# Самарский вокзал
... Я вспомнил Самарский железнодорожный вокзал. До отправления поезда оставалось 7 часов. Чтобы убить время, я прогулялся по всем привокзальным магазинам. Был один из тяжелых, жарких июльских дней. Стены, камни, железо были сильно накалены. В воздухе пахло нефтью. Очень хотелось выпить холодного пива. Но из-за того, что туалет был платным, я не мог вдоволь напиться пива. Минуты проходили очень тяжело. 7 часов казались мне бесконечно долгими. Иногда мне казалось, что старые часы в зале ожидания не ходят, остановились. Но стрелка, отсчитывающая секунды, все тикала, подобно птице, клюющей полоски и цифры. У дверей в зал ожидания какой-то старик продавал скрипку. Сколько я ни ломал голову, так и не понял, почему он продает скрипку на вокзале, да еще у дверей зала ожидания. Четыре красивые, высокие блондинки в теле разговаривали со стариком, продававшим скрипку. На девушках были очень короткие, узкие шорты. Все природные прелести были напоказ. В руках у них было по бутылке пива. Не будь у мужчины скрипки, его можно было бы принять за торговца скотом. Когда я уже начал думать, что он где-то украл скрипку, например в музыкальной школе, он заиграл на скрипке танцевальную мелодию. Девушки развеселились, затанцевали. Люди, уставшие от ожидания и скуки, собрались вокруг. Толпа собравшихся наполнила зал шумом и гамом и перекрыла путь к входу-выходу из зала ожидания. Пришли милиционеры и увели мужчину со скрипкой. Я купил много газет и журналов и, повернувшись спиной к часам, устроился поудобней. Я не хотел видеть часов. Задумал, что посмотрю на часы после того, как прочту все газеты и журналы. Скука меня просто съедала. Я попытался найти избавление, в том, что было доступно в данных обстоятельствах, в газетах и журналах. Справа от меня сидел юноша, похожий на студента. Наверно, он был студентом-медиком. Он читал книгу по медицине. Через каждые три-четыре страницы он закрывал книгу, вытаскивал из кармана маленькое ручное зеркальце и разглядывал свой язык. Мне стало жаль студента. С нами по соседству жил студент по имени Р. Он учился в Медицинском университете. Жил один в маленькой комнате. Квартиру он снимал. Родители его погибли в автомобильной катастрофе. Р. содержал его дядя. Этот несчастный Р. ни с кем не водился. У него не было никаких развлечений. Целый день они читал книги. Все лицо его было в болячках и прыщах. Перхоть с волос сыпалась на пиджак. Ему и в голову не приходило почистить его. Хотя он и учился хорошо, но мне не верилось, что в будущем из него выйдет хороший врач. Ибо как бы хорошо ни учился, вероятность того, что из замухрышистого, неряшливого человека выйдет врач, очень мала. Хорошие врачи, которых я встречал, все были чистоплотными, активными, энергичными, бабниками, любителями поесть-выпить. Возможно, я ошибаюсь. Этот несчастный Р., в свои 23 года нашел в себе всевозможные болезни. Целый день в зеркале он изучал свой язык...
