутил Артуша .

- Выйдем на улицу, проводим Луизу до отеля, а потом прогуляемся.

… Небо Тбилиси было украшено миллионами звезд. Город напоминал густой лес. В этом лесу у каждого дерева, камня, кошки и собаки имелось свое имя. Каждое дерево приходилось другому либо двоюродным братом, либо двоюродной сестрой. Заур подумал, что названия тбилисских улиц звенят в ушах, будто звон топора, впивающегося в дуб. Он наклонился к Артушу и поделился с ним этой мыслью. Тот тихо рассмеялся и посмотрел на Заура с печалью, любовью и тоской.

Они проводили Луизу до отеля, а потом шлялись вдоль берега Куры до половины второго. Устали, но никто не хотел возвращаться в отель, никто не хотел спать. Завтрашний день всецело принадлежал им, и поэтому хотелось вдоволь нагуляться.

Шота, не переставая смотреть на грязную Куру, спросил у Эрнста:

- Какие у Вас планы на завтра, господин Копф?

Эрнст вздрогнул и с мягкой улыбкой взглянул на Шоту.

- Завтра мы начнем работать над отчетом. А в чем дело?

- Хочу пригласить Вас на свадьбу моего двоюродного брата.

- О, благодарю вас,- Эрнст остановился и торжественно продолжил. – Поверьте, это было бы для меня честью. Но, правда, нет ни минуты свободной. Я обожаю ваши свадьбы, обожаю вашу кухню. Но на этот раз прошу прощения – не могу.

Отказ не смутил Шоту.

- Понимаю вас. Но, если передумаете, и вам захочется прийти на пир, который продлится три дня и три ночи, достаточно просто позвонить мне. Вас встретят, как особо важную персону.

- Завтра нам придется пойти на свадьбу, - прошептал Заур Артушу. – Ты не забыл?

- Нет, не забыл. Но, честно говоря, не очень-то и хочется.

-Да и мне тоже… Просто мы обязаны…

Они решили разойтись, когда уже стало невмоготу терпеть ноющую боль в ногах. Шота остановил проезжающее мимо такси и обратился к Эрнсту:

- Пожалуйста, я отвезу вас домой.

- О, спасибо.

- Ну что вы, что вы, пожалуйста. А вы, ребята, поедете с нами?

Артуш, опережая Заура, быстро выпалил:

- Спасибо, Шота, мы пешком. Нам недалеко. Да и погода хорошая.

- Тогда до завтра.

Шота обнялся с ними и сел на переднее сиденье. Дошла очередь до Эрнста, который по-отечески пожал им руки.

- Был счастлив познакомиться с вами. Артуш, Заур, надеюсь, это не последняя наша встреча. Прошу по возращении домой выслать мне на мэйл ваши тексты о мероприятии. Счастливо.

- Счастливо, господин Копф.

- Удачи вам, господин Копф.



Как только машина скрылась из виду, Артуш положил руку на плечо Заура. Они неспешно зашагали в сторону отеля. Шли молча. Минута шла за минутой. Высокая, неприступная стена, которую они возвели между собой за эти несколько дней, когда почти постоянно находились на публике, теперь исчезла. Сейчас они были предоставлены самим себе, и никто не решался нарушить молчание. Если бы не редкие машины и лай гордых грузинских собак в верхних кварталах, чувство одиночества в этом городе полностью подчинило бы их своей власти.

Перед маркетом у отеля Артуш тихо спросил:

- Надо что-нибудь купить? Пива, воды?

- Нет, мне ничего не надо. Всего этого добра хватает в мини-баре, - сказал Заур. - Хочу поскорее лечь и уснуть. Устал, как собака. Но ты можешь взять себе чего-нибудь.

- Да нет, мне тоже не стоит. А то до утра не смогу уснуть, - скорчил кислую гримасу Артуш.

Когда они вошли в отель, часы показывали без четверти два. Поднялись на третий этаж. Заур пожелал спокойной ночи Артушу.

- Спокойной ночи… - ответил нерешительно Артуш. – Ну что, идем спать?

- Да, Артуш. Хочу выспаться. Совсем устал.

На самом деле Артуш понимал: нужно время для осмысления того, что между ними было в течение этих двух дней, но ему было трудно обуздать чувства, похоть и страсть. Он был согласен с Зауром: этой ночью лучше поспать врозь, но ничего не мог поделать с собой.

Они зашли в свои комнаты, где их ждало одиночество и воспоминания.

Заур закрыл дверь и разделся. Сходил в туалет, затем рухнул на кровать, уставился в потолок и прислушался к гудящим от усталости ногам. Воспоминания с одной стороны, нытье ног с другой, не давали ему уснуть. Он поставил взял телефон и поставил будильник на 11:00. Знал, что если проснется позже, то целый день промается с головной болью.

Артушу тоже не спалось. Он размышлял об отношениях с Зауром, и доводил себя чуть ли не до безумия. «Что за причудливое событие?! Каким ужасом я занимаюсь?! Что это за любовь?! О Боже, помоги мне!.. Укажи мне выход».

Когда они уснули, все часы в мире показывали половину разлуки, тоски, трагедии, беды. 2.

Заур поставил будильник на 11:00, но тоска по Артушу разбудила его в половине десятого. Он принял душ, полчаса ходил в комнате из угла в угол, затем решил позвонить Артушу. После третьего гудка послышался его веселый голос:

- Алло!

- Ты проснулся?

- Давно. Не знаю почему, но чувствую себя очень бодрым и выспавшимся. И настроение отличное.

- Хорошо, что мы вчера не стали пить. А то бы сейчас голова раскалывалась.

- А какая разница? – рассмеялся Артуш, – все равно нам сегодня придется набухаться на грузинской свадьбе.

- Да, нам придется несладко…- сказал Заур и через пару секунд добавил, - пойдем, поедим чего-нибудь?

- Куда?

- Не знаю… Хочешь, сходим в осетинский ресторан? Там отличное хачапури.

- Ты знаешь, где это?

- Да, был там сто раз.

- Ладно. Через десять минут жду тебя на улице.

* * *

Без десяти одиннадцать любовники уже сидели в осетинской пивной «Алан» на Майдане. Они не могли решить - позавтракать или все же пообедать. Официант уже подходил к ним, но, увидев нерешительность клиентов, отошел. Наконец, после долгих раздумий, они заказали большое осетинское хачапури и осетинское пиво.

- Да, это обещает быть странным, - сказал Артуш, глядя на огромную лепешку.

