АЗЕРБАЙДЖАН. КОНЕЦ ВТОРОЙ РЕСПУБЛИКИ
ГЛАВА II. КАРАТЕЛЬНАЯ АКЦИЯ 20 ЯНВАРЯ 1990 ГОДА - КАНУН КРАХА СССР
3. Свержение президента Муталлибова
Руководство РФ требовало от лидеров СНГ создания единого командования вооруженных сил государств-членов СНГ. Муталлибов понимал необходимость такой структуры для полноценного строительства Национальной Армии, но боялся гнева НФА, который непрерывно обвинял президента в предательстве «идеалов независимости». Как мне стало известно спустя много лет, 7-го февраля Али Керимов на заседании Меджлиса НФА предложил принять предложение Муталлибова о создании коалиционного правительства. Его предложение поддержали 6 человек. Против выступил Иса Гамбаров, который призвал фронтистов привести к власти Эльчибея, и невежественное и жадное большинство поддержало его.
18-го февраля 1992-го года Меджлис НФА издал в газете «Азадлыг» решение за подписью председателя Меджлиса НФА Арифа Гаджиева. НФА предлагал Муталлибову добровольно уйти в отставку. Только в этом случае НФА гарантировал ему и его семье безопасность и возможность покинуть страну, если он этого пожелает. В противном случае НФА угрожал применить силу и не остановиться перед кровопролитием. Естественно, НФА, как всегда, вещал от имени азербайджанского народа. Российские солдаты, которых офицеры и сержанты армянской национальности, загодя переведенные в 366-й полк накануне распада СССР, заставляли воевать против мирных азербайджанских граждан, стали дезертировать из полка и просить власти Азербайджана помочь им вернуться в Россию. По их рассказам, почти каждую ночь армяне–офицеры и сержанты выводили бронетехнику с закрашенными номерами для обеспечения огневой поддержки действий армянских боевиков, нападавших на азербайджанские села. Российских солдат, отказывавшихся выполнять приказы, жестоко наказывали. Нескольких таких солдат показали по телевидению Баку и обеспечили им безопасный выезд в Москву, где их передали военным органам. Президент Муталлибов, который боялся личных встреч с вечно пьяным и хамоватым Ельциным, вызвал к себе утром 25-го февраля Араза Ализаде и попросил, во-первых, переговорить с прибывшим в Баку генералом Борисом Громовым о разделе имущества бывшей Советской Армии, во-вторых, вылететь в Москву и попросить Ельцина вывести полк карателей из Карабаха. Араз взглянул на большую группу руководителей страны, распивающих чай вокруг большого стола в кабинете президента страны.
- Что эти люди делают здесь? - спросил он Муталлибова.
- А у нас, у друзей, есть традиция вот так, без всякого повода, собираться раз в неделю, посидеть, поговорить о том, о сем за чашкой чая.
- Аяз Ниязович, а вы знаете о решении Меджлиса НФА о вашем свержении?
- Какое решение? Какое свержение? Нет, ничего не знаю. Ильгусейн, будьте добры, подойдите сюда. Вот Араз говорит, что НФА принял решение свергнуть меня. Что вы об этом думаете? И почему я об этом узнаю от Араза?
Старый чекист расплылся в улыбке:
- Беспокоить вас такими пустяками я не счел нужным. Это все блеф, трескотня. Да и половина всех этих ребят, что орут там - мои, работают на меня.
И тут Араза прорвало:
- Аяз Ниязович, все эти ничтожества, которых вы здесь собрали, завтра же вас предадут. Чего вы спите? Вас свергают, а вы спите!
- Араз, кто же меня свергает? - добродушно спросил президент.
- Вас свергает НФА.
- НФА? - иронически переспросил Муталлибов. Потом он демонстративно щелчком сбил с плеча своего пиджака воображаемую пылинку и спокойно добавил - Вот НФА…
Араз переговорил с Борисом Громовым, утряс какие-то вопросы, и, имея на руке мандат от президента Муталлибова, вылетел в Москву. Там по одному ему известному еще со времен демократического движения каналу вышел на президента РФ и встретился с ним в 18.00 вечером 25-го февраля 1992-го года. Араз изложил ситуацию и просьбу Муталлибова. Ельцин хмуро его выслушал, позвонил министру обороны маршалу Шапошникову и спросил его, правда ли, что российские солдаты вместе с армянскими боевиками сжигают азербайджанские села в Карабахе, убивают мирных граждан? Шапошников ответил, что все это - ложь и клевета. Тогда Араз попросил Ельцина перепроверить информацию у председателя КГБ генерала Баранникова, который до того работал заместителем министра внутренних дел Азербайджана. Тот подтвердил, что все сказанное Аразом правда, что есть дезертиры из полка, которые выступали по республиканскому телевидению. Ельцин выслушал Баранникова и сердито сказал:
- Ну, Араз Борисович (отца нашего звали Мубариз), езжайте к Шапошникову, там разбирайтесь с ним, что делать. А приказ о выводе полка я ему сейчас отдам.
Радостный Араз помчался в Министерство обороны. Маршал Шапошников немедленно его принял и предложил, чтобы… Муталлибов ему позвонил.
- Товарищ маршал, у вас под рукой спецсвязь, стоит вам только нажать кнопку, как вы будете говорить с президентом Азербайджана.
- Нет, пусть он мне позвонит.
- Разрешите воспользоваться вашей спецсвязью?
- Пожалуйста.
Араз позвонил из кабинета министра обороны РФ президенту Азербайджана и попросил того позвонить министру обороны РФ. Положил трубку. Через полминуты раздался звонок. Маршал взял трубку, после традиционных вступительных фраз спросил, какое окончательное решение будет президента Азербайджана по вопросу единого командования вооруженных сил СНГ? Муталлибов ответил, что решение - отрицательное.
- Что ж, мне остается только выполнить приказ Ельцина.
Маршал Шапошников положил трубку и сказал Аразу:
- Полк сегодня же получит приказ о выходе из Степанакерта.
Араз уже из аэропорта в Москве позвонил мне и прокричал:
- Победа! Полк завтра начнет свертываться и уходить из Карабаха!
В ту же ночь с 25-го на 26-е февраля 1992-го года армянские боевики при поддержке нескольких единиц бронетехники «неопознанной принадлежности» атаковали и сожгли поселок Ходжалы. Население в 1500 человек частично было зверски убито, частично взято в заложники, частично бежало. Скопившиеся в Агдаме несколько тысяч вооруженных людей под командованием министра обороны Тахира Алиева и «полководца» из НФА Фахмина Гаджиева на подмогу окруженному Ходжалы так и не сдвинулись с места.
Паралич власти был налицо. Силовые структуры из-за саботажа и подрывных действий НФА и слабоволия президента практически бездействовали. Президенту даже информацию из МВД передавали неверную, якобы в Ходжалы погибло несколько человек. Он подвергся уничтожающей критике со стороны оппозиции за «сокрытие правды от народа», хотя несчастный президент был в изоляции из-за некомпетентности своего ближайшего окружения и отсутствия единой управляющей и направляющей воли в государстве. Вернее, такая сила была, но она была деструктивной и планомерно разрушала Азербайджан.
Член бюро АСДГ Арзу Абдуллаева занималась размещением немногих оставшихся в живых жителей Ходжалы в пансионатах вокруг Баку. Я писал аналитическую статью с предсказанием еще больших бед. Араз метался между партией и президентским аппаратом, пытаясь привести в чувство Муталлибова, который явно находился в отрыве от реальности.
2-го марта 1992-го года Азербайджанскую Республику приняли в ООН. Это стало следствием подписания Муталлибовым Договора об СНГ. Грузия Звиада Гамсахурдия, не подписавшая договор о вступлении в СНГ, была принята в ООН только после того, как при Шеварнадзе также вошла в СНГ. Такие элементарные процедуры трудно было объяснить нашим националистам. Они спешно прорабатывали сценарий свержения Муталлибова.
5-го марта была созвана сессия ВС Азербайджана с целью избрания нового председателя взамен заболевшей Эльмиры Кафаровой. При обсуждении повестки Демблок настоял, чтобы сессия транслировалась в живом эфире на всю республику. Затем по их же настоянию в повестку дня включили обсуждение вопроса Ходжалы. Кто рекомендовал Муталлибову кандидатуру на пост председателя ВС АР ректора Азербайджанского медицинского института (АМИ), доктора медицинских наук Ягуба Мамедова, мне не известно. После своего беспроблемного избрания новый председатель сразу же повел игру, которую я понял сразу: ректор метит в президенты. Однако профессор явно не понимал сложности ситуации в стране, он хотел использовать ВС как большой ученый совет АМИ, чтобы стать «ректором Азербайджана». Однако на сцене действовали иные силы, которых новый председатель не смог учесть. Он начал скрытно играть против Муталлибова. По настоянию Демблока ВС решил разрешить демонстрацию видеоленты, отснятой тележурналистом Чингизом Мустафаевым после трагедии в Ходжалы. Расчет оказался убийственно точным: страшные, душераздирающие кадры скальпированных и намеренно обезображенных мужчин и женщин, убитых младенцев, трупы, разбросанные на большой площади в холмистой местности, рыдающие мужчины, собирающие трупы…
Шок пережили не только депутаты ВС, но и весь Азербайджан. Во всем мире действует запрет на демонстрацию ужасных съемок итогов террора, но фронтисты были далеки от понимания любых правил культурного мира. Азербайджанское общество буквально впало в оцепенение. Результатом показа этих кадров стало, во-первых, всеобщее презрение и ненависть к Муталлибову, как высшему должностному лицу государства, несущему ответственность за безопасность и жизнь граждан, что как бы морально оправдывало требования фронтистов о его отставке. Во-вторых, демонстрация кадров массового уничтожения жителей Ходжалы по государственному телевидению Азербайджана обеспечила максимальную реализацию цели армянских террористов: население впало в глубокую депрессию и шок, страх перед «армянами» обуял души. Вот почему, чтобы население массово покидало села и города, достаточно было распространить слух о том, что «армяне идут». Страх охватывал всех, население и даже офицеры и солдаты в панике бежали, даже не пытаясь сопротивляться. Но тогда, 5-го марта, реализуя последний этап своего плана по свержению Муталлибова, лидеры НФА о подобных последствиях даже и не думали.
Араз провел в зал заседаний ВС всех членов бюро ЦК АСДГ. Сидя в конце зала, на возвышении, как в амфитеатре цирка, я наблюдал слаженную работу сплотившихся в единую команду противников Муталлибова. Сразу же после показа страшных сцен убитых жителей Ходжалы, начали один за другим выступать лидеры «народного» движения». Каждый из них обвинял в трагедии президента и требовал его отставки. Большинство номенклатурных депутатов, под впечатлением от увиденного, совершенно оробели. Президент Муталлибов был, выражаясь боксерским термином, в состоянии «грогги», т.е. поплыл. Он никого не обвинял, хотя был вправе сделать это: ни саботировавших его усилия премьер-министра, ни занявшего сепаратистскую позицию Гейдара Алиева, ни внешние силы, поддерживающие армянских сепаратистов, ни, наконец, подрывающего устои государства НФА. Он вновь пытался умиротворить фронтистов, готов был поделиться с ними частью своих полномочий. Видимо, с его подачи Араз вновь предложил создать коалиционное правительство, наделенное правом исполнять значительную часть президентских полномочий. Фронтисты с порога отвергли это предложение. Араз предложил передать в Верховный Суд вопрос об ответственности президента и вынести решение о его импичменте только после вердикта Верховного Суда. Фронтисты отвергли и это. Почуяв, что цель в пределах досягаемости, они спешили добить президента. Когда дело касалось власти, лидеры НФА готовы были пренебречь не только правом, но и всем остальным на свете.
В первый короткий перерыв я подошел к фронтистам Тофигу Гасымову, Арифу Гаджиеву, Панаху Гусейнову и Ахмеду Оруджеву. «Почему вы не принимаете предложение Муталлибова о коалиции?» - спросил я. Ахмед Оруджев ответил: «Твой брат - шизофреник». «Что ж, история покажет, кто на самом деле сошел с ума» - ответил я спокойно.
Отмечу, что потом, когда подтвердилась правота эсдеков, я ни разу не напомнил провинциальному политикану о его самомнении, которое так дорого обошлось народу. Ахмед Оруджев год пробыл заместителем главы исполнительной власти Наримановского района Баку, после чего стал зарабатывать на жизнь репетиторством, как учитель математики. Хотя не раз требовал от национал-демократов сплотиться вокруг него, как кандидата в президенты, что с издевкой отвергалось.
Муталлибов, после отказа министра внутренних дел подчиниться его приказу, просил Ягуба Мамедова поставить на голосование вопрос о применении силы, чтобы снять осаду здания ВС. Новый спикер отказывался, угрожал отставкой, и Муталлибов в очередной раз отступал. НФА мобилизовал около двух тысяч сторонников, окружил здание ВС и никого из находящихся в здании не выпускал. Глава исполнительной власти Баку, бывший директор завода холодильников и друг Муталлибова Руфат Агаев сообщил, что некие силы готовят в Баку погром русских, и он должен уйти, чтобы предотвратить беду.
«Нам только русского погрома не хватает…» - простонал Муталлибов. После этого Руфат Агаев, ведомый Рагимом Газиевым, прошел сквозь фронтистский кордон и исчез. «Крысы начали убегать» - с горечью подумал я. Вернулся со второго этажа Араз, куда поднялся почувствовавший недомогание президент, и сообщил, что того упрашивают подать в отставку два народных писателя. «А это - люди премьера, расчищают место для своего благодетеля» - подумал я. Араз ушел, через некоторое время возвратился и сообщил, что теперь Муталлибова уговаривает подать в отставку Шейх-уль-ислам Аллахшукюр Пашазаде. «А это старые советские спецслужбы работают» - подумал я.
Араз от имени президента позвонил и вызвал войска, которые остановились совсем рядом в ожидании приказа очистить площадь. Из окружения Муталлибова эту информацию сразу же донесли националистам. Этибар Мамедов в бешенстве вбежал на трибуну и начал кричать, что если Муталлибов не уберет войска, прольется кровь. Муталлибов приказал войскам вернуться в казармы, из чего следует, что он боялся пролития крови, а Этибар Мамедов - нет. Еще раз повторились уроки 20-го января: для лидеров НФА нет ничего святого, кровь людская для них что водица, и они никогда не остановятся перед кровопролитием ради достижения власти.
Я вышел в фойе и сквозь огромные стеклянные окна посмотрел на беснующуюся толпу. Много непотребного вида особей женского пола. Прочитал надпись на плакате в руках одной из них: «Смерть братьям Ализаде!»
Что ж, знакомый лозунг. Рядом со мной стоит знаменитый геолог-нефтяник, Герой Социалистического Труда, первооткрыватель тюменской нефти Фарман Салманов. Женщины-фронтистки ругают его матом, одна из них поднимает подол и делает похабный жест. Фарман Салманов в ярости, ругает ее и уходит обратно в зал.
Растерянные депутаты прогуливаются по залу, по фойе. Я подошел к выжидающему спикеру Ягубу Мамедову и попросил его дать мне слово, благо депутатам нечего было делать.
- Для чего тебе это надо? - подозрительно спросил Ягуб Мамедов.
- Я расскажу им про то страшное будущее, которое неизбежно наступит, если НФА удастся свалить Муталлибова.
Ягуб Мамедов явно испугался и отказал мне:
- Ты не член парламента, и я не имею права давать тебе слово.
НФА продолжал давить на президента, премьер-министр Гасанов, не скрывая радости, многозначительно молчал. Ягуб Мамедов вновь в ответ на просьбу Муталлибова поставить перед депутатами вопрос о снятии блокады угрожал отставкой. Депутаты были абсолютно безвольны и ожидали указаний своего пастыря-Муталлибова. Президенту стало плохо, его давление начало скакать. Приехали медики, сделали ему инъекцию. Он еще мог вызвать особый отряд КГБ, сотни бойцов хватило бы, чтобы разогнать оставшихся на ночь 300-350 человек. Но Муталлибов панически боялся взять на себя ответственность за решение о применении силы и возможное кровопролитие. Ягуб Мамедов также «боялся» этой ответственности. Только лидеры НФА не боялись ничего, и, как показали дальнейшие события, это вообще не было проблемой для Гейдара Алиева.
Араз возвратился к нам усталый и разочарованный: Муталлибов почти сломлен, отказывается применить силу, отказывается обратиться к депутатам и лично возглавить их прорыв сквозь окруживших ВС фронтистов, отказывается выйти к толпе в одиночку, которая, по мнению Араза, хотя и грозится убить Муталлибова, сделать это в действительности не посмеет. Наконец, Араз сообщил, что Муталлибов из-за угрозы Рагима Газиева оставить Шушу без защиты сломался и сказал, что скоро выйдет к депутатам и объявит о своей отставке. Вот как описывает эти события американский журналист и писатель Томас Гольц в своей книге «Азербайджанский дневник»:
«Основным вопросом утренней повестки было найти козла отпущения. В данном случае, это была коза: председатель парламента Эльмира Кафарова. Как только сессия началась, она попросила об отставке по состоянию здоровья, каковая тотчас была принята палатой. Но Эльмира не выглядела больной, и потеря поста вовсе не потрясла ее. В перерывах заседаний она улыбалась и смеялась с коллегами, как если бы ничего не случилось. По всему виду Кафаровой можно было судить, что, по сути, это было планом игры: сегодня отставка – завтра возвращение. И по основательным причинам. Она была вынуждена подать в отставку в сентябре 1991 года из-за массовых общественных протестов и негодования по поводу ее замечаний, к несчастью, транслированных в прямом эфире ТВ, что в оппозиции нет никого, кроме наркоманов и пьяниц. После того, как шум из-за неудачно выбранных слов стих, она вернулась на свой пост.
Новым – и видимо, временным – председателем стал ректор медицинского факультета Бакинского Университета доктор «Доллар-Ягуб» Мамедов. Закадычный друг Муталлибова, Доллар Мамедов обязан своим прозвищем снижению стандартов приема в университет за взятку. Признавалось, что он как бы стоял в стороне до окончания кризиса и позволил бы бизнесу продолжаться, как и раньше – в трясине. Ходжалы, кажется, был забыт.
Или почти. В придачу к горсти депутатов Народного фронта, скооперировавшихся в Демократический блок, там был удивительный гость: мэр Ходжалы Эльман Мамедов. Мы встречались раньше в сентябре, и я помнил Эльмана, как энергичного человека. Но сейчас он был в состоянии шока, не способным осознать, что 30 членов его семьи погибли, в то время как он выжил в смертельном беге через горы. Он был приглашен для обращения к парламенту. Но Эльман хотел еще чего-то.
- Фильм, - сказал он. – Они не хотят показать фильм.
- Что за фильм? – спросил я, но тут же понял.
Чингиз Мустафаев, известный полевой репортер, заставил, чтобы его взяли на борт военного вертолета, который пролетал над зоной убийств, и снял тела, разбросанные в неглубокой лощине. Это и был фильм, который хотел показать депутатам мэр Мамедов как открытие всех завес для общей дискуссии о трагедии. Но это побуждение было подавлено на основе процедурных норм.
Однако слово фильм (как и все, что происходило) просочилось из парламента и толпа протестующих стала расти.
- Покажите фильм! Покажите фильм! – кричала толпа, и крики были слышны даже сквозь толстые стены и тонированные стекла парламента.
Может, это была предварительная уступка Доллар-Ягуба оппозиции для установления рабочих отношений? Может, это был просто прогиб под давлением, или попытка ублажить всех? Может, он хотел отложить как можно дальше оставшуюся часть повестки: статус президентства, статус Национального Совета, статус армии, статус беженцев? Может, он действительно хотел сам посмотреть фильм. Кто знает? Но когда депутаты вернулись в зал после перерыва на ланч, и оппозиция вновь потребовала показать фильм, Председатель Доллар-Ягуб Мамедов согласился.
Свет померк и четыре монитора, показывающих результаты голосований, стали работать, показывая видеопленку. Прошли первые кадры и следующие 10 минут изменили историю страны. Камера Мустафаева, снимающая из люка вертолета, выхватывала множество объектов внизу на земле. Трудно было сказать точно, что за объекты были внизу. Неразличимая беседа была смешана со звуком двигателя. Затем вертолет приземлился, дверь открылась, и сквозь рев двигателя вертолета был слышен страшный крик Чингиза Мустафаева.
- О, Боже, - сказал он, когда объектив сфокусировался на объектах, которые мы видели с вертолета. - О, Боже! О, Боже! О, Боже!
Смертельное пробуждение в буквальном смысле. Мертвые тела вернули всех в Карабах. Многие, включая женщин и детей, лежали с руками, поднятыми над головой, как будто они были застрелены после того, как сдались. Другие были обезображены: отрезанные пальцы и глаза, выковыренные ножом. Некоторые были несомненно скальпированы. Все еще рыдающий Чингиз имел достаточно сил, чтобы сделать панорамную съемку горизонта с холмиками и комками, которые когда-то были живыми существами. Они были такими же безжизненными, как их трогательное имущество, среди которого они лежали. Чингиз сделал еще несколько крупных планов и затем несколько кадров азербайджанцев в состоянии истерики, грузящих обезображенные тела в вертолет.
