# Мехти Баязид
Каким бы любителем приключений я ни был, я всегда чувствовал себя старым в душе. Это связано с тем, что у меня крепкая память. Я помню все. Я ничего не забыл, даже лица, происшествия, события, не сыгравшие в моей жизни никакой роли…
Я учился в военной школе. Меня определили в наряд в столовую. Я сидел на ступеньках и курил. Сидящий рядом курсант писал стихи в свой блокнот. В то время, тем, кто в наряде в столовой, разрешали носить тапочки. Я только недавно был дома. Была середина сентября. Я сильно скучал. Особенно тоскливо было по вечерам. Через полчаса наш отряд должен был прийти на ужин. А я курил и думал о нашем доме. Заметил комара на правой ноге. Осторожно поднял руку и прихлопнул комара. Кровь, высосанная комаром из меня, размазалась по ноге. Я сильно рассердился на комара, оторвавшего меня от размышлений. Я прижал окурок к тому месту на ноге, где он ужалил. С тех пор меня жалили комары, как минимум, тысячу раз, но я не могу забыть тот сентябрьский вечер и комара, ужалившего меня в ногу, когда я сидел на ступеньках столовой. Почему в моей памяти остаются столь незначительные события? Не знаю.
Я думаю, несчастье имеет два источника: болезни и муки совести.
Начнем с первого. Мои зубы гниют. Зрение слабеет. Болят почки. Ноги замерзают. Каждый день с 12:00 до 18:00 мне нездоровится. Гниение зубов меня сильно нервирует. Для человека, уделяющего повышенное внимание внешности, гниение зубов – страшная вещь. Мне не хватает воли и терпения, чтобы лечить зубы. Я чувствую, что больше не могу пить, как прежде. Организм ускоренно слабеет и выходит из строя. По ночам я по нескольку раз просыпаюсь и иду в туалет. Заснуть потом бывает тяжело. Все это действует мне на нервы. Я не здоров. Стараюсь не думать о проблемах своего тела. Не всегда получается. Стоит мне неделю не есть мед, и начинается дрожь в руках и ногах. Недуги приводят к тому, что я ленюсь еще больше. Я не могу инвестировать в будущее. Боюсь боли. Поэтому часто считаю себя несчастным.
Я испытываю муки совести из-за двух своих поступков. Не углубляясь в подробности, буду краток. Однажды мама так сильно рассердила меня, что я бросил ей в лицо стакан, который был у меня в руках. Стакан немного порезал лицо мамы. Она ничего мне не сказала. Я был так сильно зол, что в тот момент был способен убить любого, кто станет у меня на пути.
И еще я как-то избил человека, имя которого не хотел бы называть. Я бил его и ладонями, и кулаками. А он молча стоял и смотрел на меня. Потом заплакал и сказал, что ни в чем не виноват. Если бы он, в то время как я бил его, закричал, начал бы ругаться, мне не было бы настолько тяжело. Ни матери, ни человеку, имя которого не хочу называть, я не сказал: «простите меня». Я сказал им: «пожалуйста, постарайтесь меня понять».
...В то время как я лежал в прохладном, пахнущем осенью лесу, среди деревьев, названий которых не знал, люди в Баку задыхались от жары и автомобильных выхлопов. Мне легче вспоминалось под мысли о Бакинской жаре и пыли. Прохладный лес, пахнущий осенью, природа, обострили мою способность вспоминать.
Я вспомнил людей, уже покинувших этот мир, но не сумевших унести с собой свои запахи, голоса. Я вспомнил Мехти Баязида. Мехти Баязид не был успешным писателем. Несмотря на то, что 20 лет он «играл пером», он не то что не поймал, но даже не сумел и пальцем прикоснуться к музе. Несмотря на то, что в течение 20 лет он вел разговоры о том, что пишет шедевр, в его легендарном романе («Кнут судьбы») пока еще не было написано и строчки. Дни свои в поисках куска хлеба он на протяжении лет проводил за писанием в газеты художественно-философских лирических статей, эссе. Он страдал туберкулезом. Сильно исхудал. При кашле харкал кровью. Несмотря на это, продолжал пить. Ему нравилось, выпив, говорить о литературе, портить людям настроение, заводить драку, доказывать бессмысленность бытия. Он жил один в хибаре, построенной где-то с нарушением закона - без документов и разрешения. Он знал наизусть русскую литературу, Достоевского. У него была любимая, часто повторяемая фраза: «Я, хоть и не гений, но хорошо знаю путь к гениальности».