На Самарском железнодорожном вокзале, я сидел, повернувшись к часам спиной. Я по одному раскрывал газеты и журналы, читал по очереди статьи, прочитанные клал в черную дорожную сумку. По моим расчетам, должно было пройти уже много времени. Для того, чтобы подстегнуть время я крайне внимательно читал статьи, репортажи и интервью, которые в другое время ни за что не прочитал бы. Я хотел как можно лучше убить время. Все было бы в порядке, если бы сильно не нервировало то, что юноша справа от меня часто вытаскивает маленькое зеркальце и разглядывает свой язык. Непрочитанными оставались еще пять газет и три журнала. В это время какая-то русская старуха нашла среди стольких людей человека, хуже всех знающего русский язык, и подошла ко мне, чтобы спросить который час. Я очень рассердился. Я не хотел смотреть на часы, но был вынужден это сделать. Если бы я сказал женщине: «я не хочу смотреть на часы, идите и спросите время у кого-то другого», она бы подумала: «этот несчастный сошел с ума». Ее вид пробуждал милосердие. Несмотря на то, что было лето, и стояла жара, на голове у нее был тонкий, маленький платок. Из корзинки, которую она держала в руках, вытягивал длинную шею русский гусь. Гусь тоже внимательно на меня смотрел. Казалось, после того, как я скажу, который час, он вступит со мной в беседу. И старушка, и гусь с длинной шеей, как будто вышли из советских мультфильмов и прямиком пришли на железнодорожный вокзал. Недовольно повернувшись, я посмотрел на часы. Сказал старушке время. Старушка поблагодарила меня, и Бог знает, куда ушла. Я встал и собрал непрочитанные газеты и журналы и положил их в сумку. Тем временем юноша, похожий на студента, широко раскрыв рот, смотрел в ручное зеркало на свой максимально высунутый язык. С тех пор, как я повернулся спиной к часам, прошло всего полтора часа.
Выйдя из зала ожидания, я начал слоняться по городу. Нашел дешевую рабочую столовую и поел пюре с котлетой. Выпил два бокала кваса. Потом пошел на берег Волги. Девушки и женщины на берегу реки были практически голые. Это стало для меня дополнительной проблемой. При виде веселящейся, пьющей пиво и фруктовые соки, лакомившейся мороженым, целующейся молодежи, сердце наполнилось грустью. Моя очередная поездка оказалась неудачной. В Баку я возвращался с очень небольшой суммой денег. Хотя уезжал с большими надеждами и душевным подъемом. Теперь я возвращался домой неохотно, со стыдом. Возвращение в Баку казалось мне тяжелой необходимостью. Я не мог спокойно смотреть на веселящуюся, целующуюся, пьющую пиво, лакомившуюся мороженым молодежь. Меня охватывала зависть к ним. Поэтому гуляя по берегу Волги, начал искал относительно тихое, безлюдное место. Хотел отдохнуть и подумать. Если возникнет необходимость, можно было бы даже немного поплакать. Чтобы стало легче. Я нашел относительно спокойное место. Там молодые художники коллективно писали Волгу. Среди них были две девушки. Как и все молодые художники, эти тоже казались очень амбициозными и высокомерными. Несмотря на это, я легко с ними познакомился. Мы поговорили о жизни. Они, как и присуще всем молодым художникам, хотели казаться крайне оригинальными. Мы поговорили о произведениях Драйзера «Титан», Сомерсета Моэма «Луна и грош», Ирвина Стоуна «Жажда жизни», о письмах Ван Гога. На помощь мне пришли книги о жизни художников. Молодые художники, перебивая друг друга, пытались поделиться своими мыслями. Конечно, писатели и режиссеры в своих произведениях создали образы художников, сделав их более странными, оригинальными, безумными, чем они были на самом деле. Один из молодых художников сказал: «Это идет нам на пользу. А то никто не будет обращать на нас внимания. Если девушки не будут читать романов о жизни художников, они не станут так охотно с нами знакомиться».
Потом к нам подошел какой-то пьяный мужчина. Беседа заново оживилась. Потому что и пьяный мужчина стал говорить о прочитанных романах, и о жизни художников. Он в своей культурологической речи с особым акцентом и сожалением отметил то, как Ван Гог отрезал свое ухо. Художники переглянулись и засмеялись. Так же, как и писателям надоели разговоры о том, что Достоевский был игроком, так и художникам – о том, что Ван Гог отрезал себе ухо. Любой человек среднего уровня, интересующийся литературой, обязательно использует в своих речах эту фразу: «Достоевский был игроком». Они хотят то ли показать свои знания, то ли сказать: «все вы негодяи», вне зависимости от того, как пишите.
Однажды я спросил молодого композитора Фирудина Аллахверди:
- Дилетанты, знакомясь с писателем, говорят: «Достоевский был игроком». Художникам говорят: «Ван Гог отрезал себе ухо». Интересно, а что говорят вам?