Затем фильм закончился, но началась реакция на фильм: стоны, вздохи и шепот вскипали в зале, как если бы масштаб события проникала в непробиваемые черепа лицемерных депутатов. Они рыдали, охваченные ужасом от страшной и мощной ленты с обезображенными, разлагающимися телами на поле убийства. Что-то большое было сломано, и не было возврата назад. Эльмира Кафарова могла думать о своей отставке, как о временной раньше, но не сейчас. Необходимы были новые козлы отпущения и головы должны были слететь с плеч.
- Истефа (отставка)! – нараспев кричала толпа снаружи. – Истефа!
После перерыва Аяз Муталлибов попросил слова. Выглядел он плохо. Глаза были опухшими, а его уложенная феном прическа – взъерошена. Он сказал, что в последние дни недосыпал, но выглядел он как человек, после пятидневного запоя. Он не выглядел и не вел себя как президент. И когда он оказался на трибуне, он не говорил как президент.
Несколько важных моментов стали ясны из его длинного монолога. Как бы то ни было, несмотря на последствия неудачного переворота 19 августа в Москве, Россия стала новым заменителем центра. Это та самая Россия, которая проводила проармянскую политику, потому что Азербайджан не ратифицировал ни экономические, ни политические договоры СНГ. Азербайджан может потерять Карабах, если не подпишет теперь подготовленный договор об унификации командования для войск СНГ и не интегрирует свою зарождающуюся армию в эти командные структуры. Местные силы надо ограничить, как национальную гвардию, подчиняющуюся президентской власти. Муталлибов едва упомянул Ходжалы. И в свете растущих доказательств, что части Советских/СНГ сил участвовали в бойне, его предложение, что Азербайджану следует вступить в альянс с убийцами, было ненормальным. Даже лояльные депутаты сидели, убийственно молча. Аяз потерял рассудок.
Шестью месяцами позже из своего московского изгнания Муталибов реабилитировал русских и армян, заявив, что реальными преступниками бойни в Ходжалы были ополченцы, связанные с Народным Фронтом. Не удивительно, что это утверждение нашло широкое отражение в армянской прессе.
Первым, кто попросил слово после речи Муталлибова, был Рагим Газиев, прохромавший к микрофону в камуфляжной одежде и с пистолетом на боку. Он только приехал из Шуши, которую, как он верил, сумеет спасти от судьбы Ходжалы. В речи Муталлибова нет ничего, что хотя бы косвенно имело отношение к существующей ситуации, сказал Рагим. Ни один преступник не был назван. И для будущего армии необходима всеобщая мобилизация, а не массовая демобилизация. Другие оппозиционные депутаты проследовали за Газиевым к микрофону и все обыгрывали вариации по главной теме: Муталлибов должен уйти. Искендер Гамидов напомнил палате, что Муталлибов пришел к власти в результате кровавой бани в январе 1990 года и был назначен главой Коммунистической партии Азербайджана Москвой для осуществления ее программы. Он несет персональную ответственность за Ходжалы, и ему следует уйти в отставку… Тофик Гасымов обвинил Муталлибова в нарушении Конституции и помехах строительству Национальной Армии Азербайджана. Депутатам, напомнил он собравшимся, был роздан Закон о вооруженных силах и Закон о защите границ. Следовательно, Муталлибов должен быть подвергнут импичменту в соответствие со статьей 121/7 основного закона страны… Этибар Мамедов пошел дальше, назвав Муталлибова предателем даже за предположение, чтобы Азербайджан присоединился к объединенным силам, которые совсем недавно вырезали граждан Азербайджана. От имени Демократического блока он затем озвучил проект резолюции, требующей ухода Муталлибова и призвал палату голосовать.
«Доллар»-Ягуб помешал развитию этих настроений и объявил перерыв. Протесты депутатов Демократического блока ни к чему не привели. Получившие отсрочку лицемерные депутаты вышли в вестибюль покурить и там они обнаружили, приведший их в смущение факт: парламент был окружен тысячами людей и шум протестующих потрясли войска – а именно члены Ассоциации прав женщин Азербайджана, ведомые страшной Ханым Халиловой, были буквально припечатаны к окнам фойе. Истефа! Истефа! – нараспев кричали женщины, ударяя кулаками в стекло. Затем два листа треснули, а после были разбиты и осколки стекла были разбросаны по всему вестибюлю. Истефа! Истефа! – ревели матроны, теперь уже без стеклянной преграды, уменьшающей их крик. Азербайджанские амазонки были устрашающими – и лицемерные депутаты побежали, спасая свою жизнь, обратно в зал, с преследующими их по пятам женщинами. Депутаты от Народного Фронта быстро вмешались, до того, как началось линчевание, и одержали победу над толпой, вернув ее на уличное пикетирование.
А в палате дебаты о судьбе Муталлибова продолжились. Оппозиция еще раз озвучила свое требование об его немедленной отставке, а правительство продолжало блокировать это требование. Когда наступила ночь, Муталлибова уговорили еще раз появиться и озвучить его отношение к призывам об отставке. Его неубедительные замечания только подпитали размышления о том, что президент неуравновешен: извиняясь за прошедшие ошибки, Муталлибов обещал по-новому распределить посты в Кабинете министров и включить в него несколько представителей оппозиции на ключевых должностях. В следующей фразе он угрожал применением суровых мер. Призыв был подхвачен с очень странной стороны: Аразом Ализаде, главой Социал-Демократической партии Азербайджана и номинальным членом некоммунистического Демократического блока. Он призвал Муталлибова объявить чрезвычайное положение, запретить деятельность политических партий и заморозить деятельность парламента на 6 месяцев. Все это казалось сговором. Российские войска занимали позицию за парламентом, ожидая приказа об атаке на граждан, собравшихся перед парламентом.
Это предложение вызвало ярость оппозиционных депутатов, которые теперь объединились с большим количеством депутатов от бывшей Коммунистической партии в протестах против любого вмешательства. Обнаружив свое имя на требовании о вмешательстве, Доллар-Ягуб Мамедов объявил, что в помещении есть фальсификатор, и немедленно подал в отставку, требуя возвращения советских войск в свои казармы. Он был председателем парламента уже 12 часов. Измученная и попавшая в тупик сессия была остановлена в 2 часа ночи. Большинство депутатов спали в своих креслах, потому что парламент оставался окруженным протестующими, которые отказывались идти домой, несмотря на мороз раннего марта.
Русские солдаты ночью исчезли, и Доллар Мамедов назначил продолжение заседания на раннее утро пятницы. Его «отставка» днем раньше из-за гнева по поводу фальсификации его имени в просьбе о вмешательстве России не была поставлена на голосование, так что он все еще был законным председателем парламента. Как только был установлен кворум внутри, неофициальные делегаты, которые провели ночь на ступенях снаружи, начали свою собственную сессию. Их интересовало только одно, и они выражали свое желание в ультимативной форме: президент к полудню должен уйти в отставку, или они начнут штурм здания.
Послание было передано Муталлибову, и он сказал, что ему нужно время для обдумывания ситуации. Время перевалило за полдень. Срок ультиматума был перенесен на 14 часов. Прошло и это время, но все еще не было официального сообщения о планах Муталлибова. Тогда толпа послала другой ультиматум. Чтобы серьезность угрозы была воспринята полностью, было вдребезги разбито еще одно окно. На этот раз это было то самое окно, на котором заменили стекло прошлой ночью. Еще раз депутаты от Демократического блока умоляли толпу проявить терпение. Как сообщалось, президент чувствовал себя плохо из-за высокого давления и не мог вернуться в палату для работы над условиями своей отставки.
Тогда Ханым Халилова, поддерживаемая своими воинственными матронами, начала свою атаку. Пристыдив охранников из местного КГБ, которые пытались не допустить ее в коридоры парламента, она сумела создать брешь и азербайджанские амазонки заполнили вестибюль. Атака на внутренние помещения все же была ее собственной инициативой.
- В отставку, червяк, - ревела Ханым, пробиваясь сквозь последнюю линию защиты и проникая во внутренние помещения, в поисках Муталлибова для того, чтобы свернуть ему шею. «Ты часами изображал больного, черт бы тебя побрал! Подай в отставку и уходи!» Все же ее выволокли из здания, прежде, чем она сумела добраться до своей цели. Она вернулась к пикетирующим на ступенях под аплодисменты протестующих. Изнуренные и павшие духом депутаты могли только представлять, что произойдет потом. Затем внезапно возникло какое-то движение за столом стенографистов. Дверь распахнулась и из рабочих кабинетов парламента появилась цепочка политических персоналий, ведомая премьер-министром Гасаном Гасановым. В середине был похожий на привидение бледный Муталлибов, шагающий, как приговоренный человек. Он споткнулся у трибуны и посмотрел на микрофон, как если бы это была роковая гильотина. Затем он заговорил, попросив тишины. Это было в 6 часов вечера.
- Были совершены ошибки и народ требует, чтобы я ушел, - сказал он дрожащими губами. – Таким образом, я прошу высокое собрание принять мою отставку. Аяз Нияз оглу Муталлибов ушел в историю «навсегда», став первым неокоммунистическим лидером постсоветского периода, который покинул свой пост. За свою службу нации он получил 10 тысяч рублей ежемесячной пенсии. В то время это составляло примерно 100 долларов, через год эта сумма была равна 20 долларам, а еще через год 5 долларам. Эта пенсия может показаться маленькой, но она была в 2 раза большей, чем та, которая была назначена Михаилу Горбачеву, когда тот подал в отставку с поста президента СССР. В придачу к этому Муталлибов получил загородную дачу, 10 человек охраны и автомобиль. Самое важное то, что он получил иммунитет от судебного преследования – пункт, который будет не давать покоя многим людям, так наслаждающимися его уходом.»
***************
Именно этот труд американского журналиста является основным источником информации для западных граждан, приезжающих в Азербайджан.
Толпа готовилась линчевать братьев Ализаде. Араз позвонил двоюродным братьям, и они пришли к ВС. Муталлибов объявил о своей отставке. Лидеры НФА начали торжествовать, хвалить экс-президента. Рагим Газиев сказал, что такой человек, как Муталлибов, достоин быть президентом не Азербайджана, а Швейцарии. Муталлибова похвалил и Ариф Гаджиев, полмесяца назад, еще до Ходжалинской трагедии подписавший решение Меджлиса НФА о его свержении. Муталлибов в окружении охранников ушел по коридору, образованному улюлюкающей толпой. Вслед за ним по этому же живому коридору вышли и мы. Толпа злобствовала, но вид зажатой в руке двоюродного брата гранаты с выдернутой чекой удержала ее от нападения на «братьев Ализаде».
Вчерашний ректор АМИ, профессор Ягуб Мамедов стал не только председателем Верховного Совета, но и исполняющим обязанности президента Азербайджанской Республики. Номенклатура перешла, как ему казалось, под его управление, и он намеревался этот административный ресурс использовать для своего избрания президентом.
Фронтисты продолжили готовить следующий этап штурма вершины власти. Оппозиционные газеты немедленно начали поливать Ягуба Мамедова. Его называли не иначе, как «Доллар Ягуб», намекая на то, что, будучи ректором, он брал взятки только в валюте США, и потому получил от студентов такую кличку. ВС принял решение провести выборы президента республики 7-го июня, через 3 месяца после отставки Муталлибова.
Первое время после отставки Муталлибова было видно, что Эльчибей искренне не хочет выдвигаться кандидатом в президенты. Выступая на одном из заседаний в ВС, он в сердцах бросил в зал: «знаю я вас, сейчас с гиканьем посадите в кресло, а через год с гиканьем же сбросите». Но, зная, что НФА руководит Эльчибей (во всяком случае, в то время о закулисной роли Гейдара Алиева никто, кроме меня, гласно не говорил) трудно было предположить, что он и его ближайшее окружение не делали простого логического расчета.
Итак, был президент Муталлибов, все время предлагавший НФА коалицию. НФА его сверг. Кто мог стать его преемником? Логично предположение, что НФА совершил государственный переворот с целью усадить на место Муталлибова своего лидера Эльчибея. Но Эльчибей этому ожесточенно сопротивлялся и, защищая свою позицию, даже допустил элемент издевательства над самим собой: «…с гиканьем посадите, … с гиканьем скинете». Предположим, что Эльчибей искренне не стремился стать президентом. Тогда останутся три известных всем претендента на этот пост: премьер-министр Гасан Гасанов, спикер Ягуб Мамедов и Гейдар Алиев. В НФА к тому времени, в отличие от января 1990-го года, почти не осталось сторонников Гасана Гасанова. Ягуб Мамедов не входил в число политиков, кого НФА хотел бы видеть во главе страны. Остается Гейдар Алиев, которому Эльчибей и часть фронтистских лидеров просто поклонялись.
Вот рассказ Лалы Шовкет Гаджиевой, бывшей некоторое время госсекретарем при Гейдаре Алиеве: «Спустя какое-то время после свержения Муталлибова мне позвонил Гейдар Алиев из Нахчывана и сообщил, что, по имеющейся у него информации, Эльчибей собирается выдвигаться в президенты. Я вызвала к себе Эльчибея и спросила, правда ли это? Эльчибей поклялся, что он никогда не выдвинется кандидатом в президенты, что место это принадлежит Гейдару Алиеву. Когда я передала его слова Гейдару Алиеву, тот не поверил и сказал, что его информатор в НФА заслуживает полного доверия».
Как бы то ни было, Меджлис НФА, вопреки сопротивлению Эльчибея, выдвинул его кандидатуру в президенты страны. На Меджлисе Ариф Гаджиев сказал фразу, которую фронтистские газеты превратили в слоган: «Эльчибей должен выдвинуться, Эльчибей обязан выиграть».
Кроме Эльчибея были выдвинуты кандидатуры члена-корреспондента АН Азербайджана Низами Сулейманова, первого заместителя председателя Верховного Совета Тамерлана Гараева, Ягуба Мамедова, Этибара Мамедова, никому не известного поклонника тюркизма Рафика Турабханоглу и председателя АСДГ Араза Ализаде. Муталлибов пригласил Араза к себе на дачу и сказал, что он и его сторонники ставят на Араза, что они помогут деньгами, пришлют 12 миллионов рублей на нужды избирательной кампании. Что касается сбора подписей, то этим займутся верные ему главы исполнительной власти районов. Араз был в эйфории, разослал подписные листы некоторым главам районов и стал дожидаться обещанной финансовой помощи.
Муталлибов не только не помог, более того, на заседании Центральной Избирательной Комиссии, на котором рассматривались документы кандидата от АСДГ, представитель промуталлибовского общества «Товбе» потребовал признать подписные листы Араза Ализаде недействительными, что с удовольствием было поддержано представителем НФА. Когда на митинге НФА на площади «Азадлыг» объявили о решении ЦИК отказать в регистрации кандидатуры Араза Ализаде, площадь зааплодировала. Было ясно, что после Ходжалы в Карабахе единственным опорным пунктом Азербайджана остается Шуша. Все внимание страны должно было быть направлено на защиту Шуши. Но… все политические силы были вовлечены в борьбу за пост президента республики, что автоматически означало контроль над бюджетом и доходами от нефти. В самой Шуше шла драчка за пост главы исполнительной власти района. Не было дня, чтобы кого-то не убили, город не обстреляли. Из Шуши также обстреливали Степанакерт. В условиях анархии и неподконтрольности командиров вооруженных отрядов гражданской власти, все попытки двух сторон и международных посредников договориться о прекращении огня срывались капризом и волей какого-то командира. Шушинский журналист Керим Керимли рассказал про случай, когда Рагим Газиев по просьбе съемочной группы тележурналистов Вахида Нахыша и Миршахина Агаева, только с целью «снять картинку», приказал открыть из «Градов» огонь по Степанакерту в условиях договоренности сторон о прекращении огня.
Гейдар Алиев старался сделать все, чтобы занять вакантный пост главы страны. Но его главная ударная сила - НФА - усилиями некоторых лидеров Фронта, стремящихся к властному Олимпу, вышла из повиновения Эльчибея и уже не подчинялась его воле. Более того, кувалда, которой он бил и свергал Везирова и Муталлибова, обрела некую самостоятельность и была готова действовать против него самого. Его сторонники в Баку, без ведомых НФА людей, были жалкой горсткой, с которой никто не считался. Вот почему в период избирательной кампании между мартом и июнем 1992-го года Гейдар Алиев не смог вмешаться в борьбу претендентов. Фронтисты и Ягуб Мамедов сохранили в силе пункт закона о выборах президента, по которому гражданин в возрасте выше 65 лет не имел права выдвигаться кандидатом в президенты Азербайджана. Этот пункт был введен Муталлибовым специально против Гейдара Алиева, и этот же пункт позволил Ягубу Мамедову и фронтистам не допустить самого опасного их соперника к участию в выборах.
Очень скоро Ягуб Мамедов понял, что он не в силах полностью контролировать ситуацию. Фронтисты де-факто захватывали власть в районах, подчиняли себе глав исполнительной власти. Хотя в НФА до мартовского переворота по списку оставалось семь тысяч членов, из которых активистами были всего тысяча, вновь открывшиеся перспективы привели к тому, что очень многие бывшие фронтисты вернулись в ряды организации, усилился приток и новых людей. Искендер Гамидов на автобусах со своими сторонниками выехал в Шемахинский район и там угрозами и избиениями запугал и усмирил протестующих земляков свергнутого президента Муталлибова.
НФА с момента независимости Азербайджана начал проводить чисто ленинскую политику, обозначенную в решениях Циммервальдской конференции: от поражения в империалистической войне к победе социалистов в войне гражданской. Только этим можно объяснить саботаж фронтистскими лидерами усилий правительства построить армию, внедрение своих людей в армию и антиправительственную агитацию в ее рядах, неподдельную радость по поводу поражений Азербайджана, преувеличение их масштабов, насаждение в стране методов «вялотекущей гражданской войны».
10-15 вооруженных автоматами фронтистов въезжали в район, насильно собирали районный совет и заменяли председателя районного исполнительного комитета на своего ставленника. Оформленные под дулами автоматов решения направлялись Ягубу Мамедову, который заявлял о своем «беспредельном уважении» к этим решениям. Муталлибов совместно с Ягубом Мамедовым сыграли роль временного правительства, а лидеры НФА - первых большевиков. Но после захвата власти, как это обычно происходит, на авансцену должен был выйти Сталин.
8 апреля армянские террористы напали на село Агдабан Кельбаджарского района, убили 50 человек, в том числе сожгли четырех жителей села. Были взяты в заложники около 100 человек. Получалось, что ситуация в Карабахе начала теперь работать против Ягуба Мамедова.
Ягуб Мамедов вызвал к себе Араза и попросил у него совета: что и как сделать, чтобы стать президентом? Араз ответил, что НФА, несмотря на самомнение его лидеров, не обладает авторитетом в массах и реальной силой, чтобы выиграть выборы. Вот почему они будут требовать передать под их контроль силовые министерства. Муталлибов уже совершил ошибку, когда назначил руководителями силовых министерств ненадежных людей. Ягубу Мамедову не следует повторять ошибок Муталлибова. Ягуб Мамедов поблагодарил Араза и… через несколько дней назначил Рагима Газиева министром обороны, а Тахира Алиева перевел на должность министра внутренних дел. Он ожидал от них благодарности и верности, но взамен получил лишь оскорбления и пренебрежение. Тогда он вновь пригласил Араза к себе и предложил ему стать министром национальной безопасности. «Ты единственный человек в парламенте, который не боится фронтистов, говоришь им правду в лицо и сажаешь их на место». Араз ответил, что «поезд ушел», он совершил ошибку, назначив на пост министра обороны Рагима Газиева, который теперь контролирует сотни вооруженных людей. Пост главы Министерства национальной безопасности предназначен для профессионального чекиста, которым Араз никогда не был. Кроме того, сотня вооруженных офицеров МНБ не способны, как военная сила, противостоять армии и милиции.
Есть только один вариант спасти ситуацию и не допустить продолжения захвата власти национал-большевиками. Ягуб Мамедов должен провести подготовительную работу, собрать ВС, подать в отставку и предложить на свое место человека, который, как он изволил выразиться, не боится фронтистских лидеров, т.е. Араза Ализаде. Тогда выборы пройдут так, что фронтисты не сумеют применить силу. Ягуб Мамедов поблагодарил и сказал, что в этом случае у него нет никаких гарантий, что Араз не использует полномочия в свою пользу.
19-го и 20-го марта несколько сотен нахчыванцев устроили на взлетно-посадочной полосе Бакинского аэропорта Бина демонстрацию и перекрыли ее. Присланные Гейдаром Алиевым на подмогу НФА для свержения Муталлибова земляки хотели попасть домой на Новруз байрам, однако маломестные Як-40 не вмещали всех желающих срочно улететь. Организованная акция нахчыванцев вынудила руководителей авиалинии снять вместительные лайнеры с рейсов на Москву и направить их в Нахчыван. Нахчыванцы, выполнившие свой долг перед Гейдаром Алиевым, смогли отметить праздник в кругу семьи.
При Рагиме Газиеве театр военных действий (ТВД) приобрел тенденцию расширяться. С территории Армении Зангиланский район был атакован дважды: 9-11 апреля села Агкенд, Девели и Газанча, а 24 апреля - повторно села Девели и Газанча. Первое село было захвачено и сожжено, позже отряду национальной армии удалось выбить армянские части из района.