В последний раз с Мехти Баязидом мы встретились в кафе возле станции метро «Академия наук». Я в одиночестве пил водку. Заказал три порции шашлыка, сыр, квашеную капусту, жареную рыбу. И еще 250 грамм водки. Сидел один и тихо-тихо пил. В этом кафе собирается разная публика. Старые преподаватели университета, любящие выпить студенты. Неожиданно в кафе вошел Мехти Баязид. У него не было денег, и он хотел выпить. Он искал в кафе знакомое лицо. Увидел меня. Я позвал его. Дополнительно заказал две порции шашлыка из курицы, аджику, сыр, пол-литра водки. И мы начали пить. У Мехти дрожали руки. Организм его вконец обессилел. Я смотрел на его дрожащие кисти, тонкие руки, костлявую грудь и думал: «Таков наш конец. Как может быть по-другому у писателя страны третьего мира, если он не чиновник?! Интересно, сколько времени я должен еще сопротивляться, чтобы так не умереть?!»
Да, Мехти Баязид долгие годы говорил о литературе, но ничего не написал. Он знал, что если напишет, никто не прочтет. Он знал, где живет. Может, он действительно был способен написать шедевр. Просто не хотел писать. Во всяком случае, Мехти был талантлив, грамотен. Мы пили. Мехти по привычке пытался доказать, что все бессмысленно. Он говорил, что я не смогу добиться успеха. Он повысил голос. Окружающие начали оглядываться на нас. Хотя многие из посетителей этого кафе знали друг друга в лицо.
Мехти проклинал себя за то, что вовремя не уехал из страны: «Пока не поздно, уезжай отсюда. Здесь ничего не получится. Заняться чем-то другим уже поздно. Твои руки похожи на девичьи. Ты не сможешь больше ничем заняться. Твои руки привыкли к перу. Видишь меня? Говорил, может в этом году наладится, в следующем году, наверное, все будет по-другому. Так и провел впустую годы. Вот и конец... Сейчас умираю. Вот так просто. Куда делись брызжущая энергия, мои неуемные амбиции, прочитанные книги, заученный наизусть Достоевский? Нет ничего. Я умираю. Закончилось. Думаешь, ты умрешь по-другому? Ты тоже так умрешь. Мы все так умрем! Пока не поздно, уезжай отсюда! Здесь книги-тетради никому не нужны. Езжай в другое место. Там, если не станешь великим, известным, хотя бы умрешь по-другому. Здесь все умрут так, как я. Самые ценные мои годы прошли в поисках водки. И сейчас проходят в кашле и в поисках водки. Харкая кровью, я ищу водку. Ты тоже самые ценные свои годы проведешь в поисках водки. Смотришь на меня и думаешь, что ты наверно не так умрешь. Дурак! Я тоже так думал. Все говорят, что Мехти неудачник. Я не неудачник. Я мог бы писать. Я сделал только одну ошибку. Я просто не уехал отсюда вовремя. Не смог уехать. Однажды лег спать и решил, проснувшись рано утром, начну писать. Не смог писать. Утром меня замучил кашель. Пошла кровь. Два дня пролежал в постели. Я бы смог писать. Не захотел. Не захотел подарить свой шедевр тем, кто морил меня голодом. Дурак! Не смотри на меня так внимательно! Не жалей меня...».
Он много говорил. Окружающие смотрели на нас. Мехти мало ел. Он по привычке начал меня материть. Я попросил его делать это потише: «Ругай, сколько хочешь, но так, чтобы другие не слышали». Он рассердился еще больше. Вышел из себя. Начал ругаться еще громче. Встал, чтобы ударить меня, но не смог. Упал. Я позвал официанта и оплатил счет. Оставив Мехти лежачим на полу, я вышел из кафе. Пошел на бульвар и долго ходил один по берегу моря. Настроение совсем испортилось. Я боялся умереть так, как Мехти. Я искал ответ на вопрос: «Что можно сделать?». Примерно через месяц до меня дошла весть о смерти Мехти Баязида.
