Постер книги

# Люди и хлеб

x x x

Молниеносный развал советской империи ошеломил людей. Внезапно из магазинов исчезли масло, мыло, сахар, и, самое главное, хлеб. Дефицит действовал на людей по-разному. Кто-то верил, что все скоро наладится, кто-то наживался на дефиците, кто-то проклинал Горбачева, но подавляющее большинство было охвачено страхом перед будущим. В крайне тяжелом положении находились врачи, инженеры, учителя. Любимая интеллигенция советской империи в один миг превратились в ничто. Появился новый тип людей: каратисты, коммерсанты, экстрасенсы, гадалки, астрологи.

Мы очень редко покупали хлеб в магазине. Хлеб нам приносила бабушка. Хлеб, испеченный в тендире. В то время купить муку было гораздо легче, чем купить хлеб, найти хлеб. Но количество тендиров, равно как и женщин, пекущих в тендире, уменьшилось. Газа не было. Не шел. Умеющие пользоваться моментом, украли и продали трубы. Свет давали с перебоями. Все настолько резко изменилось, что мы начали верить в увиденную в фильмах, прочитанную в книгах тяжелую жизнь, в голод. Значит, бывает и так.

В тот день бабушка должна была принести нам хлеб. Хлеб из тендира. Мы зарезали две курицы. Мы ждали бабушку с хлебом, чтобы поесть куриный гуляш. Мы прождали до шести часов. Бабушка не пришла. Обед остыл. Мама согрела куриный гуляш. Бабушка все не приходила. Мы еще немного подождали. Я дважды выходил за ворота посмотреть на улицу. Ее не было видно.

Мама послала меня как старшего сына за хлебом. Прежде, чем одеться и выйти из дома, я на всякий случай положил в карман фонарик. Было время, мне нравилось по вечерам гулять по улицам с фонариком. Это развлечение было уже не доступно. Я больше не мог с наступлением темноты бесцельно гулять по улице, направляя свет фонаря на морды кошек и собак. Из магазинов исчезли батарейки для фонарей. Мы пользовались фонарем только дома, при необходимости. По вечерам, когда отключался свет, становилось так страшно, что хочешь - не хочешь, задумаешься: что будет дальше? К чему все это приведет? Начнется ли война? Когда в райцентре отключался свет, даже при самом остром зрении невозможно что-то разглядеть на улице, люди ходили, ощупывая пустоту руками, боясь упасть.

Перевалив крутой склон, я вышел на Вокзальную улицу. Фонарь я не включил. Он еще будет очень нужен на обратной дороге. Возле магазина на вокзале собрался народ. Горело два костра. Возле одного собрались мужчины, возле другого - женщины, не имеющие ни мужа, ни сына. Руки были протянуты к языкам пламени. Было не так уж и холодно, руки людей, протянутые к костру свидетельствовали о напряжении, о том тяжелом положении, в котором они находились. Каких-то 5-6 месяцев назад ни одному из них и в голову не могло прийти, что они будут стоять в очереди за хлебом, что хлеб внезапно исчезнет.

Я не присоединился ни к женщинам, ни к мужчинам. Пройдя по мосту над рекой, я направился к хлебзаводу. Мой дядя работал там. Если бы мне удалось найти дядю, я бы обязательно вернулся домой с хлебом. Перед заводом я увидел ту же картину, что и на вокзале. И здесь люди разожгли два костра. Возле одного собрались мужчины, возле другого - женщины, не имеющие ни мужа, ни сына. Они протягивали руки к языкам пламени. Около двадцати мужчин и женщин прислонились к дверям пекарни. Свет из окон и дверей завода рассекал темноту. Я протиснулся в толпу, и, кое-как, расталкивая людей, то справа то слева, то сверху, то снизу, добрался до дверей. Через небольшое квадратное отверстие спросил о дяде человека, у которого были видны только глаза. Я сказал, что прихожусь ему племянником, и мама послала меня за хлебом. Человек, у которого были видны только глаза, сказал, что сейчас пойдет и позовет дядю, чтобы я попросил хлеба у него. Его глаза пропали из отверстия. Человек вернулся через 10 минут. Я не видел его рта, только слышал голос. Человек, у которого были видны только глаза, сказал, что дяди нет, сегодня он рано ушел домой. Я попросил у него хлеба. Он сказал, что не может дать мне хлеба на глазах у прождавших столько времени людей.

Собравшиеся у хлебного завода люди внимательно слушали наш разговор. Каждому было что сказать человеку, у которого были видны только глаза. Я, в силу своего малолетства, и так использовал максимум своих возможностей. Если бы я продолжал оставаться у дверей и уговаривать, меня бы схватили за шиворот и вышвырнули бы оттуда. Недовольные голоса вынудили меня отойти от двери, и я не смог выпросить хлеба у человека, у которого были видны только глаза.

Я отошел от людей и пошел обратно, к вокзалу. По дороге случилось два больших несчастья: 1. Моя нога скользнула в лужу. Ботинки наполнились водой, которая насквозь промочила носки. 2. Когда я проходил через железный мост, фонарь выскользнул из кармана и упал сначала на мост, и оттуда скатился в реку.