Азербайджан посетил премьер-министр Турции Сулейман Демирель. Все претенденты на пост президента стелились перед ним, будто в советское время на смотрины приехал партийный деятель из Москвы. Не было никаких сомнений, что его симпатии были на стороне страстного поклонника Турции Эльчибея, но события принимали оборот, который вовсе не гарантировал его победу.
По телевидению начались предвыборные выступления кандидатов. Выяснилось, что у Азербайджана есть свой Жириновский. Им оказался Низами Сулейманов. Его популистские выступления, как магнит, притягивали неискушенное население: «Хлеб при мне будет стоить, как в советское время – 30 копеек! Масло и мясо вернутся к прежней стоимости. Масло будет стоить 3 рубля 60 копеек и ни копейкой больше! Армян через 3 месяца заставлю удрать из Карабаха! Я изобрел пушку, которая при выстреле издает такой гром, что никто этого выдержать не может!»
И так далее, в том же духе. Хотя Эльчибей тоже обещал решить проблему Карабаха за 3 месяца весьма простыми средствами: окружаем Карабах своими войсками, армяне начинают слабеть, опускаются на колени и сдаются…». Однако ему не хватало артистизма и уверенности Низами Сулейманова. Вранье Эльчибея выглядело весьма бледным на фоне безудержно буйной фантазии члена-корреспондента Академии, в своих выступлениях возвращавшего слушателей в советское прошлое, ставшее светлым на фоне беспросветного настоящего.
В конце апреля мне позвонил Гаджи Абдул и попросил встретиться. Я пригласил его к себе домой, однако он предпочел встретиться в машине. Поздно ночью я спустился во двор, сел в белую «Волгу» и она поехала к стадиону, рядом с моим домом. В машине Гаджи Абдул спросил мое мнение о шансах на успех, в случае если он поднимет бакинцев на митинги с целью вернуть Аяза Муталлибова во власть. Я ответил, что такое теоретически возможно, но в итоге практически обречено на поражение, потому что Аяз Муталлибов, при всех своих положительных качествах доброго, мягкого и нацеленного на компромисс человека, доказал свою полную несостоятельность как политик, ибо не обладает несколькими важными для этой профессии качествами в переходное время в стране с неустоявшимися правилами игры: у него нет воли и нет умения предвидеть.
Гаджи Абдул выслушал меня, посетовал на бакинцев как на продажных и трусливых людей, и уехал. В начале мая горстка сторонников Гейдара Алиева начала митинг перед зданием ВС в его поддержку. К тому времени площадь перед зданием ВС превратилась в полигон грязной и постыдной борьбы за власть различных группировок. Спустя день на площадь пришли сторонники Муталлибова во главе с Гаджи Абдулом и прогнали сторонников Гейдара Алиева во главе с Муртузом Алескеровым. В Шуше местные авторитеты сместили главу исполнительной власти, «человека Ягуба Мамедова». На это место они выдвинули Низами Бахманова, который выехал в Баку пробивать указ о своем назначении. Рагим Газиев назначил кадрового советского офицера Эльбруса Оруджева комендантом Шуши с заданием организовать оборону города. Географическое расположение Шуши превращало его в неприступную крепость. Однако Оруджев сделал все, чтобы дезорганизовать оборону, морально разложить вооруженные формирования, посеять среди населения панику и сдать город армянским сепаратистам. Придя во власть, Гейдар Алиев присвоил Эльбрусу Оруджеву звание генерал-майора и сделал все, чтобы прикрыть этого офицера от судебного преследования, несмотря на явное пренебрежение им своим воинским долгом.
Партия Национальной независимости Азербайджана, созданная Этибаром Мамедовым, провела митинг в начале мая, собрав в два раза больше людей, чем НФА собирал в это время на свои митинги.
8-го мая 1992-го года Шуша пала. Большая часть гарнизона оставила город без боя, горстка же храбрецов, отчаянно сражавшаяся за город, была уничтожена. Отряды армянских боевиков с опаской входили в оставленный город, не веря в свою удачу. Успех им был обеспечен тем, что в Азербайджане, ставшем объектом агрессии, непрерывно шла грязная драка за власть. В это время министр обороны Рагим Газиев с чемоданом, полным наличности, на самолете министерства обороны курсировал по маршруту Москва-Минск с целью вручить это министру оборону РФ Павлу Грачеву и предотвратить потерю города. Однако найти «Пашку-Мерседеса» ему не удалось. В Баку усилились разговоры о возвращении Муталлибова. 13-го мая я выехал вместе с молодым социал-демократом Ульви Тагировым в Бейлаган для организации местной партийной ячейки. Узнав о моем приезде в район, местный лидер фронтистов, некий Эльдар, вместе с несколькими соратниками вынудили нас покинуть город, при этом Эльдар бей, недавно освобожденный из тюрьмы уголовник, стрелял в нас из пистолета. Он был известен тем, что грабил вагоны, направлявшиеся из России в Армению. Однажды ему удалось ограбить и продать два вагона мяса и вагон автомобильных покрышек. Такой прибыльный патриотизм принес криминальному элементу пост заместителя главы исполнительной власти при Народном Фронте. Возвращаясь в Баку, Ульви и я увидели несколько танков с российскими экипажами, которые направлялись в сторону Карабаха. Через несколько километров на плоской, как стол, равнинной местности мы увидели перевернувшийся танк и сидевшего на нем пьяного солдата.
Мы узнали о том, что Ягуб Мамедов созывает сессию Верховного Совета. К тому времени он практически полностью доказал свою непригодность как руководитель страны. Весть об оккупации Шуши застала его в аэропорту Тегерана, откуда он готовился вылететь в Баку после «успешных» переговоров с президентом Армении Левоном Тер-Петросяном при посредничестве президента Ирана Али Акпера Хашеми-Рафсанджани.
Ягуб Мамедов оказался в отчаянном положении: его игнорировали министры обороны и внутренних дел, а назначенный с одобрения Эльчибея на пост министра национальной безопасности Фахраддин Тахмазов, бывший «куратор мединститута» и бывший начальник 5-го отдела КГБ, который боролся против антисоветчиков, оказался скромным служакой, а не политиком, готовым поддержать амбиции своего благодетеля. Несмотря на то, что Ягуб Мамедов избавился от сильного конкурента, Гасана Гасанова, которого он снял с должности премьер-министра и отправил в Нью-Йорк представителем Азербайджана в ООН, оставшихся претендентов на власть с лихвой хватало, чтобы лишить его уверенности и покоя. С одной стороны армянские сепаратисты захватывали села и города Карабаха, изгоняли азербайджанское население, с другой – лидеры НФА расшатывали основы государства и шаг за шагом захватывали исполнительную власть, с третьей – продолжали митинговать у здания ВС сторонники Аяза Муталлибова и Гейдара Алиева. Он встречался и советовался с экс-президентом Муталлибовым, который заверял его, что российские военные обещали ему, в случае возвращения на пост президента и подписания договора о едином командовании вооруженных сил стран-членов СНГ, поддержку в освобождении Шуши.
Вот почему 14-го мая Ягуб Мамедов созвал внеочередную сессию ВС Азербайджана. Было ясно, что она созывается для восстановления Муталлибова в должности президента. Фронтистские лидеры знали это, знали и об обещании российских военных вернуть Шушу, если Муталлибов подпишет договор о объединенном командовании вооруженных сил СНГ.
В такой ситуации власти Турции предложили лидерам НФА убежище и статус политэмигрантов, согласившись даже на формирование ими правительства в изгнании. Растерянность среди лидеров оппозиции была сильной, по словам Панаха Гусейнова, Этибар Мамедов покинул страну и вылетел в Турцию из-за опасения быть арестованным. Сам Этибар Мамедов утверждал, что его пригласили руководители Турции. Лидеры НФА обсуждали возможность перехода на нелегальное положение в ожидании лучших времен. Ситуацию переломили турецкие разведчики, работавшие с лидерами НФА под личиной дипломатов, ученых и журналистов. Они посоветовали лидерам НФА свергнуть, в случае возвращения, Муталлибова, для чего собрать толпу и захватить центры власти в столице. Уверенность лидеров НФА еще более окрепла после того, как ведущие лица «Объединения Баку и деревень», вобравшего в себя антимуталлибовские силы в столице и окрестных селах, предложили мобилизовать жителей Баку и абшеронских сел и «пойти на Муталлибова». Заведующий забегаловкой «Питихана» близ универмага поселка Маштаги Гаджи Закир Гулиев, известный среди земляков как «Дэли (буйный) Закир», предложил не спрятать оружие, а взять его и пойти на штурм президентского аппарата. Его, сидевшего при советской власти, посадили и при власти НФА, дабы «знал свое место». Но арест и тюрьма при будущей власти были еще впереди, и несколько сот активистов «Объединения Баку и деревень» готовы были, сами того не сознавая, броситься в бой за воцарение алиевского клана в Азербайджане.
На сессии ВС номенклатурное большинство с восторгом проголосовало за восстановление Муталлибова в должности президента. Муталлибов произнес грозную речь, в которой предупредил своих оппонентов о своей готовности прибегнуть к самым жестким мерам. Для меня лично его речь звучала как отрывок из водевиля. Как нам сообщил Араз, Муталибов собирался назначить министром внутренних дел начальника ГАИ республики, а министром обороны - Ага Ахундова, лидера «Гардашлыг». По случаю своего предстоящего назначения на высокий пост министра обороны Ага Ахундов надел в майскую жару норковую шапку-ушанку, как бы в пику Рагиму Газиеву, который щеголял в каракулевой круглой «национальной» папахе. Все это выглядело карикатурно.
Достоверно не известно, что делал Муталлибов после возвращения во власть, однако ходили упорные слухи о том, что он после сессии отправился в поселок Маштаги к своим друзьям отмечать «победу».
Тем временем перед зданием бывшего райкома им. 26 Бакинских комиссаров, занятого НФА под свою штаб-квартиру, собиралась толпа. Сначала несколько сотен людей слушали турецкие марши, которые Панах Гусейнов распорядился крутить для воодушевления масс. К утру разнеслось известие о том, что командир ОМОН-а Ровшан Джавадов объявил о своем решении не выполнять приказ Муталлибова о применении силы для разгона демонстрантов, если таковой поступит. Нахчыванец Гурбан Мамедов, вчерашний политический заключенный, связался по телефону с Гейдаром Алиевым. Разговор транслировался на всю площадь через усилители:
- Гейдар бей, народ собрался идти на штурм Верховного Совета и президентского аппарата в знак протеста против незаконного возвращения Муталлибова. Как вы относитесь к этому?
- Я солидарен с народом и одобряю действия НФА.
- Гейдар бей, народ тревожиться из-за двух обстоятельств. Вмешается ли российская армия, и применит ли Муталлибов силу против народа.
- Азербайджан стал суверенным государством, российские войска не имеют право вмешиваться во внутренние дела нашего государства и не вмешаются. Что касается Муталлибова, то он - трус, и сбежит, как только вы начнете свой марш.
Толпа одобрительно зашумела и зааплодировала. Иса Гамбаров на митинге перед штаб-квартирой НФА объявил, что «НФА объявляет себя защитником Конституции Азербайджана». Практику этой защиты предстояло узнать, и очень скоро, всему народу.
Когда собралось около пяти тысяч человек, все двинулись вперед по ул. Рашида Бейбутова, подбадривая друг друга. Во главе колонны шел БТР с не вполне исправным двигателем, из-за чего на крутых подъемах людям приходилось толкать бронетранспортер руками.
Маршрут, по которому следовала толпа, был умышленно выбран окольным, по ул. Рашида Бейбутова наверх, до ул. Бакиханова, по ней до проспекта Строителей с выходом на проспект Нариманова и по прямой до здания ВС. По пути к толпе присоединялись зеваки. Вскоре численность процессии перевалила за 10 тысяч, и к зданию ВС подошла уже внушительная масса людей. Когда голова колонны с БТР достигла площади перед зданием ВС, сверху, с верхнего этажа гостиницы «Москва», началась сильная стрельба… холостыми пулями. Пол, устланный огромным количеством холостых гильз, заснял и показал зрителям тележурналист Миршахин Агаев. Кому-то надо было создать видимость боя и стрельбы по народу. В панике некий парень попал под злополучный БТР и погиб. Он так и остался единственной, но безымянной жертвой опереточного восстания. Толпа побежала к зданию ВС, ворвалась внутрь, выломала стеклянные двери и окна, нещадно поливая огнем из автоматов стены и потолок здания ВС.
Когда началась стрельба, один из видных деятелей национального движения Искендер Гамидов находился неподалеку от здания МНБ. С ним случился обморок, люди внесли его в приемную МНБ и потребовали лекарства для героического руководителя народного восстания. Беженец из Шуши, журналист Хикмет Сабироглу, находившийся в этот момент рядом с ним, рассказывает: «Когда потерявшего сознание Искендера люди внесли внутрь здания МНБ, я побежал направо и спрятался в Аллее почетного захоронения за высоким надгробным камнем. Оглянувшись, я увидел Фахмина Гаджиева, прятавшегося за каким-то обелиском еще дальше от меня».
Через два часа этот самый Фахмин Гаджиев в милицейской фуражке с красным околышем, появился на экране телевизоров и поставил ультиматум Муталлибову: или он сдает власть, или авиация начинает бомбить президентский дворец. На самом же деле танки российского генерала Суфьяна Беппаева, стоявшие вокруг президентского дворца, и которых так опасались фронтисты, спокойно развернулись и вернулись в свои казармы.
Никаких достоверных сведений о деятельности Муталлибова в эти часы нет. Кроме воспоминаний одного человека: госсоветника по экономике Вахида Ахундова. Увидев, что кроме него и еще одного сотрудника, в огромном здании никого нет, он решил в 15 часов уйти домой. Когда он спустился на первый этаж, в фойе здания со стороны Совмина вошел президент Муталлибов в сопровождении телохранителей. Увидев своего экономсоветника, президент подошел, обнял его и со смехом сказал: «Ну что, Вахид Джумшудович, создали мы революционную ситуацию?»
Смущенный госсоветник невольно тоже обнял президента и почувствовал, что под пиджаком у того надет легкий бронежилет. После этих слов Муталлибов вышел из здания, сел в машину и уехал на военный аэродром, откуда вылетел в Москву. Так что, когда рецидивист Фахмин Гаджиев объявлял ультиматум Муталлибову, того на рабочем посту уже не было. Пример погибшего на своем посту Сальвадора Альенде не вдохновлял никого из политических руководителей Азербайджана.
Я просидел в редакции газеты до часу дня, следя за событиями, затем пешком поднялся к своему дому рядом с парламентом. У памятника Нариманову, когда раздался интенсивный треск автоматных очередей, со двора кособокого домика на улицу выбежала простоволосая, в рваном платье пожилая женщина и начала причитать:
- Убили, убили наших детей…
Когда я подходил ко двору я увидел, как мой сосед Тофиг Гасымов уходит в сторону парламента в сопровождении двух молодых людей в куртках цвета хаки с эмблемой воющего волка на спине.
Эти же события, в том числе участие турецких и американских дипломатов и разведчиков в государственном перевороте описывает несколько под другим углом большой поклонник националистов, уже упомянутый Томас Гольц в своей книге «Азербайджанский дневник»:
«Несколько сотен людей стояли перед штаб-квартирой Народного Фронта, когда мы приехали туда. Но внутри практически никого не было. Из узнаваемых лидеров мы смогли найти только Тофика Гасымова, жилистого члена парламента от Демократического блока, выглядящего, как Альберт Эйнштейн. Он сказал, что руководит группой штаба, которая будет поддерживать связь с «демократическими» силами внешнего мира до штурма здания. Он почувствовал огромное облегчение, увидев Филиппа и Мехмета Али, поскольку они были представителями упомянутых «демократических сил», с которыми он думал установить контакт, а телефон работает не очень хорошо… Два дипломата официально выслушали все, пообещали моральную поддержку соответствующих стран и уверили Тофика Гасымова, что и США, и Турция встанут на общую позицию протеста, если будет атака на штаб-квартиру Народного фронта. Мехмет Али пошел еще дальше, пообещав безопасность даже для семей лидеров Фронта в новом комплексе посольства Турции напротив парка 26 Комиссаров. Он сказал, что Турция готова, в случае надобности, предоставить убежище. Вера в то, что Турция встанет на их сторону, было подчеркнуто акцией нескольких анонимных пантюркистских энтузиастов, которые обзавелись огромным флагом Турции и вывесили его с крыши штаб-квартиры. Кто-то пошел еще дальше. Они установили громкоговорители на балконе второго этажа. Между речами лидеров, они передавали актуальные на этот день мелодии – марш османских янычаров, или «mehter», которые соединяли набожность с доблестью и четко кооптировались с исламскими претензиями Муталибовского общества «Покаяния»:
Аллаху Акбар! Аллаху Акбар!
Ордумуз даима олсун музаффар!
(Бог велик! Бог велик!
Да сопутствует нашей армии победа!)
И связь с народом была установлена: в течение того получаса, что мы были в здании, число сочувствующих выросло с нескольких сотен до более чем тысячной толпы, и люди все еще стекались со всех сторон парка. Для большей точности скажем, что вооруженные и одетые в униформу люди устроились на крыше и балконах верхних этажей штаб-квартиры. Часть из них имела переговорные устройства и передавала постам на улице, в парке 26 Комиссаров и на перекрестках то, что те не могли увидеть снизу. Вопрос о том, чью сторону могла бы принять армия, даже не задавался. Единственной проблемой было, какая часть армии сможет оторваться от боев и прибыть в Баку до наступления ночи.
Частично ответ на это был получен, когда я уходил от растущей толпы. Приветственные восклицания раздавались из дальнего конца парка, которые скоро превратились в рев, в котором можно было различить свистки и выкрики «Браво!» я смог различить характерный механический кашель мощного дизельного двигателя, безошибочно узнаваемый скрежет гусениц. Фронт только что раздобыл первую единицу бронетехники и запарковал ее для дальнейшего использования.
***
Это был длинный день и длинная ночь, 14 мая, хотя, наверное, она была длиннее для Мехмета Али, чем для меня, и несомненно она была наиболее длинной для лидеров Фронта. Парк 26 Комиссаров был заполнен тысячами людей, и даже на деревьях были люди. Там были молодые и старые, мужчины и женщины, богатые и бедные: они были народом, который поддерживал Народный Фронт с начала. Я знал многих и по митингу в пятницу, и по совсем другим поводам. Там был 60-летний владелец большого корабля «Туркменистан», машущий маленьким флагом Азербайджана; там был парень, который снабжал меня кофе из какого-то комиссионного магазина; там был местный хакер, который на скорую руку починил мой лэптоп; там был вульгарный тип – кинорежиссер, с которым я познакомился в Нахчыване. Там были знакомые люди, имена которых я не мог вспомнить, если я вообще знал их. Там были и другие: Камран и его мать Кюбра-ханым, член бывшей Коммунистической партии, награжденная орденами, которая решила оставаться там со своим несговорчивым сыном до рассвета, или до того, как придут танки, кто бы из них не пришел первым. Там была Эльмира – отважный корреспондент оппозиционной прессы, которая часто помогала Хиджран в некоторых проблемах, и Дильшад, словоохотливая мать Вугара, одного из наших ребят-переводчиков.
В здании были более взрослые приятели: огромный плюшевый медвежонок с детским лицом Паша, который организовал пантюркистские конференции по всей территории бывшего СССР, а сейчас охранял вход с автоматом Калашникова, висящим на его мясистой спине. Джовдет, обрусевший азербайджанский репортер некоторых московских новостных агентств. Были и другие, устрашенные тем, что происходит, но решившие участвовать в этом. Стоящий рядом Ниязи Ибрагимов, заместитель председателя Фронта, директор департамента информации НФА и близкий друг Абульфаза, с пальто, наброшенном на плечи как плащ, практически рекламировал наплечную кобуру под правым плечом.
Олицетворением невозмутимости и спокойствия был Фахмин Гаджиев, облысевший тюремный надзиратель в прошлом, сейчас одетый в униформу и в жестком кепи, похожий на гестаповца – он называл себя военным комиссаром Баку.
- Есть какие-нибудь изменения? – спросил я.
- Все в порядке, - сказал он, растягивая рот в улыбке.
Тем временем на балконе появились громкоговорители, которые использовались для сообщения толпе о состоянии дел. Из них доносились послания с пожеланиями удачи и солидарности от националистических движений в других частях бывшего СССР и мира. Даже великий нахчыванский старец Гейдар Алиев послал заявление о поддержке в борьбе против «незаконного путча» предателя Муталлибова. Кто-то для развлечения установил микрофон перед телевизором, где Муталлибов снова и снова повторял «что он поступит правильно, став диктатором» и слова эти встречались криком и хохотом толпы. Затем, после еще одного марша янычаров, поднявших толпу на ноги, из громкоговоритетей донесся знакомый хриплый голос: Абульфаз Эльчибей вышел из подполья.
«Мои дорогие сограждане», - начал Эльчибей. – «нет нужды говорить вам, что произошло сегодня в парламенте. Был переворот, незаконное попрание Конституции Азербайджана. Это не пройдет! Мы вступили на трудный путь, но мы не отступим! Независимость или смерть!»
- Азадлыг! (свобода) – заревела толпа. – Азадлыг!
- Таково наше послание, - продолжил Эльчибей. – Если гражданин Муталлибов не освободит президентский дворец к 2 часам дня в пятницу 15 мая, мы будем вынуждены выбросить его сами!