Заур сделал большой глоток пива, вздохнул и спросил:

- Почему? Если тебе что-то не нравится…

- Нет-нет. Все отлично. За твое здоровье, - поднял Артуш бокал. - Хотя, ты уже начал пить. Да, поспешил.

- А что, обязательно надо чокаться? – скорчил Заур кислую гримасу. - Ненавижу этот обычай. Кавказцы невыносимы, когда несут всякую чепуху и чокаются. В это время они предстают в самом смешном виде.

Заур все же чокнулся с Артушем, который с нежной улыбкой посмотрел на своего возлюбленного, и поставил бокал на стол. Он отрезал кусок хачапури и с аппетитом стал жевать.

- Предлагаю поесть, а потом прогуляться по Тбилиси. Погода сегодня отличная.

Артуш кивнул в знак согласия.

- Конечно. Мы нигде с тобой не бывали, кроме конференц-зала и номера в отеле. Этот город дорог нам обоим. И у нас обоих есть любимые уголки в этом городе. Было бы незабываемо пройтись по ним вместе.

Некоторое время они ели в полной тишине, время от времени поглядывая на расторопных официантов, которые обслуживали редких клиентов. Заур отвел глаза от влюбленной парочки за соседним столом и взглянул на Артуша. Он доедал последний кусок хачапури. Захотелось заняться любовью, дикой любовью. Он сжал ноги, чтобы усмирить своего жеребца. Надо было чем-то занять мысли, сосредоточиться на чем-то другом.

- Артуш, у меня к тебе вопрос.

Артуш удивился, уловив странную сухость, официальные нотки в словах Заура. В изумлении он посмотрел на своего любовника.

- Конечно, спрашивай.

- Почему у вас, у армян, такой доходящий до паранойи страх быть стертыми с лица земли? Вы действительно считаете, что вокруг вас одни враги? Что они только и делают, как строят планы о вашем уничтожении, или мы все преувеличиваем?

Артуш улыбнулся. Он не ожидал от Заура такого вопроса, хотя сам не раз задумывался над этим:

- На самом деле в твоих словах есть доля правды. Вы, азербайджанцы, опираетесь как на широкомасштабный мусульманский союз, так и на тюркский. И потому считаете себя великим народом. Практически уверены, что выживете как этнос и нисколько не беспокоитесь вероятностью уничтожения. – Он отпил пива и продолжил. – Но мы… Хоть и входим в большое христианское единство, все же занимаем отдельное место из-за нашей конфессиональной специфики и считаем себя уникальным этносом. Долгое время, мы жили в нехристианской среде и в условиях исторических коллизий. Вследствие чего у нас сформировалась устойчивая мысль: мы – маленький этнос в окружении врагов, и над нами постоянно висит угроза уничтожения. Я даже сказал бы, что наличие этого элемента в армянском менталитете сыграло важную роль в возникновении карабахского конфликта и в том, что он дошел до нынешней стадии. Именно поэтому нам кажутся неубедительными слова азербайджанской стороны по поводу обеспечения безопасности карабахских армян.

- И тебе лично тоже?

- Да, мне тоже. Речь идет не об армянской солидарности. Ведь в Азербайджане ваши собственные права на каждом шагу нарушаются. Как вы собираетесь обеспечить права армян?

- Разве в Армении нет тех же самых нарушений?

- Ты говоришь, как настоящий азербайджанец. Конечно, есть. Кто же это отрицает? Но мы в настоящее время говорим о вас - об Азербайджане, который хочет видеть Карабах в своем составе, и который считает карабахских армян своими гражданами. Невозможно обеспечить их безопасность. Может, через 50-100 лет они вам поверят. Да и то вряд ли… А теперь я задам тебе вопрос.


Заур разгорячился.

- Отлично! Значит, трехдневной конференции было нам мало. В противном случае мы бы не возвращались к этой теме. Ну давай, валяй, спрашивай.

- Как ты смотришь на вероятность начала войны? Но прошу, обойдись без клишированных фраз. Я уже по горло сыт дурной риторикой вроде - «если придется, то наша армия…»

- Знаешь, Артуш, война всегда ведется в расчете на мир. Либо ее оправдывают этой необходимостью. Однако, каким должен быть этот мир? Наверно, справедливым, чтобы испытавшие на себе несправедливость через некоторое время не развязали новую войну. Если война закладывает мины под будущее, значит, мы перекладываем ответственность на плечи будущих поколений. Я этого не хочу. Но в то же время не верю в вероятность возобновления войны.


- Можно спросить, почему?

- Можно, но не спрашивай. У меня нет логичного ответа. Здесь мое чутье превалирует над логикой.

- А кто же прав, а кто нет?

Артуш требовательно смотрел на Заура. Он должен был ответить искренне, избегая стереотипов.

- Честно, я не знаю, Артуш… Конечно, мне следует сказать – «Правы мы». Я обязан это сказать. Но знаю, такой ответ тебя не удовлетворит.

- Откуда ты знаешь?

- Если удовлетворит, тогда скажу, что правы мы.

- Моя ситуация схожа с твоей, Заур.

- Знаю, дорогой… Знаю и понимаю. Не грусти.

Артуш подозвал официанта:

- Пожалуйста, принесите счет.

- Уходим? – спросил Заур удивленно.

- Ты же говорил, что будем гулять по Тбилиси. Давай выйдем поскорее, чтобы вдоволь нагуляться до этой чертовой свадьбы двоюродного брата Шоты.

Заур зажмурился и шлепнул себя по лбу:

- Ну и ну. Как же я забыл о свадьбе… Лучше бы не напоминал... У меня такое предчувствие, что эта свадьба добром не закончится.

* * *

Они пересекли Майдан, и пошли в сторону узких улочек старого города. Когда дошли до Сионской церкви, Артуш остановился. Вошли в церковь. Внутри было темно и сыро. Там висел крест, сделанный из виноградного плюща. Просветительница Грузии, святая Нино, привезла этот плющ с Запада. Артуш подошел к алтарю, поднял голову и посмотрел на лик святого. Заур тоже взглянул туда. Их взгляды встретились на выцветшей иконе.

В просачивающемся сквозь окна церкви свете Заур заметил слезы в глазах Артуша.

- Давай уйдем отсюда, - сказал он.

Артуш покорно вышел из церкви. Они шли, ни слова не говоря друг другу.

- Ты веришь в Бога, Артуш? – сказал наконец Заур.