- А нам говорят: «Бетховен был глухим».
... Пьяный мужчина пригласил нас в кафе. Он вел себя как меценат. И настроение у него было отличное. Я присоединился к художникам и тоже пошел в кафе. Мужчина купил всем пива, мороженого. Потом заказал водку, салаты. Мы хорошо выпили, повеселились. Сидящий напротив художник сказал, обратившись ко мне: «Видишь? Если бы Ван Гог не отрезал себе ухо, мы бы не смогли выпить водки на халяву». В его словах, сказанных в шутку, была большая истина. Когда я вышел из кафе, до отправления поезда оставалось полтора часа. Я хорошо убил время. Считаю своим долгом вкратце написать здесь историю, рассказанную в кафе пьяным мужчиной. Он рассказал: «Я учился в третьем классе. А мой младший брат еще не ходил в школу. Мы купили одно мороженое на двоих. Сидели в парке на скамейке и по очереди лизали мороженое. К нам подошел какой-то мужчина. Он был сильно пьян. Спросил у нас:
- Почему вы вдвоем едите одно мороженое?
- Не хватило денег на второе.
Когда мы съели свое мороженое, тот мужчина купил нам еще по мороженому. К тому же дал нам денег. Каждый раз, выпив и опьянев, я вспоминаю того мужчину». Я попрощался с художниками и вернулся на вокзал. По пути думал: «Даже если опять попробую не смотреть на часы, все равно не получится».
Каждую жизнь можно как-то назвать: жизнь в тюрьме, жизнь на ринге, жизнь меж двух огней, жизнь в пещере, жизнь в Африке, жизнь на льдине... Если кто-то когда-то напишет обо мне, он должен назвать свое произведение «жизнь на вокзале» или «жизнь, прошедшая на дорогах». Среди моих попутчиков были разные люди. Врач, учитель, студент, вор, старик, пастух, шизофреник, горлопан, немой, глухой, военный, повар, бездельник, портной, спортсмен... Однажды я даже ездил в одном купе с двумя монахинями. Они ехали куда-то на паломничество. Это были простые, позитивные женщины средних лет. Они угостили меня солеными огурцами, приготовленными в монастыре. Огурцы были засолены на славу. Мы много говорили. Я пользовался в беседе прочитанными книгами о монастырской жизни. Под конец я задал монахиням такой вопрос:
- Прошу прощения, спрашивать это не так уж и просто. Я много читал о жизни в монастыре. Если верить написанному, там происходят странные вещи. Мне очень интересно. Вам не сложно жить без мужчин?
Одна из монахинь ответила:
- Весьма банальный вопрос. Мы устали отвечать на него.
Потом они выключили свет в купе, разделись и легли. Я, лежа в темноте и будучи под впечатлением произведений о монастырской жизни, о монахинях, ждал интересного события, такого, чтобы не забыть до конца жизни. В классической литературе я читал много интересного о монахинях. Бытует мнение, что они страстные и тому подобное. Я был под впечатлением произведения Боккаччо «Декамерон». По моим ожиданиям, монахини должны были что-то сделать, выкинуть нечто странное. Например, они могли зарезать и съесть меня. Или внезапно в полночь обернуться волчицами. Они могли взять и выкинуть меня в окно. По правде говоря, я ожидал большего. Например, одна из монахинь, не выдержав, переспит со мной, а вторая, проснувшись, присоединится к нам. Как говорят русские, мечтать не вредно. Естественно, ничего не произошло. Я заснул. Утром, когда открыл глаза, монахини были уже одеты и сидели, готовые выйти из поезда...