Я учился в военной школе. Меня определили в наряд в столовую. Я сидел на ступеньках и курил. Сидящий рядом курсант писал стихи в свой блокнот. В то время, тем, кто в наряде в столовой, разрешали носить тапочки. Я только недавно был дома. Была середина сентября. Я сильно скучал. Особенно тоскливо было по вечерам. Через полчаса наш отряд должен был прийти на ужин. А я курил и думал о нашем доме. Заметил комара на правой ноге. Осторожно поднял руку и прихлопнул комара. Кровь, высосанная комаром из меня, размазалась по ноге. Я сильно рассердился на комара, оторвавшего меня от размышлений. Я прижал окурок к тому месту на ноге, где он ужалил. С тех пор меня жалили комары, как минимум, тысячу раз, но я не могу забыть тот сентябрьский вечер и комара, ужалившего меня в ногу, когда я сидел на ступеньках столовой. Почему в моей памяти остаются столь незначительные события? Не знаю.
Я думаю, несчастье имеет два источника: болезни и муки совести.
Начнем с первого. Мои зубы гниют. Зрение слабеет. Болят почки. Ноги замерзают. Каждый день с 12:00 до 18:00 мне нездоровится. Гниение зубов меня сильно нервирует. Для человека, уделяющего повышенное внимание внешности, гниение зубов – страшная вещь. Мне не хватает воли и терпения, чтобы лечить зубы. Я чувствую, что больше не могу пить, как прежде. Организм ускоренно слабеет и выходит из строя. По ночам я по нескольку раз просыпаюсь и иду в туалет. Заснуть потом бывает тяжело. Все это действует мне на нервы. Я не здоров. Стараюсь не думать о проблемах своего тела. Не всегда получается. Стоит мне неделю не есть мед, и начинается дрожь в руках и ногах. Недуги приводят к тому, что я ленюсь еще больше. Я не могу инвестировать в будущее. Боюсь боли. Поэтому часто считаю себя несчастным.
Я испытываю муки совести из-за двух своих поступков. Не углубляясь в подробности, буду краток. Однажды мама так сильно рассердила меня, что я бросил ей в лицо стакан, который был у меня в руках. Стакан немного порезал лицо мамы. Она ничего мне не сказала. Я был так сильно зол, что в тот момент был способен убить любого, кто станет у меня на пути.
И еще я как-то избил человека, имя которого не хотел бы называть. Я бил его и ладонями, и кулаками. А он молча стоял и смотрел на меня. Потом заплакал и сказал, что ни в чем не виноват. Если бы он, в то время как я бил его, закричал, начал бы ругаться, мне не было бы настолько тяжело. Ни матери, ни человеку, имя которого не хочу называть, я не сказал: «простите меня». Я сказал им: «пожалуйста, постарайтесь меня понять».
...В то время как я лежал в прохладном, пахнущем осенью лесу, среди деревьев, названий которых не знал, люди в Баку задыхались от жары и автомобильных выхлопов. Мне легче вспоминалось под мысли о Бакинской жаре и пыли. Прохладный лес, пахнущий осенью, природа, обострили мою способность вспоминать.
Я вспомнил людей, уже покинувших этот мир, но не сумевших унести с собой свои запахи, голоса. Я вспомнил Мехти Баязида. Мехти Баязид не был успешным писателем. Несмотря на то, что 20 лет он «играл пером», он не то что не поймал, но даже не сумел и пальцем прикоснуться к музе. Несмотря на то, что в течение 20 лет он вел разговоры о том, что пишет шедевр, в его легендарном романе («Кнут судьбы») пока еще не было написано и строчки. Дни свои в поисках куска хлеба он на протяжении лет проводил за писанием в газеты художественно-философских лирических статей, эссе. Он страдал туберкулезом. Сильно исхудал. При кашле харкал кровью. Несмотря на это, продолжал пить. Ему нравилось, выпив, говорить о литературе, портить людям настроение, заводить драку, доказывать бессмысленность бытия. Он жил один в хибаре, построенной где-то с нарушением закона - без документов и разрешения. Он знал наизусть русскую литературу, Достоевского. У него была любимая, часто повторяемая фраза: «Я, хоть и не гений, но хорошо знаю путь к гениальности».