- Сложный вопрос. Кажется, не верю. Но в церковь хожу… Нахожу там успокоение.

- А если бы ты был верующим и молился, то за что бы просил прощения?

- За тебя, Заур.

Его голос был грустным и уставшим.

- Почему? – с интересом спросил Заур.

- Потому что ты был бы самым большим грехом в моей жизни… А ты?

- В смысле верю в Бога или нет?

- Да.

- Существование Южного Кавказа, и народностей, проживающих здесь, указывает на отсутствие Бога. Милостивый, могущественный, всезнающий и всевидящий Бог, о котором нам говорят, не стал бы создавать таких ненужных, подлых, бесчестных людей. Соответственно делаю вывод - Бога нет. А если есть, то он похож на свои создания. В такого Бога лучше не верить, - пока Заур говорил, Артуш смеялся и качал головой.

- Ну ты даешь!

Грузин, забившихся в кафе, и попивающих кофе или вино, не заботил вопрос, когда и зачем пить. Откуда-то слышался многоголосый хор. Внизу пенилась Кура. Артуш смотрел вдаль. Будто бы там он искал свое прошлое, мысленно пересекал границы Тбилиси и оказывался в Баку.

- О чем ты задумался? – спросил Заур.

- О тебе и о том, что было.

Заур понял, что тот хотел сказать, но спросил:

- Разве все, что было между нами, это так ужасно?

- Обойди весь Кавказ, побеседуй с людьми. Сможешь ли ты найти в этом регионе кого-нибудь, кто способен был бы понять и принять наши отношения? Нет. Это совершенно иной регион. А мы, забыв обо всем, действуем, как европейцы. Не могу понять - откуда взялась эта смелость? На самом деле мы детища Запада и не должны здесь находиться.

Заур воровато оглянулся и осторожно взял его руку в свою.

- Артуш, я сделаю для тебя все, что захочешь. Можем уехать в Европу. Я готов уехать туда, куда скажешь.

- Эх, Заур…

Артуш остановился у сырой, холодной каменной стены и оперся на нее рукой. Прикрыл глаза и глубоко вдохнул, казалось, он опьянел от влажного воздуха Куры.

- Знаешь, почему я люблю тебя, Заур?

- Не знаю. Это не так уж важно.

- Я люблю твои глаза, твой голос, твой запах, твою походку. Люблю только тебя. Любовь армян точно такая же, как и любовь азербайджанцев.

- Вот здесь, на этом месте, где мы сейчас стоим, тысячу лет назад великий грузинский поэт Руставели читал любовные стихи царице Тамаре. Знаешь, как похожи его стихи на персидские рубаи?

- Естественно, Руставели, по сути, составная часть великой восточной поэзии. Точнее, по части стиля - иранской поэзии. Может быть, великий лирик Саят-Нова тоже стоял на этом месте…

- Заур, а ты… Почему ты любишь меня?

Артуш произнес эти слова, и разрыдался прямо посреди улицы. Крупные слезы, скатывающиеся по его лицу, сделали его похожим на маленького ребенка. Заур обнял его за плечи и слегка потормошил.

- Артуш, я люблю твою душу, слышишь, душу! Люблю тебя потому, что ты есть ты. Да, я сумасшедший. Мы оба сумасшедшие. Но кому, какое дело? Мы пылкие влюбленные, которые могут вот так прямо расплакаться посреди улицы и любить друг друга, позабыв обо всем.

Артуш тоскливо посмотрел на Заура глазами, полными слез, и спросил:

- Но ведь я – крохотная частичка Армении, которую ты ненавидишь.

Заур растерялся. Он не понимал его:

- О чем ты? Ты - частичка моего детства, ты - частичка Баку. Армения тебе чужда. Ты и сам это знаешь.

Две веселые грузинки, проходящие по узкой улице, удивленно взглянули на двух молодых парней, перешептывающихся у стены, и прошли мимо. Артуш вытер слезы, улыбнулся и сказал:

- Так хотелось бы, чтобы твои слова оказались правдой.

- Я не пытаюсь просто лишь утешить тебя. Я говорю правду.

Артуш взглянул на детей, играющих на углу здания, украшенного плющом, и нехотя промолвил:

- Ладно, пусть будет так, как скажешь…

- Пойдем, Артуш… Стоять здесь не имеет смысла. Мне уже холодно.

На крохотной площадке старого Тбилиси всегда полной туристов, гадала чернявая курдская девушка. Они быстро прошли мимо нее. Меньше всего сейчас им хотелось знать о своем будущем. Подсознательно они чувствовали, что будущее их темно, и в конце туннеля света нет. Они опять шли молча, не говоря ни слова. Внезапно Артуш остановился и весело спросил:

- Поднимемся на Мтацминду, на гору святого Давида?

- А что там делать? Я сто раз там был.

- Да ладно тебе?! Можешь и в сто первый подняться. Оттуда прекрасный вид на город. Чувствуешь себя на седьмом небе. Разве этого мало?

Для Заура это было не принципиально и он согласился. Свернули на боковую улицу и пошли в сторону фуникулера. Через несколько минут небольшой вагон, в который они сели, стал тяжело подниматься на гору Давида. Кроме них в вагоне были иностранные туристы. Гид, молодая грузинка, рассказывала об истории создания легендарного монастыря на вершине горы:

«Давным-давно на этой горе жил святой Давид. В городе жила дочь царя. Эта девушка совершала грех, спала с князем. Со временем князь устал от нее и бросил. А девушка была беременна. Узнав об этом, царь пришел в ярость и приказал найти человека, который сделал такое с его дочерью. Она побоялась назвать имя своего возлюбленного и наговорила на святого Давида. Разъяренный царь приказал привести Давида. Когда Давид пришел во дворец, царь позвал свою дочь, и та повторила сказанное прежде. Тогда святой Давид прикоснулся тростью к животу девушки и произошло чудо. Ребенок в ее чреве стал говорить и назвал имя своего отца. Святой Давид воздел руки к небу и начал молиться, и девушка вместо ребенка родила камень. Теперь из-под того камня бьет родник святого Давида. Бездетные женщины купаются в этом роднике, чтобы забеременеть».

Влюбленные пары стояли у окружающих монастырь стен и смотрели на город. Берег Куры был окутан туманом. Купола церквей напоминали одинокие острова. По восточной и западной части города растянулись сады и парки - зоны отдыха тбилиссцев. Вдали возвышалась крепость Метехи.

- Слышишь, Заур, если таких, как мы, грешников, поймали бы сто лет назад, то заключили бы в крепость Метехи.