На Самарском железнодорожном вокзале, я сидел, повернувшись к часам спиной. Я по одному раскрывал газеты и журналы, читал по очереди статьи, прочитанные клал в черную дорожную сумку. По моим расчетам, должно было пройти уже много времени. Для того, чтобы подстегнуть время я крайне внимательно читал статьи, репортажи и интервью, которые в другое время ни за что не прочитал бы. Я хотел как можно лучше убить время. Все было бы в порядке, если бы сильно не нервировало то, что юноша справа от меня часто вытаскивает маленькое зеркальце и разглядывает свой язык. Непрочитанными оставались еще пять газет и три журнала. В это время какая-то русская старуха нашла среди стольких людей человека, хуже всех знающего русский язык, и подошла ко мне, чтобы спросить который час. Я очень рассердился. Я не хотел смотреть на часы, но был вынужден это сделать. Если бы я сказал женщине: «я не хочу смотреть на часы, идите и спросите время у кого-то другого», она бы подумала: «этот несчастный сошел с ума». Ее вид пробуждал милосердие. Несмотря на то, что было лето, и стояла жара, на голове у нее был тонкий, маленький платок. Из корзинки, которую она держала в руках, вытягивал длинную шею русский гусь. Гусь тоже внимательно на меня смотрел. Казалось, после того, как я скажу, который час, он вступит со мной в беседу. И старушка, и гусь с длинной шеей, как будто вышли из советских мультфильмов и прямиком пришли на железнодорожный вокзал. Недовольно повернувшись, я посмотрел на часы. Сказал старушке время. Старушка поблагодарила меня, и Бог знает, куда ушла. Я встал и собрал непрочитанные газеты и журналы и положил их в сумку. Тем временем юноша, похожий на студента, широко раскрыв рот, смотрел в ручное зеркало на свой максимально высунутый язык. С тех пор, как я повернулся спиной к часам, прошло всего полтора часа.
Выйдя из зала ожидания, я начал слоняться по городу. Нашел дешевую рабочую столовую и поел пюре с котлетой. Выпил два бокала кваса. Потом пошел на берег Волги. Девушки и женщины на берегу реки были практически голые. Это стало для меня дополнительной проблемой. При виде веселящейся, пьющей пиво и фруктовые соки, лакомившейся мороженым, целующейся молодежи, сердце наполнилось грустью. Моя очередная поездка оказалась неудачной. В Баку я возвращался с очень небольшой суммой денег. Хотя уезжал с большими надеждами и душевным подъемом. Теперь я возвращался домой неохотно, со стыдом. Возвращение в Баку казалось мне тяжелой необходимостью. Я не мог спокойно смотреть на веселящуюся, целующуюся, пьющую пиво, лакомившуюся мороженым молодежь. Меня охватывала зависть к ним. Поэтому гуляя по берегу Волги, начал искал относительно тихое, безлюдное место. Хотел отдохнуть и подумать. Если возникнет необходимость, можно было бы даже немного поплакать. Чтобы стало легче. Я нашел относительно спокойное место. Там молодые художники коллективно писали Волгу. Среди них были две девушки. Как и все молодые художники, эти тоже казались очень амбициозными и высокомерными. Несмотря на это, я легко с ними познакомился. Мы поговорили о жизни. Они, как и присуще всем молодым художникам, хотели казаться крайне оригинальными. Мы поговорили о произведениях Драйзера «Титан», Сомерсета Моэма «Луна и грош», Ирвина Стоуна «Жажда жизни», о письмах Ван Гога. На помощь мне пришли книги о жизни художников. Молодые художники, перебивая друг друга, пытались поделиться своими мыслями. Конечно, писатели и режиссеры в своих произведениях создали образы художников, сделав их более странными, оригинальными, безумными, чем они были на самом деле. Один из молодых художников сказал: «Это идет нам на пользу. А то никто не будет обращать на нас внимания. Если девушки не будут читать романов о жизни художников, они не станут так охотно с нами знакомиться».
Потом к нам подошел какой-то пьяный мужчина. Беседа заново оживилась. Потому что и пьяный мужчина стал говорить о прочитанных романах, и о жизни художников. Он в своей культурологической речи с особым акцентом и сожалением отметил то, как Ван Гог отрезал свое ухо. Художники переглянулись и засмеялись. Так же, как и писателям надоели разговоры о том, что Достоевский был игроком, так и художникам – о том, что Ван Гог отрезал себе ухо. Любой человек среднего уровня, интересующийся литературой, обязательно использует в своих речах эту фразу: «Достоевский был игроком». Они хотят то ли показать свои знания, то ли сказать: «все вы негодяи», вне зависимости от того, как пишите.