В последний раз с Мехти Баязидом мы встретились в кафе возле станции метро «Академия наук». Я в одиночестве пил водку. Заказал три порции шашлыка, сыр, квашеную капусту, жареную рыбу. И еще 250 грамм водки. Сидел один и тихо-тихо пил. В этом кафе собирается разная публика. Старые преподаватели университета, любящие выпить студенты. Неожиданно в кафе вошел Мехти Баязид. У него не было денег, и он хотел выпить. Он искал в кафе знакомое лицо. Увидел меня. Я позвал его. Дополнительно заказал две порции шашлыка из курицы, аджику, сыр, пол-литра водки. И мы начали пить. У Мехти дрожали руки. Организм его вконец обессилел. Я смотрел на его дрожащие кисти, тонкие руки, костлявую грудь и думал: «Таков наш конец. Как может быть по-другому у писателя страны третьего мира, если он не чиновник?! Интересно, сколько времени я должен еще сопротивляться, чтобы так не умереть?!»
Да, Мехти Баязид долгие годы говорил о литературе, но ничего не написал. Он знал, что если напишет, никто не прочтет. Он знал, где живет. Может, он действительно был способен написать шедевр. Просто не хотел писать. Во всяком случае, Мехти был талантлив, грамотен. Мы пили. Мехти по привычке пытался доказать, что все бессмысленно. Он говорил, что я не смогу добиться успеха. Он повысил голос. Окружающие начали оглядываться на нас. Хотя многие из посетителей этого кафе знали друг друга в лицо.
Мехти проклинал себя за то, что вовремя не уехал из страны: «Пока не поздно, уезжай отсюда. Здесь ничего не получится. Заняться чем-то другим уже поздно. Твои руки похожи на девичьи. Ты не сможешь больше ничем заняться. Твои руки привыкли к перу. Видишь меня? Говорил, может в этом году наладится, в следующем году, наверное, все будет по-другому. Так и провел впустую годы. Вот и конец... Сейчас умираю. Вот так просто. Куда делись брызжущая энергия, мои неуемные амбиции, прочитанные книги, заученный наизусть Достоевский? Нет ничего. Я умираю. Закончилось. Думаешь, ты умрешь по-другому? Ты тоже так умрешь. Мы все так умрем! Пока не поздно, уезжай отсюда! Здесь книги-тетради никому не нужны. Езжай в другое место. Там, если не станешь великим, известным, хотя бы умрешь по-другому. Здесь все умрут так, как я. Самые ценные мои годы прошли в поисках водки. И сейчас проходят в кашле и в поисках водки. Харкая кровью, я ищу водку. Ты тоже самые ценные свои годы проведешь в поисках водки. Смотришь на меня и думаешь, что ты наверно не так умрешь. Дурак! Я тоже так думал. Все говорят, что Мехти неудачник. Я не неудачник. Я мог бы писать. Я сделал только одну ошибку. Я просто не уехал отсюда вовремя. Не смог уехать. Однажды лег спать и решил, проснувшись рано утром, начну писать. Не смог писать. Утром меня замучил кашель. Пошла кровь. Два дня пролежал в постели. Я бы смог писать. Не захотел. Не захотел подарить свой шедевр тем, кто морил меня голодом. Дурак! Не смотри на меня так внимательно! Не жалей меня...».
Он много говорил. Окружающие смотрели на нас. Мехти мало ел. Он по привычке начал меня материть. Я попросил его делать это потише: «Ругай, сколько хочешь, но так, чтобы другие не слышали». Он рассердился еще больше. Вышел из себя. Начал ругаться еще громче. Встал, чтобы ударить меня, но не смог. Упал. Я позвал официанта и оплатил счет. Оставив Мехти лежачим на полу, я вышел из кафе. Пошел на бульвар и долго ходил один по берегу моря. Настроение совсем испортилось. Я боялся умереть так, как Мехти. Я искал ответ на вопрос: «Что можно сделать?». Примерно через месяц до меня дошла весть о смерти Мехти Баязида.