- Я и сейчас готов прожить с тобой до самой смерти в этой крепости.

- ?

- Серьезно.

- Жаль, не могу тебя здесь поцеловать.

- Учись терпению.
3.

Вечером в шесть Шота ждал Заура с Артушем у отеля «АТА», сидя в Nissan Sunny своего родственника Додико. Громадный Додико обильно потел, хотя было холодно, и упрекал Шоту.

- Где они застряли? Ждем уже 15 минут. Ведь свадьба уже началась.

- Да придут они сейчас, успокойся. Что, рожаешь, что ли? Они ведь на свадьбу идут, должны прихорошиться.

Додико, пожевывающий фильтр сигареты, сощурил глаза:

- Что они, бабы, что ли? – спросил он.

- Да, почти что бабы.

Додико кашлянул от неожиданного ответа и утер выступившие на глазах слезы.

- В смысле? Петухи, что ли?

Шота рассмеялся.

- Сам увидишь и решишь. Так внешне не похожи, но происходит что-то странное … У меня есть подозрения.

Хитро посмотрев на Додико, он добавил:

- Что еще может связать армянина и азербайджанца? Как еще объяснить теплоту и искренность между ними?

Спустя пару минут они показались в дверях. Сначала вышел Заур. Он поднял голову и посмотрел на небо, увидел, что оно ясное, и удовлетворенно улыбнулся. За ним вышел Артуш. Они пошли к машине, о чем-то тихо переговариваясь. Шота вышел навстречу, они обнялись и расцеловались.

- Ну что, друзья, вы готовы к грузинской свадьбе?

- А в чем дело? - потянулся Заур и стукнул кулаком в грудь. – Требуются особые приготовления к грузинской свадьбе?

Шота рассмеялся, открыл заднюю дверь и сказал:

- Сами увидите. Я вижу, вы очень самоуверенны. Грузинская свадьба не похожа ни на армянскую, ни на азербайджанскую.

Шота закрыл дверь, занял свое место, и как только машина тронулась, представил Артуша и Заура своему родственнику.

- Знакомьтесь, друзья, это мой родственник Додико. Он женился в прошлом году. Уникальный человек, ему 30, но до сих пор он не был ни в Армении, ни в Азербайджане. Хотя Россию, можно сказать, обошел пядь за пядью.

- Очень приятно, меня зовут Заур, я из Баку, - сказал Заур.

- А я Артуш. Рад с вами познакомиться.

- Шота много о вас рассказывал. Еще до вашего приезда говорил, что у него будут гости из Баку и Еревана, - сказал Додико, выбросив окурок в окно.

- Спасибо Шоте, он всегда готов показать грузинское гостеприимство, - сказал Заур и взглянул на Артуша, который, равнодушно прислушиваясь к разговору, смотрел в окно.

- Шота рассказал мне много интересного о вас. Оказывается, вы оба бакинцы. Артуш после начала войны переехал в Ереван, и вы увиделись лишь много лет спустя здесь в Тбилиси три дня назад.

Артуш посмотрел на Шоту и с еле уловимой иронией добавил:

- Тбилиси соединяет разлученных, прокладывает мосты между народами, находящимися в конфликте.

Додико – типичный грузин, испытал прилив гордости от слов Артуша и радостно добавил:

- Совершенно верно. Здесь в Тбилиси периодически встречаются и вспоминают о былом люди, которые до конфликта были друзьями либо соседями в Азербайджане или в Армении.

- И проклинают политиков, виновных в этой войне, - произнес Заур. На сей раз его издевка была откровенной. Шота, до сих пор молчавший, повернулся и посмотрел на него.

- По твоим словам выходит, что политики не играли никакой роли в наших конфликтах. Мне знакома эта позиция, всю ответственность ты перекладываешь на народы. Но ведь народ сам по себе ничего не решает. Разве он не стадо баранов? Готовое покорно идти в том направлении, которое ему покажут. Массы повсюду остаются массами, дорогой.

Заур подумал о том, спорить не имеет смысла и промолчал. Ведь все равно каждый останется при своем мнении. Но тут вмешался Артуш.

- Я частично согласен с вами обоими. Виноваты и народ, и политики. Человеку можно многое наговорить и тем самым побудить его поступить сгоряча. Но какая польза, если тебя станут науськивать на твоего брата, отца? По-моему, никакой. Ибо ты лучше всех знаешь своего отца и брата. Но политики так настраивают друг против друга народы, потому что знают что мы не способны избавиться от ненависти. Каждый армянин с момента своего рождения должен быть врагом тюрку. В то же время каждому малышу-азербайджанцу говорят о том, что армянин его враг. Одни хотят завоевать Баку и Нахчыван, а другие – владеть Севаном и Ереваном. И в этих делах народ и политики действуют сообща, плечом к плечу.

- Правильно говоришь, - сказал Додико. - До войны у меня тоже было много друзей-абхазов. Мы жили как братья. А теперь, чтобы встретиться с ними, мне приходится ехать к границе. Да и то не всегда пропускают.

- Мы уже доехали, - перебил Шота своего родственника. - Это один из лучших ресторанов Тбилиси. Ресторан «Тамада». Свадьба будет скромной. Приглашены только 60 человек. Жених захотел отметить самые незабываемые минуты своей жизни с самыми близкими людьми. Одна из особенностей этого ресторана в том, что здесь можно увидеть, как готовят чачу и можно поучаствовать в этом процессе. А наша национальная кухня, как всегда, супер!

- Добро пожаловать на грузинскую свадьбу, - сказал Додико, с трудом пропарковав машину на большой и до отказа набитой площадке.

Их встретили раскаты грузинской зурны.

- Это военная песнь кахетинцев «Мравалйавер», - сказал Шота. - Наш жених очень привязан к национальным обычаям и традициям.

Не успели они переступить через порог ресторана, как начался хевсурский танец «Лило». Заур и Артуш вдруг обнаружили себя среди танцующих и совершенно опешили. Пьяные грузины самозабвенно танцевали вокруг них, поднимая облака пыли. Кто-то наступил на ногу Заура, а ржущая, как кобыла, невеста пролила содержимое своего бокала на куртку Артуша, принесла извинения заплетающимся языком и быстро убежала. Пьяный жених увидел Шоту и гостей, подошел к ним, крепко обнял и расцеловал.

- Добро пожаловать, братья! Вы сегодня самый большой для меня подарок от Шоты!