Ультиматум был объявлен, и толпа стала неуправляемой. Но у меня было несколько вопросов: Фронт способен защитить свою штаб-квартиру силами своих сторонников и какой-то бронетехники, но угрожать атакой? Но я не должен был удивляться этому, моя задача состояла в регистрации фактов. В соответствии с этим, я бросился к себе домой и сумел дозвониться в газету.
- Есть убитые? – спросил редактор.
- Нет, но они объявили ультиматум и…
- Давай подождем, пока улицы не будут заполнены кровью, - сказал редактор, которого лучше оставить безымянным. – Записывай все и не забывай – побольше красок. Только я с отвращением бросил трубку, как где-то на улице раздался взрыв. Затем кто-то постучался в дверь. Это был Вафа Гулузаде.
- У меня послание для вас, которое надо передать Фронту, - сказал он с напряженным лицом. – Вы должны сказать им, что мы, правительство Азербайджана, получили сегодня ноту от правительств США и Турции, что они не признают возвращение Муталлибова законным, и что любая акция против народа Азербайджана приведет к пересмотру отношений между соответствующими правительствами.
Было несколько странным просить меня передать такого рода информацию, но если Вафа думает, что это так важно, то, ясное дело, я передам послание. Вероятно, Фронт несколько воодушевится от факта, что хотя бы пара стран отказывается признать Муталлибова. Более важным было то, что такой способ передачи послания означал, что Вафа окончательно покинул корабль. И я был удивлен тем, сколько же людей из старой элиты имели затаенные мысли насчет возвращения Муталлибова. Избегая дорожных постов, я вернулся в штаб-квартиру Фронта и сумел пробиться через охрану на второй этаж. Я искал заместителя председателя Фронта, директора департамента информации и близкого друга Абульфаза Ниязи Ибрагимова. Я нашел его и пересказал без комментариев то, что Вафа сказал мне об официальной позиции, которую занимают США и Турция о наступлении на демократию.
- Гулузаде сказал тебе передать это мне?
- Да.
- Почему?
- Не знаю.
На его мрачном лице появилась улыбка.
- Они разваливаются, - сказал он и заспешил передать послание чрезвычайному заседанию лидеров Фронта, собравшихся в задней комнате здания. Было около трех утра, и даже если Фронт планировал бодрствовать всю ночь, было самое время для меня, чтобы пойти домой и немного отдохнуть перед решительными событиями завтрашнего дня. Но даже в постели адреналин и выстрелы на близлежащих улицах не дали мне заснуть до рассвета.
***
15 мая был трудным весенним днем на побережье Каспия. Я обнаружил, что дорога заблокирована – не восставшей полицией, а толпой покупателей, которые, казалось, основательно безразличны к факту, что их нация катится к гражданской войне. Комиссионные магазины бойко торговали. Женщины делали себе прически и маникюр. Мужчины сидели в чайханах: играли в домино и перечитывали новости. Вероятно, большинство гражданских войн, и может, даже войн вообще, проходят похоже на эту: люди борются с надвигающимся безумием прикипанием к нормальной жизни. Только когда уже пишется История, кажется, что люди бросают все и устремляются на фронт, оставаясь там до окончательной победы или поражения, в то время как непрерывно падают бомбы.
Перед тем, как пойти в штаб-квартиру Фронта, я решил посмотреть на 12-и этажное президентское здание из белого и коричневого гранита. Здесь лунатическое состояние не так превалировало: сотни вооруженных людей были собраны в предвидении атаки, которой им угрожали. По крайней мере, они отнеслись серьезно к ультиматуму «гражданину Муталлибову». Большинство составляли штатные полицейские, вооруженные автоматами. Но их также прикрывала бронетехника: во внутреннем дворе я насчитал 4 БТР-а и 2 танка Т-54, их двигатели тихо ворчали. Более тревожным было то, что я узнал людей из команды, я встречал их ранее в Агдаме – это были люди Гатыр-Мамеда. Одним из этих людей был наполовину русский, наполовину азербайджанец, психопат по имени Вагиф.
- Вагиф, - закричал я, - как делишки-то?
- Великолепно, - сказал он.
- Где Гатыр?
- Он приедет завтра и приведет больше людей, - сказал Вагиф и лениво ушел прочь.
В центре толпы полицейских я увидел еще одного человека, которого знал: Фуад, хозяин нашей квартиры. Замечательно хороший парень со стальным телом, он был капитаном полицейских в штатском. Впрочем, сегодня он был в бронежилете и со снайперской винтовкой.
- Все это закончится кровью, - сказал он. – Я не вижу другого выхода. Был полдень, и стрелки часов шли к объявленному сроку ультиматума.
***
Атмосфера в окрестностях парка 26 Комиссаров была наэлектризована и становилась напряженнее с приближением к штаб-квартире Фронта. Была такая толчея, что было трудно протиснуться к входу, также трудно было попасть внутрь, особенно потому, что невозможно было нормально говорить из-за марша янычаров, льющегося из громкоговорителей, и который сейчас пели все.
Аллаху Акбар! Аллаху Акбар!
Ордумуз даима олсун музаффар!
Я сумел пробить себе дорогу внутрь, а затем пробился на второй этаж сквозь группы вооруженных до зубов людей в приемной кабинета Ельчибея. В углу я увидел Мехмета Али Байара, совещающегося с Искендером Гамидовым – маленьким человеком, заражающим других своей энергией, а парламент - ужасом. Он исчез вчера, и наиболее признанной версией было то, что он ушел в подполье. Но прятаться было не в стиле Искендера. Он мог быть вне видимости, но он был просто занят.
- Они собираются сделать это, - сказал Байар, - после завершения совещания.
Мехмет Али выглядел полностью истощенным. Он еще хорошо выглядел, если учесть, что не спал 40 часов.
- Что ты имеешь в виду?
- После того, как ты ушел вчера ночью, они провели еще одно совещание.
- Да?
- И они были близки к отступлению. Только Искендер был готов идти до конца. Я сказал оставшимся, что они должны сделать это, что это их единственный шанс, что все они будут сегодня же в тюрьме, если не начнут свой марш. Затем я сказал, что Турция получила заверения Москвы, что Россия не будет вмешиваться, что это внутреннее дело Азербайджана.
- Даже так?
- Не было такого сообщения.
- Я думаю, что…
- Я остановил их!
- Это не твое дело…
- Нет, пускай они совершат этот марш, но пусть они совершат это законно и дипломатически верно, как они делали это раньше!
После этого он начал протискиваться к Эльчибею во внутреннюю комнату. Часы показывали четверть второго, время быстро истекало. Я выкуривал одну сигарету и тут же зажигал другую. Часы показали 2 часа, затем прошли еще четверть часа после назначенного времени. Срок ультиматума наступил, а затем ушел в прошлое, но приказа о начале марша не было, только непрерывающиеся мелодии «Mehter»-а. Затем двери внутренней комнаты Эльчибея распахнулись и суровый, но улыбающийся Эльчибей, одетый в пальто, скрывающее бронежилет, вышел мимо группы выстроившихся охранников, на балкон. Я схватил Мехмета Али, чтобы спросить о происходящем.
- Они хотят сделать заявление. Последнее заявление, - сказал он. – Я просто продиктовал его и сказал им передать его мне, американцам и Ягубу Мамедову до того, как они начнут свой марш.
Мехмет Али не бежал по тонкому льду – он мчался во весь опор.
На балконе кто-то выключил музыку марширующих «mehter» и молодой человек зачитывал по пунктам то, что только что продиктовал Байар.
«… Истощив терпение народа… ничего, кроме незаконного захвата власти… сожалея о необходимости применить силу для восстановления конституционного порядка, нарушенного 14 мая… обращаемся к демократическим силам мира…»
Это был обычный вздор воззваний и манифестов революционеров, когда кости уже брошены – только на этот раз это было написано рукой Мехмета Али. Было немного больше четверти третьего. Абульфаз Эльчибей, почти невидимый в толпе из дюжины телохранителей с радиопереговорными устройствами, взял микрофон, чтобы сказать последние слова отрядам и народу перед тем, как они отправятся в поход. Оглушающий рев поддержки, раздававшийся с улицы, заглушал почти все сказанное им, оставив только хорошо знакомые слова: «Предстоит долгая и трудная дорога, но мы знаем, что идем правильным путем! СВОБОДА ИЛИ СМЕРТЬ!»
AZADLIG! AZADLIG! AZADLIG!
Я думал, что он просто дал команду выступать и начал пробивать себе дорогу вниз, на улицу, как вновь вырвался громоподобный рев из толпы.
BOZKURT! BOZKURT! BOZKURT!
Это был Искендер Гамидов – «Серый волк». Я клянусь, что он посмотрел на свои часы и что-то подсчитывал. Затем Искендер сказал что-то в микрофон, что невозможно было разобрать из-за происходящего вокруг: рев толпы, кричащей его имя, рев бронетехники за штаб-квартирой Фронта, и рев громкоговорителей, включенных на мощность, раздирающую уши.
ALLAHU AKBAR! ALLAHU AKBAR!
ORDUMUZ DAIMA OLSUN MUZAFFAR!
Затем распахнулись железные ворота, скрывающие от назойливых глаз парковочный двор Фронта, и первые бронированные машины прогрохотали по улице, вгрызаясь траками в мягкий асфальт раннего лета и перемалывая бордюры. БТР, затем другой, затем грузовик, заполненный людьми с автоматами и гранатометами, еще один БТР, передвижной зенитный комплекс, грузовик с ликующими солдатами, посылающими поцелуи толпе и толпа, посылающая поцелуи обратно. Затем первый танк, потом второй – как будто из ниоткуда взялся Искендер с вооруженными людьми и бронетехникой. Бронированная колонна вышла полностью и тут же к ней присоединились тысячи и тысячи граждан, решивших совершить революцию или умереть.
Я мчался по лестнице в нашу квартиру на третьем этаже, где нашел своего близкого друга Лауру ле Сорну и Хиджран. Первая была испугана и вынужденно высунула свою голову наружу, а последняя только вернулась из штаб-квартиры Фронта и громко жевала.
-Они маршируют, - сказала Хиджран. – Давайте пойдем к зданию аппарата президента.
Было пятнадцать минут четвертого, когда мы пришли, но здание не было в пламени. Полицейские, окружившие здание, бездельничали и единственным действием, которое мы смогли увидеть – это была пара секретарш, уходящих через заднюю дверь с коробками личных вещей. Я приблизился к группе полицейских и спросил, как идут дела.
- Прекрасно, прекрасно, - ответили они.
- Аяз в здании? – спросил я.
Полицейские не были уверены, но несколько минут назад приходил человек из посольства Ирана поздравить Муталлибова с возвращением на должность, как они думали. Почему бы ему не быть там? Это здание президента, и он президент!
Известно ли полицейским, что армия людей из Народного Фронта в данный момент идет на них?
Один из них посмотрел на свои часы и улыбнулся.
- Они говорили, что собираются атаковать нас в 2 часа, а сейчас уже больше половины четвертого, - он улыбнулся, - Они всегда говорят и никогда не действуют. - Мы знаем, что делать, если они достаточно глупы, чтобы прийти сюда, - сказал другой, похлопывая по оружию.
- Они уйдут домой, поджав хвосты, - хохотнул решительно третий. Затем раздался шум ниже здания аппарата президента, который стер улыбки с их лиц: звуки длинных очередей автоматического оружия, раздавшихся откуда-то из-за филармонии.
- Сюда идут, - сказал один из полицейских, перезаряжая свой Калашников. Похожим волнением была охвачена группа людей из службы безопасности, расположенных ниже по улице и на широких ступенях, ведущих к основному входу в здание. Хозяин нашей квартиры Фуад стоял в середине группы, стоящей перед зданием. Он смотрел вперед, и я поймал его взгляд. Он мрачно кивнул и дернул головой в сторону. Он пытался сказать: «Уходи отсюда».
Раздалась еще одна очередь, и все полицейские взяли свое оружие наизготовку. Было не очень умно стоять в проходе, который будет простреливаться, так что я схватил Хиджран и потянул ее назад в маленький парк за зданием аппарата президента. Он был заполнен полицейскими и другими людьми из служб безопасности, собирающимися защищать этот фланг, если армия фронта придет с этой стороны.
Еще один взрыв раздался где-то вдалеке со стороны фасада здания и привлек внимание в ту сторону. Командирский автомобиль скрипнул тормозами и выскочивший из него офицер начал кричать на группу полицейских, сидящих на скамье, видимо, пытаясь отправить их вперед на линию защиты. Некоторые из полицейских не хотели идти, и офицер хотел уже ударить одного из них, но, замахнувшись для пощечины, остановился и посмотрел наверх.
На холме выше нас кто-то палил долго и спокойно из автоматического оружия. Затем раздался еще один взрыв. Тишина на какое-то время, а затем раздался грохот сотен автоматов, гранатометов и тяжелых пулеметов.
- Это парламент! - заорал кто-то. – Они стреляют в парламент.
Вдруг картина стала проясняться – предварительная стрельба перед президентским зданием была диверсией. Основная колонна Искендера шла на парламент и телевизионную станцию, располагающиеся на холме. Полицейские защищали не то направление. Тяжелые удары пушек и очереди танковых пулеметов доносились эхом вниз, и как бы не разворачивалась битва наверху, смятение и хаос начали охватывать силы безопасности внизу. Они не могли ничего сделать, не оставив защиту президентского здания и не предприняв собственную атаку на вершину холма. Сделать из Фронта, шагающего по широкой улице фарш, это одно, а совершать самоубийство - совсем другое. И масштаб звуков, и неистовство армии Искендера в действии, как раз и показывали, какой могла бы быть атака на вершину холма. Еще больше хаоса добавляло положение массы обычных людей в окрестностях, которые оказались на улице, когда начался этот вихрь событий. Так же, как и мы, они не хотели оставить прикрытие из ряда зданий между собой и сражением наверху. Но теперь они видели цель, на которую могли направить свой гнев и разочарование: полицейские силы, охраняющие аппарат президента.
- Смотрите, куда вы нас привели! – орал один обезумевший мужчина, выпрыгнув из безопасного места и набросившись с кулаками на трех полицейских. – Вот кого вы защищаете!
- Вы собаки, собаки! – ругалась пожилая женщина. Сидя за стеной с пакетами продуктов вокруг себя, она плевала на любого полицейского, который оказывался в пределах досягаемости.
Было время зарегистрировать историю об атаке, если только я сумею получить связь вовне.
- Пошли, - сказал я Хиджран, - может, у Лауры есть выход на линию.
- Ты иди, - откликнулась она,- я останусь здесь.
- Немедленно уходим отсюда вместе.
- Нет.
- Пожалуйста.
- Нет.
Я представил, как это выглядит: домашняя ссора на улице в городе, где идет революция. Мне не хотелось в этом участвовать.
- О’кей, - согласился я неохотно, - ты остаешься здесь. Я вернусь за тобой через 5 минут.
Я пробежал 200 или 500 метров к дому и ворвался внутрь.
- Что случилось? – спросила Лаура. Она стала белой, как постельное белье.
- Гражданская война, - ответил я коротко. - У тебя есть связь?
- Нет. Где Хиджран?
- Там, на улице. Она не захотела возвращаться.
Мы пытались дозвониться до оператора несколько минут, но было уже четко понятно, что кто-то прервал связь. Так что я отказался от этой затеи и побежал на улицу, туда, где пряталась Хиджран. Она исчезла.
- Где Хиджран? – спросил я у Эльмиры, нашей местной журналистки, которая жалась в канаве поблизости. Она смогла только сквозь рыдания указать куда-то в сторону парламента.
- Она поднялась на холм? – спросил я недоверчиво.
В действительности мне не стоило удивляться исчезновению моей жены. Я начал понимать, что звуки и запах стрельбы притягивали ее, и она хотела быть участницей событий, даже если они увлекут ее в ад. Я не робкого десятка, но мне оставалось сделать то, чего хотелось меньше всего – пойти за ней на холм.
- Дерьмо, - сказал я в сердцах,- почему она поступает так со мной?
Стрельба превратилась во взрывы, которые раздавались в унисон моим шагам, и вдруг установилась странная тишина.
Теперь оставалось только подсчитать трупы и решить – кто выиграл.
На ступенях парламента было очень много тел и все они были очень даже живыми. Моя жена Хиджран была одной из них, и она танцевала с каким-то солдатом, с гвоздикой в дуле его оружия – просто один из празднующих, веселящихся людей. Другой была моя старая приятельница Нурджахан Гусейнова с 19-го отделения почты. Она была буквально в экстазе от «победы», и целовала всех, до кого могла дотянуться, включая военного атташе США.
При всей этой стрельбе, было не много мертвых тел. Одному из отряда Фронта не повезло: он упал с машины и был раздавлен ее колесами. Потери стороны, которая защищала парламент, и силы, которые были расположены в парламенте и на верхних этажах отеля «Москва», никогда не были объявлены. Триангуляция событий позволяет сделать вывод, что убитых было меньше дюжины.
И если верить официальным донесениям, то было только трое раненых. Одним был Искендер Гамидов, раненный выстрелом в руку, когда он шел во главе колонны. Но вот одна вещь была абсолютно ясна: стратегия Искендера напасть на парламент была решительной и полностью успешной. Были не только запуганы люди, охранявшие аппарат президента, которые оставляли свои позиции, не сделав ни одного выстрела, но удалось избежать кровавой бани, которую в Азербайджане предрекали все. Были и такие, включая Филиппа Ремлера, которые находили уровень потерь и раненных настолько низким, что приписывали его некомпетентности.
- Такая стрельба заканчивается только тремя раненными и одним убитым по ошибке? – сказал он недоверчиво, когда мы уходили от здания обстрелянного парламента. Но именно это и произошло. Это было чудом, и по лицам гражданских лиц, которые потоком шли увидеть разбитые стекла и куски бетона от здания парламента, как символ успеха, что они тоже думали так.
Они совершили революцию, и никто не пострадал. Почти».
**********************
Американский журналист, описавший все эти события, считает, что «почти никто не пострадал». Ему, чужаку, плывущему по самой поверхности событий, было невдомек, что потеря была. Азербайджан потерял Карабах, народ потерял свободу. Но в этом еще предстояло убедиться, этого еще никто, кроме эсдеков, не понимал, так велика была радость от Великой Пантюркистской революции.
Через несколько месяцев мне принесли номер стамбульского журнала «Нокте», где была помещена статья с фотографиями «серых волков», участвовавших в государственном перевороте в Азербайджане. С одной фотографии глядел худощавый мужчина в темных очках, рядом снимок его поддельного советского паспорта на имя Керима Абдуллаева. Он был офицером французского Иностранного легиона. За однодневную работу он получил 2 тысячи долларов. По свидетельству журнала, «Керим Абдуллаев» командовал отрядом из 65-и «серых волков», каждому из которых было выплачено по тысяче долларов. Они приземлились в Нахчыване, там получили оружие, прилетели в Баку, выполнили задание, сдали оружие и вылетели обратно.
НФА де-факто брал власть в Азербайджане в свои руки. Чем была попытка возвращения Муталлибова к власти? Бездарным спектаклем со слабовольным человеком в главной роли? Или хитроумным планом с целью привести к власти политическую силу, которая должна была ввергнуть страну в еще большую беду? Все шло самотеком, или, того хуже, волей политических ничтожеств? Или событиями управляла некая хитроумная сила? Ответа на эти вопросы нет. Фактом было то, что улица вошла во дворцы, национал-большевики захватили власть. Оставалось оформить ее юридически.
Два дня площадь перед зданием ВС бурлила: шел непрерывный митинг.
В это же самое время армянские войска брали Лачынский район. Войска и население в панике бежали. Лачын был сдан врагу без боя. Тележурналист Чингиз Мустафаев снял и показал по телевидению горькие кадры позорного бегства армии из Лачына. Журналист рыдал, умолял, оскорблял убегающих на танках и БТР-ах военных, просил не оставлять район, говорил им, что на территорию района не упал ни один снаряд, не просвистела ни одна пуля, не показался ни один армянский боевик. Все напрасно –перед глазами зрителей только охваченные паникой, животным страхом люди. Вот как описывает захват Лачына армянскими войсками Том де Вал в своей книге про армяно-азербайджанский конфликт “Черный сад”:
«18 мая 1992 года армяне захватили и сожгли Лачын с минимальными потерями со своей стороны. Теперь они связали Нагорный Карабах с Арменией. Дорога, которая была закрыта более двух лет, была вновь открыта и способна обеспечить Карабах вооружениями и снабжением из Армении. Все азербайджанцы были изгнаны из Карабаха. Похоже, что для армян это было кульминацией триумфальной кампании, но в действительности, активная фаза войны только начиналась».
Несколько лет спустя на одних поминках я оказался рядом с беженцем из Лачына. Я его расспросил о том дне, когда он покинул свой район. Вот его рассказ: “У меня была бензозаправка в райцентре. Я занимался своим делом – заправлял машины бензином и получал деньги. Вдруг кто-то закричал, что к Лачыну подходят армянские войска. Я быстро сел в свои “Жигули”, поехал домой, забрал семью, документы, деньги и выехал вон из района. Когда проезжал мимо своей заправки, у меня промелькнула мысль поджечь ее, так как там оставалось 8 тонн бензина. Но увидев, как другие быстро уезжают, я не стал задерживаться и доехал до Баку”. Лидеры НФА, движения, возникшего на волне народной решимости отстоять Карабах, дрались за должности в Баку, не обращая ни малейшего внимания на происходящее в Карабахе. Более того, для захвата власти они вызывали из фронта боевые части.