Костры были погашены. Мужчины и женщины столпились у магазина на вокзале. Я мог бы найти хлеб, отправившись к бабушке или в дом дяди, работавшего на хлебзаводе. Еще более благоразумной идеей было пойти к родственникам и попросить у них хлеб. Но мама послала за хлебом меня, как старшего сына, и я должен был заплатив, купить его. Я обязательно должен был вернуться домой с хлебом. Воспользовавшись своим малолетством, я втиснулся в стоящую перед магазином толпу людей. Кое-как протолкнувшись, немного продвинулся вперед. Вначале я услышал звук машины марки «ГАЗ-53», а затем за толпой увидел и саму машину. Люди уже не могли ждать, они толкались и кричали. Гул возле магазина усилился. Люди, стоящие впереди, крепко уперлись ногами в землю и не желали двигаться. Хлеб понесли к задней двери магазина. Несколько людей, отделившись от толпы, попытались купить хлеб у водителя, за магазином, но ни водитель, ни его помощник даже не взглянули на них. Обе створки дверей магазина распахнулись настежь. Шум усилился. Несмотря на то, что в толпе были женщины, кто-то смачно выругался. Мои ноги повисли в воздухе. В следующий миг нога коснулась пола магазина. Я увидел хлеб, уложенный на длинные полки. Продавщица, тетя Н. кричала, отталкивала людей, часто вытирая раскрасневшееся от злости лицо белым платком, который она доставала из кармана халата. Тетя Н. выхватывала из протянутых рук деньги, кидала их в деревянный ящик, брала с полки хлеб и кидала в людей.

В райцентре многие знают друг друга. В этом есть как положительные, так и отрицательные стороны. Тетя Н. не могла решить, у кого взять деньги в первую очередь. Потому что она знала всех людей, протягивающих руки. Тетя Н. жила примерно в десяти домах от нашего дома. Она хорошо меня знала. Когда мой отец строил их дом, я часто ходил к ним после уроков. Если бы тетя Н. увидела меня, она бы взяла из моей протянутой к полкам с хлебом руки деньги и кинула бы их в деревянный ящик. Мне нельзя было возвращаться домой без хлеба.

Батонов на полках становилось все меньше. От этого люди ожесточались, мужчины не пропускали женщин, все больше было слышно ругани и проклятий. Одна из женщин призвала мужчин к достоинству, уважению к женщинам, даже процитировала кого-то из исторических личностей. Другая женщина нашла возможность отправить в этой суматохе проклятие в адрес Горбачева: «Да убьет Аллах дитя Горбачева! Как хорошо мы жили…». Хлеба на полках становилось все меньше. А люди ругались, проклинали друг друга, кричали. Тётя Н. тоже кричала, грозилась закрыть двери магазина и вообще никому не продавать хлеба. Людская волна сзади и спереди выносила меня, то к полкам с хлебом, то к дверям магазина и на улицу. Я, как настоящий персонаж из мультфильма, ходил среди людей, не касаясь ногами пола. Был момент, когда тетя Н. чуть не взяла у меня деньги и не бросила их в деревянный ящик, но моей протянутой руке помешала другая рука рядом. Тетя Н. предпочла ту руку. Наверное, она лучше знала владельца той руки. На полках хлеба становилось все меньше и меньше. Люди, стоящие на улице, знали, что хлеба становится все меньше. Они спрашивали у тех, кто, купив хлеб, выходил из магазина, сколько хлеба осталось в магазине, на сколько людей его хватит. Тетя Н. кричала, ругала того, кто поздно прислал в магазин хлеб, грозилась закрыть дверь и никому не продавать. Ситуация все больше накалялась: нервы не выдерживали, женщины проклинали Горбачева. Новый толчок спереди поднял меня и выкинул из магазина на улицу. К тому же, какой-то толстяк наступил на мою замерзшую ногу. Я начал терять надежду на то, что вернусь домой с хлебом. Я был готов расплакаться.

В это время через заднюю дверь в магазин вошли два русских солдата. С касками на голове, с автоматами в руках. Солдаты выпроводили людей из магазина на улицу. Шум, гам, ругань, проклятия прекратились. Солдаты спокойно выстроили людей в очередь. После последней женщины в очереди стоял я. Солдаты ушли так же, как и пришли. Через черный ход. Несмотря на то, что солдаты ушли, очередь никто не нарушал. Никто не ругался. Никто не проклинал Горбачева. Не потому, что людям было удобно стоять в очереди. Нет. Потому, что люди боялись, что солдаты вернутся и увидят нарушение порядка.

Машина с хлебом, марки «ГАЗ-53», развернулась с окружной привокзальной дороги и подъехала к магазину. Водитель и его помощник внесли через заднюю дверь хлеб и разложили его на полки. Люди успокоились. Тетя Н. спокойно брала протянутые ей деньги и выдавала людям хлеб. Подошла моя очередь. Я купил хлеб и положил его в ситцевую сетку. Направился домой. Я имел полное право пойти домой с гордо поднятой головой. Как старший сын я шел домой с хлебом. Около нового универмага я встретил группу людей. Какой-то человек стоял на краю бассейна и говорил речь. Слышались появившиеся недавно слова: дашнаки, экстремисты, наркоманы …