Затем он повернулся к высокому певцу лет тридцати пяти и выкрикнул:
- Поменьше пей, сукин сын! «Мгали делия»! Специально для наших гостей из Армении и Азербайджана!


Позже Заур узнал, что «Мгали делия» – это песня горы Иверия. Как только началась песня, все погрузились в транс. Артуш и Заур, воспользовавшись кратковременным затишьем среди грузин, с помощью Шоты нашли себе местечко за одним из столиков. Сидящие рядом молодые девушки и парни мгновенно налили им вина и наполнили тарелки крупными кусками мяса и хинкали. Узкоглазый высокий парень почему-то проявлял особую заботу, беспрерывно смеялся и через каждую минуту спрашивал, не хотят ли они чего-нибудь. Артуш выяснил, что этот парень друг жениха из Казахстана, что они познакомились в Москве и в результате этого знакомства открыли три ресторана.

- Меня зовут Талгат. Я из Караганды.

- Очень приятно, а я Заур, из Баку.

- А меня зовут Артуш, я из Еревана. Очень приятно.

- Здорово! А нам в Казахстане кажется, что армяне и азербайджанцы враги. Оказывается, вы души друг в друге не чаете.

Заур скривил губы. Артуш кашлянул и выдавил из себя улыбку. Сам Талгат тоже пожалел о сказанном. Чтобы сменить тему, он сказал:

- В Тбилиси я уже неделю. И поправился где-то на пятнадцать на килограмм.

- Жених, кажется, чрезвычайно гостеприимен? – спросил Заур, показав на жениха, танцующего с кинжалом во рту.

- Более чем, - сказал Талгат, опустошив бокал с вином. Я на Кавказе впервые, и только теперь понимаю, что тридцать лет прожил впустую. Я нигде не видел такую честь, достоинство, верность, как здесь. Уверен, в Армении и Азербайджане точно так же.

Артуш мельком взглянул на Заура и вновь повернулся к круглому лицу Талгата:

- Так и есть. Весь Кавказ такой: гостеприимный, смелый и честолюбивый.

Талгат налил всем вина, встал и поднял свой бокал:

- В таком случае, выпьем за благоденствие отважного Кавказа! Да здравствует Кавказ!

Все присоединились к тосту и встали, Артушу и Зауру пришлось тоже встать.

Шоты куда-то исчез, Заур с Артушем в буквальном смысле слова чувствовали себя пленниками грузинского гостеприимства. Сменяли друг друга алазанские и кахетинские вина, шашлыки и овечьи сыры таяли во рту, соблюдающие грузинские традиции родственники и друзья молодоженов соревновались между собой в произведении наилучшего впечатления на армянина, азербайджанца и казаха. Все подходили к ним, знакомились, и им приходилось чокаться и пить со всеми. Вдруг один из грузин ринулся на площадку и стал танцевать танец «Давлур». Все остальные грузины тоже ринулись туда. Откуда-то сзади возник Шота, положил руки на плечи любовников и начал их тормошить:

- Танцевать будете?

- Нет, я не умею танцевать,- решительно ответил Заур, подумав про себя, что только этого не хватало.

- О чем ты?- сказал Артуш. – Смотреть на танец грузин гораздо интереснее, чем танцевать самому.

Шота смутился, но не подал виду.

- Талгат, а ты?

- Нет, брат, спасибо. Все равно не умею. Зачем позориться?

- Ладно, как хотите… Я пойду выпью с родственниками. Сто лет их не видел. Скучать не будете?

- Нет-нет, не беспокойся,- тут же ответил Артуш. - Всё в порядке.

Шота улыбнулся и испарился.

- За наше здоровье! – поднял Заур бокал с вином. – За дружбу народов Средней Азии и Южного Кавказа!

- За наше здоровье!- чокнулся с ним Артуш.

- Я присоединяюсь к тосту, хотя Казахстан не считается Средней Азией, и мы играем в УЕФА, - сказал с одолжением Талгат.

… Минута шла за минутой, час за часом. А свадьба не заканчивалась. Вино лилось рекой, головы становились ватными. Заур, Артуш и Талгат окончательно опьянели и хохотали над анекдотами сидящих за столом грузин. Музыка доносилась откуда-то издалека. Вдруг неожиданно громко зазвучал торжественный мотив. Пьяные гости подхватили его и запели громогласным хором.

- Что они поют?- спросил Заур у сидящего рядом грузина по имени Ираклий.

- Это наш древний гимн. Он называется «Встань, царица Тамара, Грузия плачет по тебе!».

Заур подмигнул Артушу, который с интересом выслушал ответ Ираклия, затем наклонился к нему и прошептал:

- С каждым днем убеждаюсь все больше: все кавказцы – сумасшедшие.

- Да, и это неизлечимо. И в этом наша беда… Но, умоляю, не говори об этом с Талгатом. Смотри, как восторженно он отзывается о нас.

Было уже за полночь. Артуш напился вдрызг, губы его алели. Спиртное, казалось еще больше подчеркивало его красоту, придавало ему свежесть весенней росы. Заур наслаждался возможностью быть с ним рядом, ощущать его запах, слышать любимый голос. Он подумал, что очень счастлив, и что это счастье закончится через несколько дней.

Когда Заура начинали одолевать горестные мысли, он тут же находил глазами Артуша, и его горе сменялось радостью, а тревога – умиротворением.

* * *

На следующий день, в двадцать минут второго, в дверь Артуша постучались. Он обхватил раскалывающуюся голову двумя руками и встал с кровати. На нем была клетчатая шерстяная рубашка и джинсы. Он совершенно не помнил, как и когда вернулся в отель, как и когда переоделся, как и когда оказался на кровати. Открыв дверь, он увидел Шоту и потряс головой.

- Откуда ты взялся?

- … Да прямо отсюда, в отеле ночевал, - растерянно ответил Шота.

- В смысле? – Артуш медленно протер глаза и внимательно посмотрел на Шоту. - Проходи, чего стоишь на пороге?

Шота вошел и развалился в кресле.

- Говоришь, ночевал в отеле?

- Да, в номере Заура. Спал на диване.

Артуш вздрогнул. Краем глаза посмотрел на Шоту, подошел к окну и открыл занавеску. Лучи скупого осеннего солнца ворвались внутрь, заставив Артуша сощурить глаза.