Во все дни переворотов и контрпереворотов Лянкяранский 21-й батальон не вмешивался в политические события. Третья рота батальона участвовала в обороне Шуши как «приданная сила», другая принимала участие в обороне Агдамского района. Одна рота защищала три оставшихся азербайджанских села Гадрутского района – Муганлы, Амралылар и Куропаткино...
18-го мая НФА вновь инициировал созыв сессии ВС Азербайджана. Вчерашние триумфаторы выглядели жалкими и подавленными, лишь несколько номенклатурных депутатов вели себя смело и независимо. На этой сессии Ягуб Мамедов, признавшийся в том, что он “пешка”, наконец, подал в отставку. На этот пост выдвинули кандидатуру Исы Гамбарова. Эту кандидатуру горячо поддержал, конечно же, чуткий к переменам поэт Бахтияр Вагабзаде. Ариф Гаджиев объявил, что «приход НФА к власти согласован с девятью зарубежными государствами. За этим стоит решение Нагорно-Карабахской проблемы».
Несколько депутатов, прежде всего Ариф Рагимзаде и Расим Агаев предложили, чтобы выборы были альтернативными, и напомнили о Гейдаре Алиеве. Надо было получить его согласие, но тут, якобы, “отказала” связь с Нахчываном. 15-го мая, накануне свержения Муталлибова, связь работала прекрасно, а вот 18-го прервалась. Не поверив в эту байку, Ариф Рагимзаде направился за кулисы к телефонному аппарату, стоявшему сбоку от президиума. Там его поджидал Ариф Гаджиев. Шипящим голосом он предупредил, чтобы Рагимзаде не смел связываться с Гейдаром Алиевым, и пусть благодарит Аллаха, что толпа не растерзала его. Арифу Рагимзаде ничего не оставалось, как вернуться на свое место.
Избранный председателем ВС Иса Гамбаров стал также исполняющим обязанности президента Азербайджанской Республики. Теперь его первейшей задачей стало обеспечение избрания Эльчибея президентом. Все свое внимание он направил на организацию выборов. Главы исполнительной власти городов и районов проходили инструктаж: кого-то запугивали, кого-то задабривали. Член АСДГ из Гянджи, железнодорожник Сульхаддин находился в кабинете главы исполнительной власти города Сабухи Абдинова в тот момент, когда тому звонил Иса Гамбаров и требовал обеспечить победу Эльчибея на выборах. Естественно, для поднаторевших на фальсификациях выборов всех уровней номенклатурщиков “сделать” еще одни выборы ничего не стоило, но их беспокоила личная судьба. И Абдинов начал с того, что он обязуется провести выборы точно в соответствии с законом: как проголосует народ, такой результат и объявят. Это было началом торга, и Иса бей ответил, что будущее сотрудничество новой власти с главой Гянджи будет зависеть от результатов голосования во втором по величине городе Азербайджана. Понявший намек Сабухи Абдинов отметил, что среди населения заметно некоторое воодушевление в отношении кандидата НФА. После разговора главы города с главой государства, эсдек сказал Абдинову, что полагаться на сохранение своей должности при власти НФА ему не следует, сразу после победы Эльчибея его снимут. Сабухи провел выборы так, как хотела новая власть, обеспечил “победу” Эльчибея, но его вскоре сняли, назначив на его место фронтиста, доцента Муршуда Мамедова.
Непосредственно после переворота, помятуя о страстном желании фронтистской толпы расправиться с “братьями Ализаде”, я и Араз вылетели в Москву. Фронтисты искали нас, естественно, не нашли, арестовали моего сына-студента, который никогда политикой не интересовался. Моей матери удалось вырвать любимого внука из лап МВД. Когда через неделю я вернулся в Баку, страсти улеглись, жажда мести сменилась жаждой должностей. Фронтисты были заняты дележом власти, на время они забыли о своем бывшем соратнике и самом жестком критике.
АСДГ там, где у нее имелись возможности, организовала наблюдение за ходом выборов. Накануне дня голосования 7 июня Тамерлан Караев и Этибар Мамедов сняли свои кандидатуры, так что в президенты баллотировались пять кандидатов. Низами Сулейманов вдохновенно врал, делал блестящие популистские заявления, которые как магнит притягивали бесхитростный народ. НФА нечего было противопоставить ему, кроме административного ресурса.
7-го июня я был наблюдателем на своем традиционном участке. Голосование прошло без нарушений. Большинство избирателей нашего участка были ученые Академии, преподаватели различных вузов, чиновники. Абульфаз Алиев набрал 396, Низами Сулейманов 250, Ягуб Мамедов 50, Ильяс Исмайлов 25, Рафик Турабханоглу 5 голосов. Я напечатал в своей газете статью с кратким анализом выборов, где написал, что “Абульфаз Алиев – легитимный президент Азербайджанской Республики”.
НФА пришел к власти ценой потери Карабаха. История несколько раз ставила перед лидерами Фронта выбор: Карабах или власть. Из этих двух альтернатив лидеры Фронта неизменно выбирали власть. Наблюдая за всем этим, я задавался вопросом: они или дураки, или агенты. Третьего не дано.
назад
I
к оглавлению
I
вперед
18-го февраля 1992-го года Меджлис НФА издал в газете «Азадлыг» решение за подписью председателя Меджлиса НФА Арифа Гаджиева. НФА предлагал Муталлибову добровольно уйти в отставку. Только в этом случае НФА гарантировал ему и его семье безопасность и возможность покинуть страну, если он этого пожелает. В противном случае НФА угрожал применить силу и не остановиться перед кровопролитием. Естественно, НФА, как всегда, вещал от имени азербайджанского народа. Российские солдаты, которых офицеры и сержанты армянской национальности, загодя переведенные в 366-й полк накануне распада СССР, заставляли воевать против мирных азербайджанских граждан, стали дезертировать из полка и просить власти Азербайджана помочь им вернуться в Россию. По их рассказам, почти каждую ночь армяне–офицеры и сержанты выводили бронетехнику с закрашенными номерами для обеспечения огневой поддержки действий армянских боевиков, нападавших на азербайджанские села. Российских солдат, отказывавшихся выполнять приказы, жестоко наказывали. Нескольких таких солдат показали по телевидению Баку и обеспечили им безопасный выезд в Москву, где их передали военным органам. Президент Муталлибов, который боялся личных встреч с вечно пьяным и хамоватым Ельциным, вызвал к себе утром 25-го февраля Араза Ализаде и попросил, во-первых, переговорить с прибывшим в Баку генералом Борисом Громовым о разделе имущества бывшей Советской Армии, во-вторых, вылететь в Москву и попросить Ельцина вывести полк карателей из Карабаха. Араз взглянул на большую группу руководителей страны, распивающих чай вокруг большого стола в кабинете президента страны.
- Что эти люди делают здесь? - спросил он Муталлибова.
- А у нас, у друзей, есть традиция вот так, без всякого повода, собираться раз в неделю, посидеть, поговорить о том, о сем за чашкой чая.
- Аяз Ниязович, а вы знаете о решении Меджлиса НФА о вашем свержении?
- Какое решение? Какое свержение? Нет, ничего не знаю. Ильгусейн, будьте добры, подойдите сюда. Вот Араз говорит, что НФА принял решение свергнуть меня. Что вы об этом думаете? И почему я об этом узнаю от Араза?
Старый чекист расплылся в улыбке:
- Беспокоить вас такими пустяками я не счел нужным. Это все блеф, трескотня. Да и половина всех этих ребят, что орут там - мои, работают на меня.
И тут Араза прорвало:
- Аяз Ниязович, все эти ничтожества, которых вы здесь собрали, завтра же вас предадут. Чего вы спите? Вас свергают, а вы спите!
- Араз, кто же меня свергает? - добродушно спросил президент.
- Вас свергает НФА.
- НФА? - иронически переспросил Муталлибов. Потом он демонстративно щелчком сбил с плеча своего пиджака воображаемую пылинку и спокойно добавил - Вот НФА…
Араз переговорил с Борисом Громовым, утряс какие-то вопросы, и, имея на руке мандат от президента Муталлибова, вылетел в Москву. Там по одному ему известному еще со времен демократического движения каналу вышел на президента РФ и встретился с ним в 18.00 вечером 25-го февраля 1992-го года. Араз изложил ситуацию и просьбу Муталлибова. Ельцин хмуро его выслушал, позвонил министру обороны маршалу Шапошникову и спросил его, правда ли, что российские солдаты вместе с армянскими боевиками сжигают азербайджанские села в Карабахе, убивают мирных граждан? Шапошников ответил, что все это - ложь и клевета. Тогда Араз попросил Ельцина перепроверить информацию у председателя КГБ генерала Баранникова, который до того работал заместителем министра внутренних дел Азербайджана. Тот подтвердил, что все сказанное Аразом правда, что есть дезертиры из полка, которые выступали по республиканскому телевидению. Ельцин выслушал Баранникова и сердито сказал:
- Ну, Араз Борисович (отца нашего звали Мубариз), езжайте к Шапошникову, там разбирайтесь с ним, что делать. А приказ о выводе полка я ему сейчас отдам.
Радостный Араз помчался в Министерство обороны. Маршал Шапошников немедленно его принял и предложил, чтобы… Муталлибов ему позвонил.
- Товарищ маршал, у вас под рукой спецсвязь, стоит вам только нажать кнопку, как вы будете говорить с президентом Азербайджана.
- Нет, пусть он мне позвонит.
- Разрешите воспользоваться вашей спецсвязью?
- Пожалуйста.
Араз позвонил из кабинета министра обороны РФ президенту Азербайджана и попросил того позвонить министру обороны РФ. Положил трубку. Через полминуты раздался звонок. Маршал взял трубку, после традиционных вступительных фраз спросил, какое окончательное решение будет президента Азербайджана по вопросу единого командования вооруженных сил СНГ? Муталлибов ответил, что решение - отрицательное.
- Что ж, мне остается только выполнить приказ Ельцина.
Маршал Шапошников положил трубку и сказал Аразу:
- Полк сегодня же получит приказ о выходе из Степанакерта.
Араз уже из аэропорта в Москве позвонил мне и прокричал:
- Победа! Полк завтра начнет свертываться и уходить из Карабаха!
В ту же ночь с 25-го на 26-е февраля 1992-го года армянские боевики при поддержке нескольких единиц бронетехники «неопознанной принадлежности» атаковали и сожгли поселок Ходжалы. Население в 1500 человек частично было зверски убито, частично взято в заложники, частично бежало. Скопившиеся в Агдаме несколько тысяч вооруженных людей под командованием министра обороны Тахира Алиева и «полководца» из НФА Фахмина Гаджиева на подмогу окруженному Ходжалы так и не сдвинулись с места.
Паралич власти был налицо. Силовые структуры из-за саботажа и подрывных действий НФА и слабоволия президента практически бездействовали. Президенту даже информацию из МВД передавали неверную, якобы в Ходжалы погибло несколько человек. Он подвергся уничтожающей критике со стороны оппозиции за «сокрытие правды от народа», хотя несчастный президент был в изоляции из-за некомпетентности своего ближайшего окружения и отсутствия единой управляющей и направляющей воли в государстве. Вернее, такая сила была, но она была деструктивной и планомерно разрушала Азербайджан.
Член бюро АСДГ Арзу Абдуллаева занималась размещением немногих оставшихся в живых жителей Ходжалы в пансионатах вокруг Баку. Я писал аналитическую статью с предсказанием еще больших бед. Араз метался между партией и президентским аппаратом, пытаясь привести в чувство Муталлибова, который явно находился в отрыве от реальности.
2-го марта 1992-го года Азербайджанскую Республику приняли в ООН. Это стало следствием подписания Муталлибовым Договора об СНГ. Грузия Звиада Гамсахурдия, не подписавшая договор о вступлении в СНГ, была принята в ООН только после того, как при Шеварнадзе также вошла в СНГ. Такие элементарные процедуры трудно было объяснить нашим националистам. Они спешно прорабатывали сценарий свержения Муталлибова.
5-го марта была созвана сессия ВС Азербайджана с целью избрания нового председателя взамен заболевшей Эльмиры Кафаровой. При обсуждении повестки Демблок настоял, чтобы сессия транслировалась в живом эфире на всю республику. Затем по их же настоянию в повестку дня включили обсуждение вопроса Ходжалы. Кто рекомендовал Муталлибову кандидатуру на пост председателя ВС АР ректора Азербайджанского медицинского института (АМИ), доктора медицинских наук Ягуба Мамедова, мне не известно. После своего беспроблемного избрания новый председатель сразу же повел игру, которую я понял сразу: ректор метит в президенты. Однако профессор явно не понимал сложности ситуации в стране, он хотел использовать ВС как большой ученый совет АМИ, чтобы стать «ректором Азербайджана». Однако на сцене действовали иные силы, которых новый председатель не смог учесть. Он начал скрытно играть против Муталлибова. По настоянию Демблока ВС решил разрешить демонстрацию видеоленты, отснятой тележурналистом Чингизом Мустафаевым после трагедии в Ходжалы. Расчет оказался убийственно точным: страшные, душераздирающие кадры скальпированных и намеренно обезображенных мужчин и женщин, убитых младенцев, трупы, разбросанные на большой площади в холмистой местности, рыдающие мужчины, собирающие трупы…
Шок пережили не только депутаты ВС, но и весь Азербайджан. Во всем мире действует запрет на демонстрацию ужасных съемок итогов террора, но фронтисты были далеки от понимания любых правил культурного мира. Азербайджанское общество буквально впало в оцепенение. Результатом показа этих кадров стало, во-первых, всеобщее презрение и ненависть к Муталлибову, как высшему должностному лицу государства, несущему ответственность за безопасность и жизнь граждан, что как бы морально оправдывало требования фронтистов о его отставке. Во-вторых, демонстрация кадров массового уничтожения жителей Ходжалы по государственному телевидению Азербайджана обеспечила максимальную реализацию цели армянских террористов: население впало в глубокую депрессию и шок, страх перед «армянами» обуял души. Вот почему, чтобы население массово покидало села и города, достаточно было распространить слух о том, что «армяне идут». Страх охватывал всех, население и даже офицеры и солдаты в панике бежали, даже не пытаясь сопротивляться. Но тогда, 5-го марта, реализуя последний этап своего плана по свержению Муталлибова, лидеры НФА о подобных последствиях даже и не думали.
Араз провел в зал заседаний ВС всех членов бюро ЦК АСДГ. Сидя в конце зала, на возвышении, как в амфитеатре цирка, я наблюдал слаженную работу сплотившихся в единую команду противников Муталлибова. Сразу же после показа страшных сцен убитых жителей Ходжалы, начали один за другим выступать лидеры «народного» движения». Каждый из них обвинял в трагедии президента и требовал его отставки. Большинство номенклатурных депутатов, под впечатлением от увиденного, совершенно оробели. Президент Муталлибов был, выражаясь боксерским термином, в состоянии «грогги», т.е. поплыл. Он никого не обвинял, хотя был вправе сделать это: ни саботировавших его усилия премьер-министра, ни занявшего сепаратистскую позицию Гейдара Алиева, ни внешние силы, поддерживающие армянских сепаратистов, ни, наконец, подрывающего устои государства НФА. Он вновь пытался умиротворить фронтистов, готов был поделиться с ними частью своих полномочий. Видимо, с его подачи Араз вновь предложил создать коалиционное правительство, наделенное правом исполнять значительную часть президентских полномочий. Фронтисты с порога отвергли это предложение. Араз предложил передать в Верховный Суд вопрос об ответственности президента и вынести решение о его импичменте только после вердикта Верховного Суда. Фронтисты отвергли и это. Почуяв, что цель в пределах досягаемости, они спешили добить президента. Когда дело касалось власти, лидеры НФА готовы были пренебречь не только правом, но и всем остальным на свете.
В первый короткий перерыв я подошел к фронтистам Тофигу Гасымову, Арифу Гаджиеву, Панаху Гусейнову и Ахмеду Оруджеву. «Почему вы не принимаете предложение Муталлибова о коалиции?» - спросил я. Ахмед Оруджев ответил: «Твой брат - шизофреник». «Что ж, история покажет, кто на самом деле сошел с ума» - ответил я спокойно.
Отмечу, что потом, когда подтвердилась правота эсдеков, я ни разу не напомнил провинциальному политикану о его самомнении, которое так дорого обошлось народу. Ахмед Оруджев год пробыл заместителем главы исполнительной власти Наримановского района Баку, после чего стал зарабатывать на жизнь репетиторством, как учитель математики. Хотя не раз требовал от национал-демократов сплотиться вокруг него, как кандидата в президенты, что с издевкой отвергалось.
Муталлибов, после отказа министра внутренних дел подчиниться его приказу, просил Ягуба Мамедова поставить на голосование вопрос о применении силы, чтобы снять осаду здания ВС. Новый спикер отказывался, угрожал отставкой, и Муталлибов в очередной раз отступал. НФА мобилизовал около двух тысяч сторонников, окружил здание ВС и никого из находящихся в здании не выпускал. Глава исполнительной власти Баку, бывший директор завода холодильников и друг Муталлибова Руфат Агаев сообщил, что некие силы готовят в Баку погром русских, и он должен уйти, чтобы предотвратить беду.
«Нам только русского погрома не хватает…» - простонал Муталлибов. После этого Руфат Агаев, ведомый Рагимом Газиевым, прошел сквозь фронтистский кордон и исчез. «Крысы начали убегать» - с горечью подумал я. Вернулся со второго этажа Араз, куда поднялся почувствовавший недомогание президент, и сообщил, что того упрашивают подать в отставку два народных писателя. «А это - люди премьера, расчищают место для своего благодетеля» - подумал я. Араз ушел, через некоторое время возвратился и сообщил, что теперь Муталлибова уговаривает подать в отставку Шейх-уль-ислам Аллахшукюр Пашазаде. «А это старые советские спецслужбы работают» - подумал я.
Араз от имени президента позвонил и вызвал войска, которые остановились совсем рядом в ожидании приказа очистить площадь. Из окружения Муталлибова эту информацию сразу же донесли националистам. Этибар Мамедов в бешенстве вбежал на трибуну и начал кричать, что если Муталлибов не уберет войска, прольется кровь. Муталлибов приказал войскам вернуться в казармы, из чего следует, что он боялся пролития крови, а Этибар Мамедов - нет. Еще раз повторились уроки 20-го января: для лидеров НФА нет ничего святого, кровь людская для них что водица, и они никогда не остановятся перед кровопролитием ради достижения власти.
Я вышел в фойе и сквозь огромные стеклянные окна посмотрел на беснующуюся толпу. Много непотребного вида особей женского пола. Прочитал надпись на плакате в руках одной из них: «Смерть братьям Ализаде!»
Что ж, знакомый лозунг. Рядом со мной стоит знаменитый геолог-нефтяник, Герой Социалистического Труда, первооткрыватель тюменской нефти Фарман Салманов. Женщины-фронтистки ругают его матом, одна из них поднимает подол и делает похабный жест. Фарман Салманов в ярости, ругает ее и уходит обратно в зал.
Растерянные депутаты прогуливаются по залу, по фойе. Я подошел к выжидающему спикеру Ягубу Мамедову и попросил его дать мне слово, благо депутатам нечего было делать.
- Для чего тебе это надо? - подозрительно спросил Ягуб Мамедов.
- Я расскажу им про то страшное будущее, которое неизбежно наступит, если НФА удастся свалить Муталлибова.
Ягуб Мамедов явно испугался и отказал мне:
- Ты не член парламента, и я не имею права давать тебе слово.
НФА продолжал давить на президента, премьер-министр Гасанов, не скрывая радости, многозначительно молчал. Ягуб Мамедов вновь в ответ на просьбу Муталлибова поставить перед депутатами вопрос о снятии блокады угрожал отставкой. Депутаты были абсолютно безвольны и ожидали указаний своего пастыря-Муталлибова. Президенту стало плохо, его давление начало скакать. Приехали медики, сделали ему инъекцию. Он еще мог вызвать особый отряд КГБ, сотни бойцов хватило бы, чтобы разогнать оставшихся на ночь 300-350 человек. Но Муталлибов панически боялся взять на себя ответственность за решение о применении силы и возможное кровопролитие. Ягуб Мамедов также «боялся» этой ответственности. Только лидеры НФА не боялись ничего, и, как показали дальнейшие события, это вообще не было проблемой для Гейдара Алиева.