Однажды я спросил молодого композитора Фирудина Аллахверди:
- Дилетанты, знакомясь с писателем, говорят: «Достоевский был игроком». Художникам говорят: «Ван Гог отрезал себе ухо». Интересно, а что говорят вам?
- А нам говорят: «Бетховен был глухим».
... Пьяный мужчина пригласил нас в кафе. Он вел себя как меценат. И настроение у него было отличное. Я присоединился к художникам и тоже пошел в кафе. Мужчина купил всем пива, мороженого. Потом заказал водку, салаты. Мы хорошо выпили, повеселились. Сидящий напротив художник сказал, обратившись ко мне: «Видишь? Если бы Ван Гог не отрезал себе ухо, мы бы не смогли выпить водки на халяву». В его словах, сказанных в шутку, была большая истина. Когда я вышел из кафе, до отправления поезда оставалось полтора часа. Я хорошо убил время. Считаю своим долгом вкратце написать здесь историю, рассказанную в кафе пьяным мужчиной. Он рассказал: «Я учился в третьем классе. А мой младший брат еще не ходил в школу. Мы купили одно мороженое на двоих. Сидели в парке на скамейке и по очереди лизали мороженое. К нам подошел какой-то мужчина. Он был сильно пьян. Спросил у нас:
- Почему вы вдвоем едите одно мороженое?
- Не хватило денег на второе.
Когда мы съели свое мороженое, тот мужчина купил нам еще по мороженому. К тому же дал нам денег. Каждый раз, выпив и опьянев, я вспоминаю того мужчину». Я попрощался с художниками и вернулся на вокзал. По пути думал: «Даже если опять попробую не смотреть на часы, все равно не получится».
Каждую жизнь можно как-то назвать: жизнь в тюрьме, жизнь на ринге, жизнь меж двух огней, жизнь в пещере, жизнь в Африке, жизнь на льдине... Если кто-то когда-то напишет обо мне, он должен назвать свое произведение «жизнь на вокзале» или «жизнь, прошедшая на дорогах». Среди моих попутчиков были разные люди. Врач, учитель, студент, вор, старик, пастух, шизофреник, горлопан, немой, глухой, военный, повар, бездельник, портной, спортсмен... Однажды я даже ездил в одном купе с двумя монахинями. Они ехали куда-то на паломничество. Это были простые, позитивные женщины средних лет. Они угостили меня солеными огурцами, приготовленными в монастыре. Огурцы были засолены на славу. Мы много говорили. Я пользовался в беседе прочитанными книгами о монастырской жизни. Под конец я задал монахиням такой вопрос:
- Прошу прощения, спрашивать это не так уж и просто. Я много читал о жизни в монастыре. Если верить написанному, там происходят странные вещи. Мне очень интересно. Вам не сложно жить без мужчин?
Одна из монахинь ответила:
- Весьма банальный вопрос. Мы устали отвечать на него.
Потом они выключили свет в купе, разделись и легли. Я, лежа в темноте и будучи под впечатлением произведений о монастырской жизни, о монахинях, ждал интересного события, такого, чтобы не забыть до конца жизни. В классической литературе я читал много интересного о монахинях. Бытует мнение, что они страстные и тому подобное. Я был под впечатлением произведения Боккаччо «Декамерон». По моим ожиданиям, монахини должны были что-то сделать, выкинуть нечто странное. Например, они могли зарезать и съесть меня. Или внезапно в полночь обернуться волчицами. Они могли взять и выкинуть меня в окно. По правде говоря, я ожидал большего. Например, одна из монахинь, не выдержав, переспит со мной, а вторая, проснувшись, присоединится к нам. Как говорят русские, мечтать не вредно. Естественно, ничего не произошло. Я заснул. Утром, когда открыл глаза, монахини были уже одеты и сидели, готовые выйти из поезда...