- Сначала мы пришли в твой номер. Ты что-то громко пел на армянском. Затем повалился на кровать и тут же захрапел. Потом мы пошли в номер Заура… Представляешь, как идиоты выпили там по две бутылки пива. Бедный Заур пытался доказать мне, что песня, которую ты пел, на самом деле – древняя азербайджанская песня – «Сары гелин». Затем он побежал в туалет и облевал унитаз. По его словам, когда он вышел, то я уже спал, как младенец. Ничего не помню.

Шота откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

- У меня кружится голова. Что это была за ночь…

- Во сколько закончилась свадьба?

- Кажется, в три, - с трудом разлепил веки Шота, – Точно не помню.

- Что сейчас делает Заур? Спит?

- Нет, проснулся, - Шота резко поднялся, взял апельсиновый сок из мини-бара и стал жадно пить. – Купается. Мне стало скучно, и я решил зайти к тебе.

- Правильно, - тихо сказал Артуш. - Нельзя же столько спать, - добавил он и зашел в туалет. Голова была свинцовой, конечности онемели, их он не ощущал. Он взглянул в зеркало и увидел поблекшие глаза и бескровное лицо.

Зазвенел телефон Шоты. Он достал мобильный и взглянул на дисплей. Звонил Додико, чтобы поинтересоваться самочувствием родственника.

- Здравствуй, как ты, где ты?

- В отеле, а ты?

- Выходим из дому.

- С кем ты выходишь, с женой?

- Да нет, какая там жена. Талгат переночевал у нас, хочу показать ему город. Завтра он уезжает в Москву. Заехать за тобой?

- А кто такой Талгат?- удивленно спросил Шота.

- Гость из Казахстана.

- Да-да-да-да. Вспомнил. Хорошо, давай пообедаем. Умираю от похмелья.

- Я тоже, - простонал Додико. – Ладно, сейчас приеду.


Полчаса спустя они мчались в машине Додико по левому берегу Куры. В этот субботний день влажные улицы Тбилиси были немноголюдны.

- А вы были в серных банях? – нерешительно спросил Додико, взглянув на гостей через зеркало заднего вида.

Шота, не ожидавший такого вопроса от Додико, выпучил глаза от удивления.

- Баня?

- Почему бы и нет? - развеселился Додико и еще раз взглянул в зеркало, – Вы же были в серных банях?

Артуш и Заур переглянулись. По их глазам было ясно, что опыт посещения серных бань у них отсутствует.

- Я в первый раз об этом слышу, - сказал Талгат, – Но любая баня мне сейчас не помешала бы. Буря в голове и кости ноют.

- Да у меня тоже, - сказал Артуш. - Кахетинское вино сильнее любого оружия.

- Согласен, - вздохнул Шота. - Что кроме меня кушать никто не хочет? Мы что, на пустой желудок в баню пойдем?

Додико обрадовался, что его предложение приняли. Свернул направо и поехал к серным баням.

- Не беспокойся, Шота, решим этот вопрос прямо на месте.

В предбаннике постройки 18-го века для них накрыли обильный стол. Все разделись и обернулись в полотенца. Заур с Артушем, даже не входя в парную, чувствовали, как усталость потихоньку покидает их, они стали хвалить и благодарить Додико.

- Вот видишь, - начал Шота, и не докончил, ибо эти слова уже выразили все. В них была забота и ответственность по отношению к гостям, «пострадавшим» от грузинского гостеприимства, а также гордость, по поводу наличия серных бань в своей стране.


Минут через пятнадцать к их столу присоединились еще трое. Один был знакомым Шоты, двое других – Додико. Голые грузины подошли к их столу, держа в руках, как оружие, бутылки вина. Это была уже не баня, а клуб, или же сборище нагих, смешных, беззаботных, веселых людей. После знакомства Додико зевнул и сказал:

- Действительно, наша страна необыкновенно прекрасна. Тбилиси и его серные бани, кахетинские вина! Да еще Кура, протекающая через город. Да, быть грузином – это нечто необыкновенное. Россия хочет взять нас в блокаду, сломать нас. Но, несмотря на это, все еще текут наши реки, цветут сады, и наш народ живет беззаботно.

После того, как покончили с едой, все прошли в большой банный зал. В огромном зале было жарко. На каменном полу лежали голые купальщики. Большие квадратные дыры в полу были наполнены серной водой. Талгат радовался больше всех, радостно прыгал, как ребенок, его узкие глаза сияли.

- Как здесь здорово! С каждым днем я все больше влюбляюсь в эту прекрасную страну!

Шота, заметив искреннее восхищение гостей, стал рассказывать об истории серных бань:

- Давным-давно выходит на охоту царь. Он выпускает сокола на глухаря. Долго ждет возвращения ручной птицы с добычей. Не дождавшись, начинает искать. В итоге доходит до небольшого леса. В этом лесу течет серная вода. Царь видит, что и сокол, и глухарь утонули в серной воде. Царь решает заложить рядом с этим местом город Тбилиси. Теперь та серная вода находится здесь. А нынешний Майдан – на месте того небольшого леса.

Баня наполнялась серным паром, пахло серой, иначе говоря, тухлыми яйцами. Тела поблескивали от пота. Артуш провел рукой по груди, тело впитывало серу.

- Хватит, выходите. Талгата там уже массируют. Вы тоже проходите во второй зал.

Артуш и Заур медленно вылезли из серной воды, прошли в соседний зал и устало повалились на каменный пол. Талгата, который лежал здесь уже минут пять, массировал крупный грузин.

- Как ты? – простонал Артуш.

- А как еще мне быть? – ответил, тяжело дыша Талгат, которого мял огромными кулаками грузин. – Такое ощущение, будто через меня прошла армия Тимура.
- И со мной точно так же, - сказал Заур.

- Мекиссе, Сандро! – во весь голос закричал Додико.

Вошли два гиганта. Терщик и массажист. Они быстро перевернули Артуша с Зауром и вскочили им на спины. Мастерски помассировали их так, будто танцевали на мягком ковре. Затем соскочили и стали вонзать пальцы в их мышцы. Сидящий рядом Шота, как ни в чем ни бывало, давал им советы.

- Мекиссе, прыгни ему на спину. Да, вот так, хорошо. Сандро, а ты хорошенько его помассируй.

После массажа все трое с трудом поднялись на ноги. Массажисты трудились не напрасно. Они чувствовали, что силы возвращаются к ним. Прошли в соседнюю комнату и погрузились в холодную серную воду. Перехватило дыхание, но пару минут спустя они ощутили, как смягчаются мышцы. Шота и Додико плескались вместе с ними, перемигивались и посмеивались.