Араз возвратился к нам усталый и разочарованный: Муталлибов почти сломлен, отказывается применить силу, отказывается обратиться к депутатам и лично возглавить их прорыв сквозь окруживших ВС фронтистов, отказывается выйти к толпе в одиночку, которая, по мнению Араза, хотя и грозится убить Муталлибова, сделать это в действительности не посмеет. Наконец, Араз сообщил, что Муталлибов из-за угрозы Рагима Газиева оставить Шушу без защиты сломался и сказал, что скоро выйдет к депутатам и объявит о своей отставке. Вот как описывает эти события американский журналист и писатель Томас Гольц в своей книге «Азербайджанский дневник»:
«Основным вопросом утренней повестки было найти козла отпущения. В данном случае, это была коза: председатель парламента Эльмира Кафарова. Как только сессия началась, она попросила об отставке по состоянию здоровья, каковая тотчас была принята палатой. Но Эльмира не выглядела больной, и потеря поста вовсе не потрясла ее. В перерывах заседаний она улыбалась и смеялась с коллегами, как если бы ничего не случилось. По всему виду Кафаровой можно было судить, что, по сути, это было планом игры: сегодня отставка – завтра возвращение. И по основательным причинам. Она была вынуждена подать в отставку в сентябре 1991 года из-за массовых общественных протестов и негодования по поводу ее замечаний, к несчастью, транслированных в прямом эфире ТВ, что в оппозиции нет никого, кроме наркоманов и пьяниц. После того, как шум из-за неудачно выбранных слов стих, она вернулась на свой пост.
Новым – и видимо, временным – председателем стал ректор медицинского факультета Бакинского Университета доктор «Доллар-Ягуб» Мамедов. Закадычный друг Муталлибова, Доллар Мамедов обязан своим прозвищем снижению стандартов приема в университет за взятку. Признавалось, что он как бы стоял в стороне до окончания кризиса и позволил бы бизнесу продолжаться, как и раньше – в трясине. Ходжалы, кажется, был забыт.
Или почти. В придачу к горсти депутатов Народного фронта, скооперировавшихся в Демократический блок, там был удивительный гость: мэр Ходжалы Эльман Мамедов. Мы встречались раньше в сентябре, и я помнил Эльмана, как энергичного человека. Но сейчас он был в состоянии шока, не способным осознать, что 30 членов его семьи погибли, в то время как он выжил в смертельном беге через горы. Он был приглашен для обращения к парламенту. Но Эльман хотел еще чего-то.
- Фильм, - сказал он. – Они не хотят показать фильм.
- Что за фильм? – спросил я, но тут же понял.
Чингиз Мустафаев, известный полевой репортер, заставил, чтобы его взяли на борт военного вертолета, который пролетал над зоной убийств, и снял тела, разбросанные в неглубокой лощине. Это и был фильм, который хотел показать депутатам мэр Мамедов как открытие всех завес для общей дискуссии о трагедии. Но это побуждение было подавлено на основе процедурных норм.
Однако слово фильм (как и все, что происходило) просочилось из парламента и толпа протестующих стала расти.
- Покажите фильм! Покажите фильм! – кричала толпа, и крики были слышны даже сквозь толстые стены и тонированные стекла парламента.
Может, это была предварительная уступка Доллар-Ягуба оппозиции для установления рабочих отношений? Может, это был просто прогиб под давлением, или попытка ублажить всех? Может, он хотел отложить как можно дальше оставшуюся часть повестки: статус президентства, статус Национального Совета, статус армии, статус беженцев? Может, он действительно хотел сам посмотреть фильм. Кто знает? Но когда депутаты вернулись в зал после перерыва на ланч, и оппозиция вновь потребовала показать фильм, Председатель Доллар-Ягуб Мамедов согласился.
Свет померк и четыре монитора, показывающих результаты голосований, стали работать, показывая видеопленку. Прошли первые кадры и следующие 10 минут изменили историю страны. Камера Мустафаева, снимающая из люка вертолета, выхватывала множество объектов внизу на земле. Трудно было сказать точно, что за объекты были внизу. Неразличимая беседа была смешана со звуком двигателя. Затем вертолет приземлился, дверь открылась, и сквозь рев двигателя вертолета был слышен страшный крик Чингиза Мустафаева.
- О, Боже, - сказал он, когда объектив сфокусировался на объектах, которые мы видели с вертолета. - О, Боже! О, Боже! О, Боже!
Смертельное пробуждение в буквальном смысле. Мертвые тела вернули всех в Карабах. Многие, включая женщин и детей, лежали с руками, поднятыми над головой, как будто они были застрелены после того, как сдались. Другие были обезображены: отрезанные пальцы и глаза, выковыренные ножом. Некоторые были несомненно скальпированы. Все еще рыдающий Чингиз имел достаточно сил, чтобы сделать панорамную съемку горизонта с холмиками и комками, которые когда-то были живыми существами. Они были такими же безжизненными, как их трогательное имущество, среди которого они лежали. Чингиз сделал еще несколько крупных планов и затем несколько кадров азербайджанцев в состоянии истерики, грузящих обезображенные тела в вертолет.
Затем фильм закончился, но началась реакция на фильм: стоны, вздохи и шепот вскипали в зале, как если бы масштаб события проникала в непробиваемые черепа лицемерных депутатов. Они рыдали, охваченные ужасом от страшной и мощной ленты с обезображенными, разлагающимися телами на поле убийства. Что-то большое было сломано, и не было возврата назад. Эльмира Кафарова могла думать о своей отставке, как о временной раньше, но не сейчас. Необходимы были новые козлы отпущения и головы должны были слететь с плеч.
- Истефа (отставка)! – нараспев кричала толпа снаружи. – Истефа!
После перерыва Аяз Муталлибов попросил слова. Выглядел он плохо. Глаза были опухшими, а его уложенная феном прическа – взъерошена. Он сказал, что в последние дни недосыпал, но выглядел он как человек, после пятидневного запоя. Он не выглядел и не вел себя как президент. И когда он оказался на трибуне, он не говорил как президент.
Несколько важных моментов стали ясны из его длинного монолога. Как бы то ни было, несмотря на последствия неудачного переворота 19 августа в Москве, Россия стала новым заменителем центра. Это та самая Россия, которая проводила проармянскую политику, потому что Азербайджан не ратифицировал ни экономические, ни политические договоры СНГ. Азербайджан может потерять Карабах, если не подпишет теперь подготовленный договор об унификации командования для войск СНГ и не интегрирует свою зарождающуюся армию в эти командные структуры. Местные силы надо ограничить, как национальную гвардию, подчиняющуюся президентской власти. Муталлибов едва упомянул Ходжалы. И в свете растущих доказательств, что части Советских/СНГ сил участвовали в бойне, его предложение, что Азербайджану следует вступить в альянс с убийцами, было ненормальным. Даже лояльные депутаты сидели, убийственно молча. Аяз потерял рассудок.
Шестью месяцами позже из своего московского изгнания Муталибов реабилитировал русских и армян, заявив, что реальными преступниками бойни в Ходжалы были ополченцы, связанные с Народным Фронтом. Не удивительно, что это утверждение нашло широкое отражение в армянской прессе.
Первым, кто попросил слово после речи Муталлибова, был Рагим Газиев, прохромавший к микрофону в камуфляжной одежде и с пистолетом на боку. Он только приехал из Шуши, которую, как он верил, сумеет спасти от судьбы Ходжалы. В речи Муталлибова нет ничего, что хотя бы косвенно имело отношение к существующей ситуации, сказал Рагим. Ни один преступник не был назван. И для будущего армии необходима всеобщая мобилизация, а не массовая демобилизация. Другие оппозиционные депутаты проследовали за Газиевым к микрофону и все обыгрывали вариации по главной теме: Муталлибов должен уйти. Искендер Гамидов напомнил палате, что Муталлибов пришел к власти в результате кровавой бани в январе 1990 года и был назначен главой Коммунистической партии Азербайджана Москвой для осуществления ее программы. Он несет персональную ответственность за Ходжалы, и ему следует уйти в отставку… Тофик Гасымов обвинил Муталлибова в нарушении Конституции и помехах строительству Национальной Армии Азербайджана. Депутатам, напомнил он собравшимся, был роздан Закон о вооруженных силах и Закон о защите границ. Следовательно, Муталлибов должен быть подвергнут импичменту в соответствие со статьей 121/7 основного закона страны… Этибар Мамедов пошел дальше, назвав Муталлибова предателем даже за предположение, чтобы Азербайджан присоединился к объединенным силам, которые совсем недавно вырезали граждан Азербайджана. От имени Демократического блока он затем озвучил проект резолюции, требующей ухода Муталлибова и призвал палату голосовать.
«Доллар»-Ягуб помешал развитию этих настроений и объявил перерыв. Протесты депутатов Демократического блока ни к чему не привели. Получившие отсрочку лицемерные депутаты вышли в вестибюль покурить и там они обнаружили, приведший их в смущение факт: парламент был окружен тысячами людей и шум протестующих потрясли войска – а именно члены Ассоциации прав женщин Азербайджана, ведомые страшной Ханым Халиловой, были буквально припечатаны к окнам фойе. Истефа! Истефа! – нараспев кричали женщины, ударяя кулаками в стекло. Затем два листа треснули, а после были разбиты и осколки стекла были разбросаны по всему вестибюлю. Истефа! Истефа! – ревели матроны, теперь уже без стеклянной преграды, уменьшающей их крик. Азербайджанские амазонки были устрашающими – и лицемерные депутаты побежали, спасая свою жизнь, обратно в зал, с преследующими их по пятам женщинами. Депутаты от Народного Фронта быстро вмешались, до того, как началось линчевание, и одержали победу над толпой, вернув ее на уличное пикетирование.
А в палате дебаты о судьбе Муталлибова продолжились. Оппозиция еще раз озвучила свое требование об его немедленной отставке, а правительство продолжало блокировать это требование. Когда наступила ночь, Муталлибова уговорили еще раз появиться и озвучить его отношение к призывам об отставке. Его неубедительные замечания только подпитали размышления о том, что президент неуравновешен: извиняясь за прошедшие ошибки, Муталлибов обещал по-новому распределить посты в Кабинете министров и включить в него несколько представителей оппозиции на ключевых должностях. В следующей фразе он угрожал применением суровых мер. Призыв был подхвачен с очень странной стороны: Аразом Ализаде, главой Социал-Демократической партии Азербайджана и номинальным членом некоммунистического Демократического блока. Он призвал Муталлибова объявить чрезвычайное положение, запретить деятельность политических партий и заморозить деятельность парламента на 6 месяцев. Все это казалось сговором. Российские войска занимали позицию за парламентом, ожидая приказа об атаке на граждан, собравшихся перед парламентом.
Это предложение вызвало ярость оппозиционных депутатов, которые теперь объединились с большим количеством депутатов от бывшей Коммунистической партии в протестах против любого вмешательства. Обнаружив свое имя на требовании о вмешательстве, Доллар-Ягуб Мамедов объявил, что в помещении есть фальсификатор, и немедленно подал в отставку, требуя возвращения советских войск в свои казармы. Он был председателем парламента уже 12 часов. Измученная и попавшая в тупик сессия была остановлена в 2 часа ночи. Большинство депутатов спали в своих креслах, потому что парламент оставался окруженным протестующими, которые отказывались идти домой, несмотря на мороз раннего марта.
Русские солдаты ночью исчезли, и Доллар Мамедов назначил продолжение заседания на раннее утро пятницы. Его «отставка» днем раньше из-за гнева по поводу фальсификации его имени в просьбе о вмешательстве России не была поставлена на голосование, так что он все еще был законным председателем парламента. Как только был установлен кворум внутри, неофициальные делегаты, которые провели ночь на ступенях снаружи, начали свою собственную сессию. Их интересовало только одно, и они выражали свое желание в ультимативной форме: президент к полудню должен уйти в отставку, или они начнут штурм здания.
Послание было передано Муталлибову, и он сказал, что ему нужно время для обдумывания ситуации. Время перевалило за полдень. Срок ультиматума был перенесен на 14 часов. Прошло и это время, но все еще не было официального сообщения о планах Муталлибова. Тогда толпа послала другой ультиматум. Чтобы серьезность угрозы была воспринята полностью, было вдребезги разбито еще одно окно. На этот раз это было то самое окно, на котором заменили стекло прошлой ночью. Еще раз депутаты от Демократического блока умоляли толпу проявить терпение. Как сообщалось, президент чувствовал себя плохо из-за высокого давления и не мог вернуться в палату для работы над условиями своей отставки.
Тогда Ханым Халилова, поддерживаемая своими воинственными матронами, начала свою атаку. Пристыдив охранников из местного КГБ, которые пытались не допустить ее в коридоры парламента, она сумела создать брешь и азербайджанские амазонки заполнили вестибюль. Атака на внутренние помещения все же была ее собственной инициативой.
- В отставку, червяк, - ревела Ханым, пробиваясь сквозь последнюю линию защиты и проникая во внутренние помещения, в поисках Муталлибова для того, чтобы свернуть ему шею. «Ты часами изображал больного, черт бы тебя побрал! Подай в отставку и уходи!» Все же ее выволокли из здания, прежде, чем она сумела добраться до своей цели. Она вернулась к пикетирующим на ступенях под аплодисменты протестующих. Изнуренные и павшие духом депутаты могли только представлять, что произойдет потом. Затем внезапно возникло какое-то движение за столом стенографистов. Дверь распахнулась и из рабочих кабинетов парламента появилась цепочка политических персоналий, ведомая премьер-министром Гасаном Гасановым. В середине был похожий на привидение бледный Муталлибов, шагающий, как приговоренный человек. Он споткнулся у трибуны и посмотрел на микрофон, как если бы это была роковая гильотина. Затем он заговорил, попросив тишины. Это было в 6 часов вечера.
- Были совершены ошибки и народ требует, чтобы я ушел, - сказал он дрожащими губами. – Таким образом, я прошу высокое собрание принять мою отставку. Аяз Нияз оглу Муталлибов ушел в историю «навсегда», став первым неокоммунистическим лидером постсоветского периода, который покинул свой пост. За свою службу нации он получил 10 тысяч рублей ежемесячной пенсии. В то время это составляло примерно 100 долларов, через год эта сумма была равна 20 долларам, а еще через год 5 долларам. Эта пенсия может показаться маленькой, но она была в 2 раза большей, чем та, которая была назначена Михаилу Горбачеву, когда тот подал в отставку с поста президента СССР. В придачу к этому Муталлибов получил загородную дачу, 10 человек охраны и автомобиль. Самое важное то, что он получил иммунитет от судебного преследования – пункт, который будет не давать покоя многим людям, так наслаждающимися его уходом.»
***************
Именно этот труд американского журналиста является основным источником информации для западных граждан, приезжающих в Азербайджан.
Толпа готовилась линчевать братьев Ализаде. Араз позвонил двоюродным братьям, и они пришли к ВС. Муталлибов объявил о своей отставке. Лидеры НФА начали торжествовать, хвалить экс-президента. Рагим Газиев сказал, что такой человек, как Муталлибов, достоин быть президентом не Азербайджана, а Швейцарии. Муталлибова похвалил и Ариф Гаджиев, полмесяца назад, еще до Ходжалинской трагедии подписавший решение Меджлиса НФА о его свержении. Муталлибов в окружении охранников ушел по коридору, образованному улюлюкающей толпой. Вслед за ним по этому же живому коридору вышли и мы. Толпа злобствовала, но вид зажатой в руке двоюродного брата гранаты с выдернутой чекой удержала ее от нападения на «братьев Ализаде».
Вчерашний ректор АМИ, профессор Ягуб Мамедов стал не только председателем Верховного Совета, но и исполняющим обязанности президента Азербайджанской Республики. Номенклатура перешла, как ему казалось, под его управление, и он намеревался этот административный ресурс использовать для своего избрания президентом.
Фронтисты продолжили готовить следующий этап штурма вершины власти. Оппозиционные газеты немедленно начали поливать Ягуба Мамедова. Его называли не иначе, как «Доллар Ягуб», намекая на то, что, будучи ректором, он брал взятки только в валюте США, и потому получил от студентов такую кличку. ВС принял решение провести выборы президента республики 7-го июня, через 3 месяца после отставки Муталлибова.
Первое время после отставки Муталлибова было видно, что Эльчибей искренне не хочет выдвигаться кандидатом в президенты. Выступая на одном из заседаний в ВС, он в сердцах бросил в зал: «знаю я вас, сейчас с гиканьем посадите в кресло, а через год с гиканьем же сбросите». Но, зная, что НФА руководит Эльчибей (во всяком случае, в то время о закулисной роли Гейдара Алиева никто, кроме меня, гласно не говорил) трудно было предположить, что он и его ближайшее окружение не делали простого логического расчета.
Итак, был президент Муталлибов, все время предлагавший НФА коалицию. НФА его сверг. Кто мог стать его преемником? Логично предположение, что НФА совершил государственный переворот с целью усадить на место Муталлибова своего лидера Эльчибея. Но Эльчибей этому ожесточенно сопротивлялся и, защищая свою позицию, даже допустил элемент издевательства над самим собой: «…с гиканьем посадите, … с гиканьем скинете». Предположим, что Эльчибей искренне не стремился стать президентом. Тогда останутся три известных всем претендента на этот пост: премьер-министр Гасан Гасанов, спикер Ягуб Мамедов и Гейдар Алиев. В НФА к тому времени, в отличие от января 1990-го года, почти не осталось сторонников Гасана Гасанова. Ягуб Мамедов не входил в число политиков, кого НФА хотел бы видеть во главе страны. Остается Гейдар Алиев, которому Эльчибей и часть фронтистских лидеров просто поклонялись.
Вот рассказ Лалы Шовкет Гаджиевой, бывшей некоторое время госсекретарем при Гейдаре Алиеве: «Спустя какое-то время после свержения Муталлибова мне позвонил Гейдар Алиев из Нахчывана и сообщил, что, по имеющейся у него информации, Эльчибей собирается выдвигаться в президенты. Я вызвала к себе Эльчибея и спросила, правда ли это? Эльчибей поклялся, что он никогда не выдвинется кандидатом в президенты, что место это принадлежит Гейдару Алиеву. Когда я передала его слова Гейдару Алиеву, тот не поверил и сказал, что его информатор в НФА заслуживает полного доверия».
Как бы то ни было, Меджлис НФА, вопреки сопротивлению Эльчибея, выдвинул его кандидатуру в президенты страны. На Меджлисе Ариф Гаджиев сказал фразу, которую фронтистские газеты превратили в слоган: «Эльчибей должен выдвинуться, Эльчибей обязан выиграть».
Кроме Эльчибея были выдвинуты кандидатуры члена-корреспондента АН Азербайджана Низами Сулейманова, первого заместителя председателя Верховного Совета Тамерлана Гараева, Ягуба Мамедова, Этибара Мамедова, никому не известного поклонника тюркизма Рафика Турабханоглу и председателя АСДГ Араза Ализаде. Муталлибов пригласил Араза к себе на дачу и сказал, что он и его сторонники ставят на Араза, что они помогут деньгами, пришлют 12 миллионов рублей на нужды избирательной кампании. Что касается сбора подписей, то этим займутся верные ему главы исполнительной власти районов. Араз был в эйфории, разослал подписные листы некоторым главам районов и стал дожидаться обещанной финансовой помощи.
Муталлибов не только не помог, более того, на заседании Центральной Избирательной Комиссии, на котором рассматривались документы кандидата от АСДГ, представитель промуталлибовского общества «Товбе» потребовал признать подписные листы Араза Ализаде недействительными, что с удовольствием было поддержано представителем НФА. Когда на митинге НФА на площади «Азадлыг» объявили о решении ЦИК отказать в регистрации кандидатуры Араза Ализаде, площадь зааплодировала. Было ясно, что после Ходжалы в Карабахе единственным опорным пунктом Азербайджана остается Шуша. Все внимание страны должно было быть направлено на защиту Шуши. Но… все политические силы были вовлечены в борьбу за пост президента республики, что автоматически означало контроль над бюджетом и доходами от нефти. В самой Шуше шла драчка за пост главы исполнительной власти района. Не было дня, чтобы кого-то не убили, город не обстреляли. Из Шуши также обстреливали Степанакерт. В условиях анархии и неподконтрольности командиров вооруженных отрядов гражданской власти, все попытки двух сторон и международных посредников договориться о прекращении огня срывались капризом и волей какого-то командира. Шушинский журналист Керим Керимли рассказал про случай, когда Рагим Газиев по просьбе съемочной группы тележурналистов Вахида Нахыша и Миршахина Агаева, только с целью «снять картинку», приказал открыть из «Градов» огонь по Степанакерту в условиях договоренности сторон о прекращении огня.
Гейдар Алиев старался сделать все, чтобы занять вакантный пост главы страны. Но его главная ударная сила - НФА - усилиями некоторых лидеров Фронта, стремящихся к властному Олимпу, вышла из повиновения Эльчибея и уже не подчинялась его воле. Более того, кувалда, которой он бил и свергал Везирова и Муталлибова, обрела некую самостоятельность и была готова действовать против него самого. Его сторонники в Баку, без ведомых НФА людей, были жалкой горсткой, с которой никто не считался. Вот почему в период избирательной кампании между мартом и июнем 1992-го года Гейдар Алиев не смог вмешаться в борьбу претендентов. Фронтисты и Ягуб Мамедов сохранили в силе пункт закона о выборах президента, по которому гражданин в возрасте выше 65 лет не имел права выдвигаться кандидатом в президенты Азербайджана. Этот пункт был введен Муталлибовым специально против Гейдара Алиева, и этот же пункт позволил Ягубу Мамедову и фронтистам не допустить самого опасного их соперника к участию в выборах.
Очень скоро Ягуб Мамедов понял, что он не в силах полностью контролировать ситуацию. Фронтисты де-факто захватывали власть в районах, подчиняли себе глав исполнительной власти. Хотя в НФА до мартовского переворота по списку оставалось семь тысяч членов, из которых активистами были всего тысяча, вновь открывшиеся перспективы привели к тому, что очень многие бывшие фронтисты вернулись в ряды организации, усилился приток и новых людей. Искендер Гамидов на автобусах со своими сторонниками выехал в Шемахинский район и там угрозами и избиениями запугал и усмирил протестующих земляков свергнутого президента Муталлибова.
НФА с момента независимости Азербайджана начал проводить чисто ленинскую политику, обозначенную в решениях Циммервальдской конференции: от поражения в империалистической войне к победе социалистов в войне гражданской. Только этим можно объяснить саботаж фронтистскими лидерами усилий правительства построить армию, внедрение своих людей в армию и антиправительственную агитацию в ее рядах, неподдельную радость по поводу поражений Азербайджана, преувеличение их масштабов, насаждение в стране методов «вялотекущей гражданской войны».
10-15 вооруженных автоматами фронтистов въезжали в район, насильно собирали районный совет и заменяли председателя районного исполнительного комитета на своего ставленника. Оформленные под дулами автоматов решения направлялись Ягубу Мамедову, который заявлял о своем «беспредельном уважении» к этим решениям. Муталлибов совместно с Ягубом Мамедовым сыграли роль временного правительства, а лидеры НФА - первых большевиков. Но после захвата власти, как это обычно происходит, на авансцену должен был выйти Сталин.
8 апреля армянские террористы напали на село Агдабан Кельбаджарского района, убили 50 человек, в том числе сожгли четырех жителей села. Были взяты в заложники около 100 человек. Получалось, что ситуация в Карабахе начала теперь работать против Ягуба Мамедова.
Ягуб Мамедов вызвал к себе Араза и попросил у него совета: что и как сделать, чтобы стать президентом? Араз ответил, что НФА, несмотря на самомнение его лидеров, не обладает авторитетом в массах и реальной силой, чтобы выиграть выборы. Вот почему они будут требовать передать под их контроль силовые министерства. Муталлибов уже совершил ошибку, когда назначил руководителями силовых министерств ненадежных людей. Ягубу Мамедову не следует повторять ошибок Муталлибова. Ягуб Мамедов поблагодарил Араза и… через несколько дней назначил Рагима Газиева министром обороны, а Тахира Алиева перевел на должность министра внутренних дел. Он ожидал от них благодарности и верности, но взамен получил лишь оскорбления и пренебрежение. Тогда он вновь пригласил Араза к себе и предложил ему стать министром национальной безопасности. «Ты единственный человек в парламенте, который не боится фронтистов, говоришь им правду в лицо и сажаешь их на место». Араз ответил, что «поезд ушел», он совершил ошибку, назначив на пост министра обороны Рагима Газиева, который теперь контролирует сотни вооруженных людей. Пост главы Министерства национальной безопасности предназначен для профессионального чекиста, которым Араз никогда не был. Кроме того, сотня вооруженных офицеров МНБ не способны, как военная сила, противостоять армии и милиции.
Есть только один вариант спасти ситуацию и не допустить продолжения захвата власти национал-большевиками. Ягуб Мамедов должен провести подготовительную работу, собрать ВС, подать в отставку и предложить на свое место человека, который, как он изволил выразиться, не боится фронтистских лидеров, т.е. Араза Ализаде. Тогда выборы пройдут так, что фронтисты не сумеют применить силу. Ягуб Мамедов поблагодарил и сказал, что в этом случае у него нет никаких гарантий, что Араз не использует полномочия в свою пользу.
19-го и 20-го марта несколько сотен нахчыванцев устроили на взлетно-посадочной полосе Бакинского аэропорта Бина демонстрацию и перекрыли ее. Присланные Гейдаром Алиевым на подмогу НФА для свержения Муталлибова земляки хотели попасть домой на Новруз байрам, однако маломестные Як-40 не вмещали всех желающих срочно улететь. Организованная акция нахчыванцев вынудила руководителей авиалинии снять вместительные лайнеры с рейсов на Москву и направить их в Нахчыван. Нахчыванцы, выполнившие свой долг перед Гейдаром Алиевым, смогли отметить праздник в кругу семьи.
При Рагиме Газиеве театр военных действий (ТВД) приобрел тенденцию расширяться. С территории Армении Зангиланский район был атакован дважды: 9-11 апреля села Агкенд, Девели и Газанча, а 24 апреля - повторно села Девели и Газанча. Первое село было захвачено и сожжено, позже отряду национальной армии удалось выбить армянские части из района.
Азербайджан посетил премьер-министр Турции Сулейман Демирель. Все претенденты на пост президента стелились перед ним, будто в советское время на смотрины приехал партийный деятель из Москвы. Не было никаких сомнений, что его симпатии были на стороне страстного поклонника Турции Эльчибея, но события принимали оборот, который вовсе не гарантировал его победу.
По телевидению начались предвыборные выступления кандидатов. Выяснилось, что у Азербайджана есть свой Жириновский. Им оказался Низами Сулейманов. Его популистские выступления, как магнит, притягивали неискушенное население: «Хлеб при мне будет стоить, как в советское время – 30 копеек! Масло и мясо вернутся к прежней стоимости. Масло будет стоить 3 рубля 60 копеек и ни копейкой больше! Армян через 3 месяца заставлю удрать из Карабаха! Я изобрел пушку, которая при выстреле издает такой гром, что никто этого выдержать не может!»
И так далее, в том же духе. Хотя Эльчибей тоже обещал решить проблему Карабаха за 3 месяца весьма простыми средствами: окружаем Карабах своими войсками, армяне начинают слабеть, опускаются на колени и сдаются…». Однако ему не хватало артистизма и уверенности Низами Сулейманова. Вранье Эльчибея выглядело весьма бледным на фоне безудержно буйной фантазии члена-корреспондента Академии, в своих выступлениях возвращавшего слушателей в советское прошлое, ставшее светлым на фоне беспросветного настоящего.
В конце апреля мне позвонил Гаджи Абдул и попросил встретиться. Я пригласил его к себе домой, однако он предпочел встретиться в машине. Поздно ночью я спустился во двор, сел в белую «Волгу» и она поехала к стадиону, рядом с моим домом. В машине Гаджи Абдул спросил мое мнение о шансах на успех, в случае если он поднимет бакинцев на митинги с целью вернуть Аяза Муталлибова во власть. Я ответил, что такое теоретически возможно, но в итоге практически обречено на поражение, потому что Аяз Муталлибов, при всех своих положительных качествах доброго, мягкого и нацеленного на компромисс человека, доказал свою полную несостоятельность как политик, ибо не обладает несколькими важными для этой профессии качествами в переходное время в стране с неустоявшимися правилами игры: у него нет воли и нет умения предвидеть.
Гаджи Абдул выслушал меня, посетовал на бакинцев как на продажных и трусливых людей, и уехал. В начале мая горстка сторонников Гейдара Алиева начала митинг перед зданием ВС в его поддержку. К тому времени площадь перед зданием ВС превратилась в полигон грязной и постыдной борьбы за власть различных группировок. Спустя день на площадь пришли сторонники Муталлибова во главе с Гаджи Абдулом и прогнали сторонников Гейдара Алиева во главе с Муртузом Алескеровым. В Шуше местные авторитеты сместили главу исполнительной власти, «человека Ягуба Мамедова». На это место они выдвинули Низами Бахманова, который выехал в Баку пробивать указ о своем назначении. Рагим Газиев назначил кадрового советского офицера Эльбруса Оруджева комендантом Шуши с заданием организовать оборону города. Географическое расположение Шуши превращало его в неприступную крепость. Однако Оруджев сделал все, чтобы дезорганизовать оборону, морально разложить вооруженные формирования, посеять среди населения панику и сдать город армянским сепаратистам. Придя во власть, Гейдар Алиев присвоил Эльбрусу Оруджеву звание генерал-майора и сделал все, чтобы прикрыть этого офицера от судебного преследования, несмотря на явное пренебрежение им своим воинским долгом.
Партия Национальной независимости Азербайджана, созданная Этибаром Мамедовым, провела митинг в начале мая, собрав в два раза больше людей, чем НФА собирал в это время на свои митинги.
8-го мая 1992-го года Шуша пала. Большая часть гарнизона оставила город без боя, горстка же храбрецов, отчаянно сражавшаяся за город, была уничтожена. Отряды армянских боевиков с опаской входили в оставленный город, не веря в свою удачу. Успех им был обеспечен тем, что в Азербайджане, ставшем объектом агрессии, непрерывно шла грязная драка за власть. В это время министр обороны Рагим Газиев с чемоданом, полным наличности, на самолете министерства обороны курсировал по маршруту Москва-Минск с целью вручить это министру оборону РФ Павлу Грачеву и предотвратить потерю города. Однако найти «Пашку-Мерседеса» ему не удалось. В Баку усилились разговоры о возвращении Муталлибова. 13-го мая я выехал вместе с молодым социал-демократом Ульви Тагировым в Бейлаган для организации местной партийной ячейки. Узнав о моем приезде в район, местный лидер фронтистов, некий Эльдар, вместе с несколькими соратниками вынудили нас покинуть город, при этом Эльдар бей, недавно освобожденный из тюрьмы уголовник, стрелял в нас из пистолета. Он был известен тем, что грабил вагоны, направлявшиеся из России в Армению. Однажды ему удалось ограбить и продать два вагона мяса и вагон автомобильных покрышек. Такой прибыльный патриотизм принес криминальному элементу пост заместителя главы исполнительной власти при Народном Фронте. Возвращаясь в Баку, Ульви и я увидели несколько танков с российскими экипажами, которые направлялись в сторону Карабаха. Через несколько километров на плоской, как стол, равнинной местности мы увидели перевернувшийся танк и сидевшего на нем пьяного солдата.
Мы узнали о том, что Ягуб Мамедов созывает сессию Верховного Совета. К тому времени он практически полностью доказал свою непригодность как руководитель страны. Весть об оккупации Шуши застала его в аэропорту Тегерана, откуда он готовился вылететь в Баку после «успешных» переговоров с президентом Армении Левоном Тер-Петросяном при посредничестве президента Ирана Али Акпера Хашеми-Рафсанджани.
Ягуб Мамедов оказался в отчаянном положении: его игнорировали министры обороны и внутренних дел, а назначенный с одобрения Эльчибея на пост министра национальной безопасности Фахраддин Тахмазов, бывший «куратор мединститута» и бывший начальник 5-го отдела КГБ, который боролся против антисоветчиков, оказался скромным служакой, а не политиком, готовым поддержать амбиции своего благодетеля. Несмотря на то, что Ягуб Мамедов избавился от сильного конкурента, Гасана Гасанова, которого он снял с должности премьер-министра и отправил в Нью-Йорк представителем Азербайджана в ООН, оставшихся претендентов на власть с лихвой хватало, чтобы лишить его уверенности и покоя. С одной стороны армянские сепаратисты захватывали села и города Карабаха, изгоняли азербайджанское население, с другой – лидеры НФА расшатывали основы государства и шаг за шагом захватывали исполнительную власть, с третьей – продолжали митинговать у здания ВС сторонники Аяза Муталлибова и Гейдара Алиева. Он встречался и советовался с экс-президентом Муталлибовым, который заверял его, что российские военные обещали ему, в случае возвращения на пост президента и подписания договора о едином командовании вооруженных сил стран-членов СНГ, поддержку в освобождении Шуши.
Вот почему 14-го мая Ягуб Мамедов созвал внеочередную сессию ВС Азербайджана. Было ясно, что она созывается для восстановления Муталлибова в должности президента. Фронтистские лидеры знали это, знали и об обещании российских военных вернуть Шушу, если Муталлибов подпишет договор о объединенном командовании вооруженных сил СНГ.
В такой ситуации власти Турции предложили лидерам НФА убежище и статус политэмигрантов, согласившись даже на формирование ими правительства в изгнании. Растерянность среди лидеров оппозиции была сильной, по словам Панаха Гусейнова, Этибар Мамедов покинул страну и вылетел в Турцию из-за опасения быть арестованным. Сам Этибар Мамедов утверждал, что его пригласили руководители Турции. Лидеры НФА обсуждали возможность перехода на нелегальное положение в ожидании лучших времен. Ситуацию переломили турецкие разведчики, работавшие с лидерами НФА под личиной дипломатов, ученых и журналистов. Они посоветовали лидерам НФА свергнуть, в случае возвращения, Муталлибова, для чего собрать толпу и захватить центры власти в столице. Уверенность лидеров НФА еще более окрепла после того, как ведущие лица «Объединения Баку и деревень», вобравшего в себя антимуталлибовские силы в столице и окрестных селах, предложили мобилизовать жителей Баку и абшеронских сел и «пойти на Муталлибова». Заведующий забегаловкой «Питихана» близ универмага поселка Маштаги Гаджи Закир Гулиев, известный среди земляков как «Дэли (буйный) Закир», предложил не спрятать оружие, а взять его и пойти на штурм президентского аппарата. Его, сидевшего при советской власти, посадили и при власти НФА, дабы «знал свое место». Но арест и тюрьма при будущей власти были еще впереди, и несколько сот активистов «Объединения Баку и деревень» готовы были, сами того не сознавая, броситься в бой за воцарение алиевского клана в Азербайджане.
На сессии ВС номенклатурное большинство с восторгом проголосовало за восстановление Муталлибова в должности президента. Муталлибов произнес грозную речь, в которой предупредил своих оппонентов о своей готовности прибегнуть к самым жестким мерам. Для меня лично его речь звучала как отрывок из водевиля. Как нам сообщил Араз, Муталибов собирался назначить министром внутренних дел начальника ГАИ республики, а министром обороны - Ага Ахундова, лидера «Гардашлыг». По случаю своего предстоящего назначения на высокий пост министра обороны Ага Ахундов надел в майскую жару норковую шапку-ушанку, как бы в пику Рагиму Газиеву, который щеголял в каракулевой круглой «национальной» папахе. Все это выглядело карикатурно.
Достоверно не известно, что делал Муталлибов после возвращения во власть, однако ходили упорные слухи о том, что он после сессии отправился в поселок Маштаги к своим друзьям отмечать «победу».
Тем временем перед зданием бывшего райкома им. 26 Бакинских комиссаров, занятого НФА под свою штаб-квартиру, собиралась толпа. Сначала несколько сотен людей слушали турецкие марши, которые Панах Гусейнов распорядился крутить для воодушевления масс. К утру разнеслось известие о том, что командир ОМОН-а Ровшан Джавадов объявил о своем решении не выполнять приказ Муталлибова о применении силы для разгона демонстрантов, если таковой поступит. Нахчыванец Гурбан Мамедов, вчерашний политический заключенный, связался по телефону с Гейдаром Алиевым. Разговор транслировался на всю площадь через усилители:
- Гейдар бей, народ собрался идти на штурм Верховного Совета и президентского аппарата в знак протеста против незаконного возвращения Муталлибова. Как вы относитесь к этому?
- Я солидарен с народом и одобряю действия НФА.
- Гейдар бей, народ тревожиться из-за двух обстоятельств. Вмешается ли российская армия, и применит ли Муталлибов силу против народа.
- Азербайджан стал суверенным государством, российские войска не имеют право вмешиваться во внутренние дела нашего государства и не вмешаются. Что касается Муталлибова, то он - трус, и сбежит, как только вы начнете свой марш.
Толпа одобрительно зашумела и зааплодировала. Иса Гамбаров на митинге перед штаб-квартирой НФА объявил, что «НФА объявляет себя защитником Конституции Азербайджана». Практику этой защиты предстояло узнать, и очень скоро, всему народу.
Когда собралось около пяти тысяч человек, все двинулись вперед по ул. Рашида Бейбутова, подбадривая друг друга. Во главе колонны шел БТР с не вполне исправным двигателем, из-за чего на крутых подъемах людям приходилось толкать бронетранспортер руками.
Маршрут, по которому следовала толпа, был умышленно выбран окольным, по ул. Рашида Бейбутова наверх, до ул. Бакиханова, по ней до проспекта Строителей с выходом на проспект Нариманова и по прямой до здания ВС. По пути к толпе присоединялись зеваки. Вскоре численность процессии перевалила за 10 тысяч, и к зданию ВС подошла уже внушительная масса людей. Когда голова колонны с БТР достигла площади перед зданием ВС, сверху, с верхнего этажа гостиницы «Москва», началась сильная стрельба… холостыми пулями. Пол, устланный огромным количеством холостых гильз, заснял и показал зрителям тележурналист Миршахин Агаев. Кому-то надо было создать видимость боя и стрельбы по народу. В панике некий парень попал под злополучный БТР и погиб. Он так и остался единственной, но безымянной жертвой опереточного восстания. Толпа побежала к зданию ВС, ворвалась внутрь, выломала стеклянные двери и окна, нещадно поливая огнем из автоматов стены и потолок здания ВС.
Когда началась стрельба, один из видных деятелей национального движения Искендер Гамидов находился неподалеку от здания МНБ. С ним случился обморок, люди внесли его в приемную МНБ и потребовали лекарства для героического руководителя народного восстания. Беженец из Шуши, журналист Хикмет Сабироглу, находившийся в этот момент рядом с ним, рассказывает: «Когда потерявшего сознание Искендера люди внесли внутрь здания МНБ, я побежал направо и спрятался в Аллее почетного захоронения за высоким надгробным камнем. Оглянувшись, я увидел Фахмина Гаджиева, прятавшегося за каким-то обелиском еще дальше от меня».
Через два часа этот самый Фахмин Гаджиев в милицейской фуражке с красным околышем, появился на экране телевизоров и поставил ультиматум Муталлибову: или он сдает власть, или авиация начинает бомбить президентский дворец. На самом же деле танки российского генерала Суфьяна Беппаева, стоявшие вокруг президентского дворца, и которых так опасались фронтисты, спокойно развернулись и вернулись в свои казармы.
Никаких достоверных сведений о деятельности Муталлибова в эти часы нет. Кроме воспоминаний одного человека: госсоветника по экономике Вахида Ахундова. Увидев, что кроме него и еще одного сотрудника, в огромном здании никого нет, он решил в 15 часов уйти домой. Когда он спустился на первый этаж, в фойе здания со стороны Совмина вошел президент Муталлибов в сопровождении телохранителей. Увидев своего экономсоветника, президент подошел, обнял его и со смехом сказал: «Ну что, Вахид Джумшудович, создали мы революционную ситуацию?»
Смущенный госсоветник невольно тоже обнял президента и почувствовал, что под пиджаком у того надет легкий бронежилет. После этих слов Муталлибов вышел из здания, сел в машину и уехал на военный аэродром, откуда вылетел в Москву. Так что, когда рецидивист Фахмин Гаджиев объявлял ультиматум Муталлибову, того на рабочем посту уже не было. Пример погибшего на своем посту Сальвадора Альенде не вдохновлял никого из политических руководителей Азербайджана.
Я просидел в редакции газеты до часу дня, следя за событиями, затем пешком поднялся к своему дому рядом с парламентом. У памятника Нариманову, когда раздался интенсивный треск автоматных очередей, со двора кособокого домика на улицу выбежала простоволосая, в рваном платье пожилая женщина и начала причитать:
- Убили, убили наших детей…
Когда я подходил ко двору я увидел, как мой сосед Тофиг Гасымов уходит в сторону парламента в сопровождении двух молодых людей в куртках цвета хаки с эмблемой воющего волка на спине.
Эти же события, в том числе участие турецких и американских дипломатов и разведчиков в государственном перевороте описывает несколько под другим углом большой поклонник националистов, уже упомянутый Томас Гольц в своей книге «Азербайджанский дневник»:
«Несколько сотен людей стояли перед штаб-квартирой Народного Фронта, когда мы приехали туда. Но внутри практически никого не было. Из узнаваемых лидеров мы смогли найти только Тофика Гасымова, жилистого члена парламента от Демократического блока, выглядящего, как Альберт Эйнштейн. Он сказал, что руководит группой штаба, которая будет поддерживать связь с «демократическими» силами внешнего мира до штурма здания. Он почувствовал огромное облегчение, увидев Филиппа и Мехмета Али, поскольку они были представителями упомянутых «демократических сил», с которыми он думал установить контакт, а телефон работает не очень хорошо… Два дипломата официально выслушали все, пообещали моральную поддержку соответствующих стран и уверили Тофика Гасымова, что и США, и Турция встанут на общую позицию протеста, если будет атака на штаб-квартиру Народного фронта. Мехмет Али пошел еще дальше, пообещав безопасность даже для семей лидеров Фронта в новом комплексе посольства Турции напротив парка 26 Комиссаров. Он сказал, что Турция готова, в случае надобности, предоставить убежище. Вера в то, что Турция встанет на их сторону, было подчеркнуто акцией нескольких анонимных пантюркистских энтузиастов, которые обзавелись огромным флагом Турции и вывесили его с крыши штаб-квартиры. Кто-то пошел еще дальше. Они установили громкоговорители на балконе второго этажа. Между речами лидеров, они передавали актуальные на этот день мелодии – марш османских янычаров, или «mehter», которые соединяли набожность с доблестью и четко кооптировались с исламскими претензиями Муталибовского общества «Покаяния»:
Аллаху Акбар! Аллаху Акбар!
Ордумуз даима олсун музаффар!
(Бог велик! Бог велик!
Да сопутствует нашей армии победа!)