Когда обернувшись в полотенца, они вернулись в большой зал, где их ждал уже обновленный стол. Талгат с серьезным тоном заявил, что проголодался. На самом деле, есть и пить хотелось всем. Их посвежевшие организмы были готовы к новой гастрономической вакханалии. Беседовали о политике, конфликтах, проблемах Кавказа, степях Средней Азии, рассказывали смешные истории из жизни, смеялись, грустили, высказывали пожелания. Было уже девять вечера, но им казалось, что они пришли в баню лишь час назад и весь отдых еще впереди. Кроме них, не осталось ни одного клиента. Все работники уже ушли, остался лишь сторож Вамеш, который, получив от Шоты немного денег, закрыл дверь и дремал в своем уголку. Перед тем, как идти спать, он попросил разбудить его, когда они будут уходить.

А уходить им не хотелось. Они скинули полотенца и сидели, в чем мать родила, за низким столиком. Вино, как и вчера, лилось рекой, и они пьянели сильнее вчерашнего. Теперь они смотрели друг на друга совершенно другими глазами. В этих глазах был вопрос, ожидание, сомнение, и даже … страсть. Будто каждый из них крутился в воронке неиспытанных чувств и ожидал эту страшную искорку - момент истины. Момент истины не заставил себя долго ждать…

* * *

Здесь, в Тбилиси, совершалась церемония высшей любви, безграничная как голубое море и бесконечная, как голубое небо. И этот Праздник Любви не был случайным.

В эту ночь должны были исчезнуть все границы, и они исчезли. Вражда, конфликты, склоки испарялись в лазурное небо. Слившиеся тела так называемых врагов одерживали победу над войнами и территориальными претензиями. Вместо оружия они брали в руки более гуманные, благородные и священные инструменты – ключи мира. Эти ключи мира находили путь не только к их ртам и анусам, но и к сердцам и душам. Эти ключи освобождали сердца от ненависти, ярости, крови, страха и слез.

Слившиеся губы, слившиеся тела, слившиеся ключи и замки. Любовь текла рекой, взрывалась, как вулкан. Металось эхо. Стоны наслаждения отражались от стен и возвращались к ним. Жемчужные капли пота на их телах были вызваны не жаром бани, а жаром их душ. Когда тела сгибались на девяносто градусов, раскрывались прекрасные, притягательные маки, на которые тут же налетали истосковавшиеся по любви пузатые пчелы.

Это было ужасно? Вовсе нет! Это была победа над ужасом царствующим на Южном Кавказе на протяжении долгих лет. Как же им подходила поза «69», которая напоминает азербайджанцу две слившиеся, дополнившие друг друга буты (1)! Эти страстные любовники, на которых Амур взирал с неба со слезами в глазах, сменяя друг друга, сменяя позы, тыкались куда только и как только возможно.

Они одерживали победу над политикой, одерживали победу над древней, новой и новейшей историей. В эту священную ночь, когда тюркский, грузинские, армянский и даже казахский анусы испытывались в настоящей любви и дружбе, когда солоноватая сперма брызгалась на лица, глаза и губы - одерживалась победа над обычаями, кинжалами, честью, национальными ценностями, юртами, седовласыми женщинами, аксакалами, орлами, жеребцами, некрокультурой, макроамбициями, микроэкономическими показателями, нефтью, текущей по проводам, газом, ашугами, сазом, домброй, кяманчой, таром, балабаном, хачапури, долмой, древними князьями, хоровым пением, первой христианской страной, геноцидами, массовыми захоронениями, андраниками, статусом Каспия, церквями, мечетями, шиитами, суннитами, сектантами, консерваторами, пахлавой, шекербурой, вином, мугамом, коньяком, шербетом, шашлыком, общенациональными ценностями, памятниками, Аральским озером, эмиром Теймуром, степями Туркестана, Туркменбаши, Назарбаевым, Хаджи Ахмедом Ясеви, Севаном, Ереваном, Тебризом. Ночь была темной. А глаза источали яркий свет. Их стоны были наипрекраснейшим музыкальным произведением в истории человечества, ораторией пацифизма и гуманизма, который они предлагали народам Южного Кавказа и Средней Азии, да и всему миру. (1) Бута или иначе - «турецкий огурчик» - элемент восточного орнамента, в том числе и азербайджанского. Изображение его встречается в рисунках ковров и тканей, в росписях произведений декоративно-прикладного искусства, в декорировании архитектурных сооружений. Напоминает инфузорию «туфельку». 4.

- Куда идем, Заур?

- Куда скажешь. Мне все равно.

Было довольно холодно. Любовники вышли из ресторана «Алан», где они пообедали, и встали прямо посреди площади. Оглядываясь по сторонам, они не могли решить, куда двинуться.

- Ну, тогда сходим к могиле Грибоедова.

Заур застегнул куртку на все пуговицы.

- А что там делать?

- Да ничего… Что, тебе не хочется увидеть могилу гения? Это же тут рядом. В двух шагах. Пошли.

Они свернули направо, пошли вдоль монастырской стены и оказались у надгробия. На нем была эпитафия, написанная женой Грибоедова Ниной: «Твой ум и дела незабываемы для русского народа. Но почему любовь Нины оказалась длиннее твоей жизни?». Артуш наклонился и поднял гальку, кинул ее на плиту. Галька упала и скатилась к его ногам. Артуш глубоко вздохнул.

- Это древнее тбилисское поверье. Надо бросить галькой во влажную могильную плиту, и если галька прилипнет хотя бы на мгновение, значит женишься в этом году. Но у меня вот не получилось.

Артуш выглядел опечаленным.

- Вот видишь, нам не суждено жениться, - рассмеялся Заур.

- Кто знает, - сказал Артуш и замолк.

Не спеша, погруженные в раздумья, они пошли к фуникулеру.

- Что это было, по-твоему, вчера в бане? Откуда взялся этот казах… – Артуш положил руку на плечо Заура. Заур нахмурился, взглянул на гору Мтацминда и сказал:

- Даже думать об этом не хочу. Мне надо прийти в себя, чтобы проанализировать случившееся.

Артуш достал из кармана сигарету и закурил. Дым, который он выпускал в холодный воздух, казался густым и тяжелым.

- Ты был прав, Заур…

- В смысле?

- Когда говорил, что Шота все знает…

- Он не только все знал, он еще и хотел, - расхохотался Заур. - Ты заметил вчера как стеснялись и робели Додико и Талгат?

Артуш прошелся взглядом по блеклым стенам старого Тбилиси и сказал:

- Наверно, они в первый, максимум во второй раз в жизни занимались любовью с мужчинами. Хотя, прекрасно работали ртом и языками… Как думаешь, Шота сегодня объявится?

- Нет! – ответил, не раздумывая, Заур.- Это невозможно. Ему нужно время, чтобы прийти в себя и переварить то, что случилось. Он некоторое время, наверно, не будет встречаться не только с нами, но даже с Додико.

- Это его дело. Хотя, что здесь такого? – Артуш бросил сигарету и раздавил ногой.

- Да, в принципе ничего ужасного… особенно, если так мастерски занимаешься любовью.

Они оба расхохотались от души, сели в вагон фуникулера и стали ждать, когда тот придет в движение.

- Рано или поздно конфликт решится. Что будем делать потом?- спросил Заур.

- Думаешь, это вообще возможно? – расстроился от этого вопроса Артуш.

- Но ведь так не может длиться вечно. Ведь ничто не вечно.

- Порой мне кажется, есть кое-что вечное. Это Бог и наш конфликт.

- Перестань нести чушь. Во-первых, Бога нет. А во-вторых, история знает более страшные конфликты, и все они закончились миром, – Заур кашлянул и добавил, – Но если ты думаешь, что мира нам не видать, то мне нечего сказать…

Вагон начал медленно подниматься в гору. Артуш взял за руку Заура и сказал:

- Почему-то мы очень часто возвращаемся к этому вопросу.

- Какому вопросу?

- К вероятности мира, к тому, что война когда-то закончится… Наши народы при желании могут продлить этот абсурдный конфликт до Судного дня, но это не должно иметь к нам никакого отношения. Как и не имеет сейчас.

- Ты прав, Артуш. Но я не подхожу к этому конфликту с точки зрения наших отношений.

- Напрасно! – перебил его Артуш, – Ты должен подходить к этому конфликту как раз с точки зрения наших отношений. Никто и ничто не должно нас интересовать. Пусть все сдохнут, нам-то что?

Заур промолчал, ничего не ответил. Ну что еще можно было сказать? И вправду, так часто вспоминать войну, Карабах, конфликт и его жертв - ни к чему. Все это бросало тень на чистую любовь. Прокладывало между ними пропасть. Он положил руку на колено Артуша. Почувствовал тепло его тела сквозь джинсы. Ему захотелось положить голову ему на плечо и любоваться разлегшимся внизу Тбилиси.

- Знаешь, Артуш, я даже не думал во время нашей разлуки, что ты будешь обо мне вспоминать. Не верил в это. Долгие годы я берег нашу чистую детскую любовь в самом укромном уголке своей души. Мы оба были молоды, увидели и полюбили друг друга, когда кипела кровь у обоих. Ночи напролет я не мог уснуть, думая о тебе. Я обязан тебе лучшим в своей жизни. Нас разлучила война, это мы знаем оба. Я боюсь потерять тебя в очередной раз. Может, поэтому так часто вспоминаю карабахский конфликт.

- Я остаюсь при своем мнении, - сказал Артуш, продолжая смотреть в окно. – В те годы мы были детьми, безвольными, обреченными на поражение в борьбе с тем, что разделило нас. Но теперь все иначе. Никто отныне не в силах помешать нашей любви. Мы остановим время и проживем жизнь по собственному желанию. Будем жить, ни на что и ни на кого не обращая внимания, испепеляясь в собственной любви, расширяя границы нашей прекрасной страсти. Да разве могу я с тобой разлучиться? Ведь ты показал мне настоящее счастье, – он произнес последнюю фразу, глядя прямо в глаза Заура.

- Когда все наладится, мы с тобой вдоволь погуляем по Баку. Пойдем в гости к друзьям, можем даже поехать в Карабах, сделать шашлык на Джыдыр дюзю. Будущее принадлежит нам, Артуш, я в это верю… Но… мира не будет и наши народы будут продолжать воевать до скончания времен, нам нужно будет покинуть этот регион. Ведь мы и это можем.

- А куда мы уедем?

- В Париж, Берлин… куда захочешь, туда и уедем. Захочешь – останемся в Тбилиси, но такая перспектива меня не очень устраивает.

Вагон остановился, и они сошли, посмотрели на Тбилиси с высоты птичьего полета, жадно надышались холодным воздухом.

Через полчала спустились и решили отправиться пешком к проспекту Шоты Руставели. Погуляли по проспекту, а когда устали и проголодались, зашли в ресторан, заказали пиццу с грибами, и опять вернулись на площадь Свободы.

- Пойдем в отель? – спросил Заур.

- Думаешь, Шота может сегодня позвонить?

- Я уже говорил, что не думаю. Если позвонит – увидимся, что тут такого? Ну что - в отель?

- Ладно, идем. Да и погода, кажется, портится, - сказал Артуш, взглянув на небо.

Они поднялись на свой этаж, и зашли в номер Артуша. Скинули куртки и легли на диван. Артуш скорчил кислую гримасу от боли в ногах. Это выражение делало его похожим на медвежонка. Заур помог ему снять носки и начал массаж ступней. Иногда он щекотал его и по комнате разносился веселый смех Артуша. Потом Заур обхватил его голову и поцеловал в губы. Его щеки были мягкими и теплыми. Они целовались, глядя друг другу в глаза. С лица Заура не сходило серьезное выражение. Разделись. Тела поблескивали, как желтоватый агат. Они слышали сердцебиение друг друга, и даже гул крови, текущей в венах. Они напоминали двух дельфинов, резвящихся в голубых водах. Артуш пах лесом, кофе, табаком и потом. Запах пота совершенно не беспокоил Заура, потому что так было гораздо интереснее, острее, экстремальнее.

Погода внезапно испортилась. Когда облака закрыли небо Тбилиси, в комнате стало темнее. Но мрак был не страшен. Слившиеся в этом полутемном номере тела источали достаточное количество света. Слились руки и ноги. Слились звезды. Взметнулись бури, взлетели ракеты, забили фонтаны, взорвались салюты в 305 номере отеля «АТА». Содрогнулись небо и земля, улицы сдались водам. Потоки ворвались в Куру, забурлила древняя река. Старый Тбилиси плакал навзрыд.

(конец третьей части) Перевод с азербайджанского: Джахангир Фараджуллаев
Редактор: Луиза Погосян

ПРОДОЛЖЕНИЕ

ВСЕ ГЛАВЫ