И связь с народом была установлена: в течение того получаса, что мы были в здании, число сочувствующих выросло с нескольких сотен до более чем тысячной толпы, и люди все еще стекались со всех сторон парка. Для большей точности скажем, что вооруженные и одетые в униформу люди устроились на крыше и балконах верхних этажей штаб-квартиры. Часть из них имела переговорные устройства и передавала постам на улице, в парке 26 Комиссаров и на перекрестках то, что те не могли увидеть снизу. Вопрос о том, чью сторону могла бы принять армия, даже не задавался. Единственной проблемой было, какая часть армии сможет оторваться от боев и прибыть в Баку до наступления ночи.
Частично ответ на это был получен, когда я уходил от растущей толпы. Приветственные восклицания раздавались из дальнего конца парка, которые скоро превратились в рев, в котором можно было различить свистки и выкрики «Браво!» я смог различить характерный механический кашель мощного дизельного двигателя, безошибочно узнаваемый скрежет гусениц. Фронт только что раздобыл первую единицу бронетехники и запарковал ее для дальнейшего использования.
***
Это был длинный день и длинная ночь, 14 мая, хотя, наверное, она была длиннее для Мехмета Али, чем для меня, и несомненно она была наиболее длинной для лидеров Фронта. Парк 26 Комиссаров был заполнен тысячами людей, и даже на деревьях были люди. Там были молодые и старые, мужчины и женщины, богатые и бедные: они были народом, который поддерживал Народный Фронт с начала. Я знал многих и по митингу в пятницу, и по совсем другим поводам. Там был 60-летний владелец большого корабля «Туркменистан», машущий маленьким флагом Азербайджана; там был парень, который снабжал меня кофе из какого-то комиссионного магазина; там был местный хакер, который на скорую руку починил мой лэптоп; там был вульгарный тип – кинорежиссер, с которым я познакомился в Нахчыване. Там были знакомые люди, имена которых я не мог вспомнить, если я вообще знал их. Там были и другие: Камран и его мать Кюбра-ханым, член бывшей Коммунистической партии, награжденная орденами, которая решила оставаться там со своим несговорчивым сыном до рассвета, или до того, как придут танки, кто бы из них не пришел первым. Там была Эльмира – отважный корреспондент оппозиционной прессы, которая часто помогала Хиджран в некоторых проблемах, и Дильшад, словоохотливая мать Вугара, одного из наших ребят-переводчиков.
В здании были более взрослые приятели: огромный плюшевый медвежонок с детским лицом Паша, который организовал пантюркистские конференции по всей территории бывшего СССР, а сейчас охранял вход с автоматом Калашникова, висящим на его мясистой спине. Джовдет, обрусевший азербайджанский репортер некоторых московских новостных агентств. Были и другие, устрашенные тем, что происходит, но решившие участвовать в этом. Стоящий рядом Ниязи Ибрагимов, заместитель председателя Фронта, директор департамента информации НФА и близкий друг Абульфаза, с пальто, наброшенном на плечи как плащ, практически рекламировал наплечную кобуру под правым плечом.
Олицетворением невозмутимости и спокойствия был Фахмин Гаджиев, облысевший тюремный надзиратель в прошлом, сейчас одетый в униформу и в жестком кепи, похожий на гестаповца – он называл себя военным комиссаром Баку.
- Есть какие-нибудь изменения? – спросил я.
- Все в порядке, - сказал он, растягивая рот в улыбке.
Тем временем на балконе появились громкоговорители, которые использовались для сообщения толпе о состоянии дел. Из них доносились послания с пожеланиями удачи и солидарности от националистических движений в других частях бывшего СССР и мира. Даже великий нахчыванский старец Гейдар Алиев послал заявление о поддержке в борьбе против «незаконного путча» предателя Муталлибова. Кто-то для развлечения установил микрофон перед телевизором, где Муталлибов снова и снова повторял «что он поступит правильно, став диктатором» и слова эти встречались криком и хохотом толпы. Затем, после еще одного марша янычаров, поднявших толпу на ноги, из громкоговоритетей донесся знакомый хриплый голос: Абульфаз Эльчибей вышел из подполья.
«Мои дорогие сограждане», - начал Эльчибей. – «нет нужды говорить вам, что произошло сегодня в парламенте. Был переворот, незаконное попрание Конституции Азербайджана. Это не пройдет! Мы вступили на трудный путь, но мы не отступим! Независимость или смерть!»
- Азадлыг! (свобода) – заревела толпа. – Азадлыг!
- Таково наше послание, - продолжил Эльчибей. – Если гражданин Муталлибов не освободит президентский дворец к 2 часам дня в пятницу 15 мая, мы будем вынуждены выбросить его сами!
Ультиматум был объявлен, и толпа стала неуправляемой. Но у меня было несколько вопросов: Фронт способен защитить свою штаб-квартиру силами своих сторонников и какой-то бронетехники, но угрожать атакой? Но я не должен был удивляться этому, моя задача состояла в регистрации фактов. В соответствии с этим, я бросился к себе домой и сумел дозвониться в газету.
- Есть убитые? – спросил редактор.
- Нет, но они объявили ультиматум и…
- Давай подождем, пока улицы не будут заполнены кровью, - сказал редактор, которого лучше оставить безымянным. – Записывай все и не забывай – побольше красок. Только я с отвращением бросил трубку, как где-то на улице раздался взрыв. Затем кто-то постучался в дверь. Это был Вафа Гулузаде.
- У меня послание для вас, которое надо передать Фронту, - сказал он с напряженным лицом. – Вы должны сказать им, что мы, правительство Азербайджана, получили сегодня ноту от правительств США и Турции, что они не признают возвращение Муталлибова законным, и что любая акция против народа Азербайджана приведет к пересмотру отношений между соответствующими правительствами.
Было несколько странным просить меня передать такого рода информацию, но если Вафа думает, что это так важно, то, ясное дело, я передам послание. Вероятно, Фронт несколько воодушевится от факта, что хотя бы пара стран отказывается признать Муталлибова. Более важным было то, что такой способ передачи послания означал, что Вафа окончательно покинул корабль. И я был удивлен тем, сколько же людей из старой элиты имели затаенные мысли насчет возвращения Муталлибова. Избегая дорожных постов, я вернулся в штаб-квартиру Фронта и сумел пробиться через охрану на второй этаж. Я искал заместителя председателя Фронта, директора департамента информации и близкого друга Абульфаза Ниязи Ибрагимова. Я нашел его и пересказал без комментариев то, что Вафа сказал мне об официальной позиции, которую занимают США и Турция о наступлении на демократию.
- Гулузаде сказал тебе передать это мне?
- Да.
- Почему?
- Не знаю.
На его мрачном лице появилась улыбка.
- Они разваливаются, - сказал он и заспешил передать послание чрезвычайному заседанию лидеров Фронта, собравшихся в задней комнате здания. Было около трех утра, и даже если Фронт планировал бодрствовать всю ночь, было самое время для меня, чтобы пойти домой и немного отдохнуть перед решительными событиями завтрашнего дня. Но даже в постели адреналин и выстрелы на близлежащих улицах не дали мне заснуть до рассвета.
***
15 мая был трудным весенним днем на побережье Каспия. Я обнаружил, что дорога заблокирована – не восставшей полицией, а толпой покупателей, которые, казалось, основательно безразличны к факту, что их нация катится к гражданской войне. Комиссионные магазины бойко торговали. Женщины делали себе прически и маникюр. Мужчины сидели в чайханах: играли в домино и перечитывали новости. Вероятно, большинство гражданских войн, и может, даже войн вообще, проходят похоже на эту: люди борются с надвигающимся безумием прикипанием к нормальной жизни. Только когда уже пишется История, кажется, что люди бросают все и устремляются на фронт, оставаясь там до окончательной победы или поражения, в то время как непрерывно падают бомбы.
Перед тем, как пойти в штаб-квартиру Фронта, я решил посмотреть на 12-и этажное президентское здание из белого и коричневого гранита. Здесь лунатическое состояние не так превалировало: сотни вооруженных людей были собраны в предвидении атаки, которой им угрожали. По крайней мере, они отнеслись серьезно к ультиматуму «гражданину Муталлибову». Большинство составляли штатные полицейские, вооруженные автоматами. Но их также прикрывала бронетехника: во внутреннем дворе я насчитал 4 БТР-а и 2 танка Т-54, их двигатели тихо ворчали. Более тревожным было то, что я узнал людей из команды, я встречал их ранее в Агдаме – это были люди Гатыр-Мамеда. Одним из этих людей был наполовину русский, наполовину азербайджанец, психопат по имени Вагиф.
- Вагиф, - закричал я, - как делишки-то?
- Великолепно, - сказал он.
- Где Гатыр?
- Он приедет завтра и приведет больше людей, - сказал Вагиф и лениво ушел прочь.
В центре толпы полицейских я увидел еще одного человека, которого знал: Фуад, хозяин нашей квартиры. Замечательно хороший парень со стальным телом, он был капитаном полицейских в штатском. Впрочем, сегодня он был в бронежилете и со снайперской винтовкой.
- Все это закончится кровью, - сказал он. – Я не вижу другого выхода. Был полдень, и стрелки часов шли к объявленному сроку ультиматума.
***
Атмосфера в окрестностях парка 26 Комиссаров была наэлектризована и становилась напряженнее с приближением к штаб-квартире Фронта. Была такая толчея, что было трудно протиснуться к входу, также трудно было попасть внутрь, особенно потому, что невозможно было нормально говорить из-за марша янычаров, льющегося из громкоговорителей, и который сейчас пели все.
Аллаху Акбар! Аллаху Акбар!
Ордумуз даима олсун музаффар!
Я сумел пробить себе дорогу внутрь, а затем пробился на второй этаж сквозь группы вооруженных до зубов людей в приемной кабинета Ельчибея. В углу я увидел Мехмета Али Байара, совещающегося с Искендером Гамидовым – маленьким человеком, заражающим других своей энергией, а парламент - ужасом. Он исчез вчера, и наиболее признанной версией было то, что он ушел в подполье. Но прятаться было не в стиле Искендера. Он мог быть вне видимости, но он был просто занят.
- Они собираются сделать это, - сказал Байар, - после завершения совещания.
Мехмет Али выглядел полностью истощенным. Он еще хорошо выглядел, если учесть, что не спал 40 часов.
- Что ты имеешь в виду?
- После того, как ты ушел вчера ночью, они провели еще одно совещание.
- Да?
- И они были близки к отступлению. Только Искендер был готов идти до конца. Я сказал оставшимся, что они должны сделать это, что это их единственный шанс, что все они будут сегодня же в тюрьме, если не начнут свой марш. Затем я сказал, что Турция получила заверения Москвы, что Россия не будет вмешиваться, что это внутреннее дело Азербайджана.
- Даже так?
- Не было такого сообщения.
- Я думаю, что…
- Я остановил их!
- Это не твое дело…
- Нет, пускай они совершат этот марш, но пусть они совершат это законно и дипломатически верно, как они делали это раньше!
После этого он начал протискиваться к Эльчибею во внутреннюю комнату. Часы показывали четверть второго, время быстро истекало. Я выкуривал одну сигарету и тут же зажигал другую. Часы показали 2 часа, затем прошли еще четверть часа после назначенного времени. Срок ультиматума наступил, а затем ушел в прошлое, но приказа о начале марша не было, только непрерывающиеся мелодии «Mehter»-а. Затем двери внутренней комнаты Эльчибея распахнулись и суровый, но улыбающийся Эльчибей, одетый в пальто, скрывающее бронежилет, вышел мимо группы выстроившихся охранников, на балкон. Я схватил Мехмета Али, чтобы спросить о происходящем.
- Они хотят сделать заявление. Последнее заявление, - сказал он. – Я просто продиктовал его и сказал им передать его мне, американцам и Ягубу Мамедову до того, как они начнут свой марш.
Мехмет Али не бежал по тонкому льду – он мчался во весь опор.
На балконе кто-то выключил музыку марширующих «mehter» и молодой человек зачитывал по пунктам то, что только что продиктовал Байар.
«… Истощив терпение народа… ничего, кроме незаконного захвата власти… сожалея о необходимости применить силу для восстановления конституционного порядка, нарушенного 14 мая… обращаемся к демократическим силам мира…»
Это был обычный вздор воззваний и манифестов революционеров, когда кости уже брошены – только на этот раз это было написано рукой Мехмета Али. Было немного больше четверти третьего. Абульфаз Эльчибей, почти невидимый в толпе из дюжины телохранителей с радиопереговорными устройствами, взял микрофон, чтобы сказать последние слова отрядам и народу перед тем, как они отправятся в поход. Оглушающий рев поддержки, раздававшийся с улицы, заглушал почти все сказанное им, оставив только хорошо знакомые слова: «Предстоит долгая и трудная дорога, но мы знаем, что идем правильным путем! СВОБОДА ИЛИ СМЕРТЬ!»
AZADLIG! AZADLIG! AZADLIG!
Я думал, что он просто дал команду выступать и начал пробивать себе дорогу вниз, на улицу, как вновь вырвался громоподобный рев из толпы.
BOZKURT! BOZKURT! BOZKURT!
Это был Искендер Гамидов – «Серый волк». Я клянусь, что он посмотрел на свои часы и что-то подсчитывал. Затем Искендер сказал что-то в микрофон, что невозможно было разобрать из-за происходящего вокруг: рев толпы, кричащей его имя, рев бронетехники за штаб-квартирой Фронта, и рев громкоговорителей, включенных на мощность, раздирающую уши.
ALLAHU AKBAR! ALLAHU AKBAR!
ORDUMUZ DAIMA OLSUN MUZAFFAR!
Затем распахнулись железные ворота, скрывающие от назойливых глаз парковочный двор Фронта, и первые бронированные машины прогрохотали по улице, вгрызаясь траками в мягкий асфальт раннего лета и перемалывая бордюры. БТР, затем другой, затем грузовик, заполненный людьми с автоматами и гранатометами, еще один БТР, передвижной зенитный комплекс, грузовик с ликующими солдатами, посылающими поцелуи толпе и толпа, посылающая поцелуи обратно. Затем первый танк, потом второй – как будто из ниоткуда взялся Искендер с вооруженными людьми и бронетехникой. Бронированная колонна вышла полностью и тут же к ней присоединились тысячи и тысячи граждан, решивших совершить революцию или умереть.
Я мчался по лестнице в нашу квартиру на третьем этаже, где нашел своего близкого друга Лауру ле Сорну и Хиджран. Первая была испугана и вынужденно высунула свою голову наружу, а последняя только вернулась из штаб-квартиры Фронта и громко жевала.
-Они маршируют, - сказала Хиджран. – Давайте пойдем к зданию аппарата президента.
Было пятнадцать минут четвертого, когда мы пришли, но здание не было в пламени. Полицейские, окружившие здание, бездельничали и единственным действием, которое мы смогли увидеть – это была пара секретарш, уходящих через заднюю дверь с коробками личных вещей. Я приблизился к группе полицейских и спросил, как идут дела.
- Прекрасно, прекрасно, - ответили они.
- Аяз в здании? – спросил я.
Полицейские не были уверены, но несколько минут назад приходил человек из посольства Ирана поздравить Муталлибова с возвращением на должность, как они думали. Почему бы ему не быть там? Это здание президента, и он президент!
Известно ли полицейским, что армия людей из Народного Фронта в данный момент идет на них?
Один из них посмотрел на свои часы и улыбнулся.
- Они говорили, что собираются атаковать нас в 2 часа, а сейчас уже больше половины четвертого, - он улыбнулся, - Они всегда говорят и никогда не действуют. - Мы знаем, что делать, если они достаточно глупы, чтобы прийти сюда, - сказал другой, похлопывая по оружию.
- Они уйдут домой, поджав хвосты, - хохотнул решительно третий. Затем раздался шум ниже здания аппарата президента, который стер улыбки с их лиц: звуки длинных очередей автоматического оружия, раздавшихся откуда-то из-за филармонии.
- Сюда идут, - сказал один из полицейских, перезаряжая свой Калашников. Похожим волнением была охвачена группа людей из службы безопасности, расположенных ниже по улице и на широких ступенях, ведущих к основному входу в здание. Хозяин нашей квартиры Фуад стоял в середине группы, стоящей перед зданием. Он смотрел вперед, и я поймал его взгляд. Он мрачно кивнул и дернул головой в сторону. Он пытался сказать: «Уходи отсюда».
Раздалась еще одна очередь, и все полицейские взяли свое оружие наизготовку. Было не очень умно стоять в проходе, который будет простреливаться, так что я схватил Хиджран и потянул ее назад в маленький парк за зданием аппарата президента. Он был заполнен полицейскими и другими людьми из служб безопасности, собирающимися защищать этот фланг, если армия фронта придет с этой стороны.
Еще один взрыв раздался где-то вдалеке со стороны фасада здания и привлек внимание в ту сторону. Командирский автомобиль скрипнул тормозами и выскочивший из него офицер начал кричать на группу полицейских, сидящих на скамье, видимо, пытаясь отправить их вперед на линию защиты. Некоторые из полицейских не хотели идти, и офицер хотел уже ударить одного из них, но, замахнувшись для пощечины, остановился и посмотрел наверх.
На холме выше нас кто-то палил долго и спокойно из автоматического оружия. Затем раздался еще один взрыв. Тишина на какое-то время, а затем раздался грохот сотен автоматов, гранатометов и тяжелых пулеметов.
- Это парламент! - заорал кто-то. – Они стреляют в парламент.
Вдруг картина стала проясняться – предварительная стрельба перед президентским зданием была диверсией. Основная колонна Искендера шла на парламент и телевизионную станцию, располагающиеся на холме. Полицейские защищали не то направление. Тяжелые удары пушек и очереди танковых пулеметов доносились эхом вниз, и как бы не разворачивалась битва наверху, смятение и хаос начали охватывать силы безопасности внизу. Они не могли ничего сделать, не оставив защиту президентского здания и не предприняв собственную атаку на вершину холма. Сделать из Фронта, шагающего по широкой улице фарш, это одно, а совершать самоубийство - совсем другое. И масштаб звуков, и неистовство армии Искендера в действии, как раз и показывали, какой могла бы быть атака на вершину холма. Еще больше хаоса добавляло положение массы обычных людей в окрестностях, которые оказались на улице, когда начался этот вихрь событий. Так же, как и мы, они не хотели оставить прикрытие из ряда зданий между собой и сражением наверху. Но теперь они видели цель, на которую могли направить свой гнев и разочарование: полицейские силы, охраняющие аппарат президента.
- Смотрите, куда вы нас привели! – орал один обезумевший мужчина, выпрыгнув из безопасного места и набросившись с кулаками на трех полицейских. – Вот кого вы защищаете!
- Вы собаки, собаки! – ругалась пожилая женщина. Сидя за стеной с пакетами продуктов вокруг себя, она плевала на любого полицейского, который оказывался в пределах досягаемости.
Было время зарегистрировать историю об атаке, если только я сумею получить связь вовне.
- Пошли, - сказал я Хиджран, - может, у Лауры есть выход на линию.
- Ты иди, - откликнулась она,- я останусь здесь.
- Немедленно уходим отсюда вместе.
- Нет.
- Пожалуйста.
- Нет.
Я представил, как это выглядит: домашняя ссора на улице в городе, где идет революция. Мне не хотелось в этом участвовать.
- О’кей, - согласился я неохотно, - ты остаешься здесь. Я вернусь за тобой через 5 минут.
Я пробежал 200 или 500 метров к дому и ворвался внутрь.
- Что случилось? – спросила Лаура. Она стала белой, как постельное белье.
- Гражданская война, - ответил я коротко. - У тебя есть связь?
- Нет. Где Хиджран?
- Там, на улице. Она не захотела возвращаться.
Мы пытались дозвониться до оператора несколько минут, но было уже четко понятно, что кто-то прервал связь. Так что я отказался от этой затеи и побежал на улицу, туда, где пряталась Хиджран. Она исчезла.
- Где Хиджран? – спросил я у Эльмиры, нашей местной журналистки, которая жалась в канаве поблизости. Она смогла только сквозь рыдания указать куда-то в сторону парламента.
- Она поднялась на холм? – спросил я недоверчиво.
В действительности мне не стоило удивляться исчезновению моей жены. Я начал понимать, что звуки и запах стрельбы притягивали ее, и она хотела быть участницей событий, даже если они увлекут ее в ад. Я не робкого десятка, но мне оставалось сделать то, чего хотелось меньше всего – пойти за ней на холм.
- Дерьмо, - сказал я в сердцах,- почему она поступает так со мной?
Стрельба превратилась во взрывы, которые раздавались в унисон моим шагам, и вдруг установилась странная тишина.
Теперь оставалось только подсчитать трупы и решить – кто выиграл.
На ступенях парламента было очень много тел и все они были очень даже живыми. Моя жена Хиджран была одной из них, и она танцевала с каким-то солдатом, с гвоздикой в дуле его оружия – просто один из празднующих, веселящихся людей. Другой была моя старая приятельница Нурджахан Гусейнова с 19-го отделения почты. Она была буквально в экстазе от «победы», и целовала всех, до кого могла дотянуться, включая военного атташе США.
При всей этой стрельбе, было не много мертвых тел. Одному из отряда Фронта не повезло: он упал с машины и был раздавлен ее колесами. Потери стороны, которая защищала парламент, и силы, которые были расположены в парламенте и на верхних этажах отеля «Москва», никогда не были объявлены. Триангуляция событий позволяет сделать вывод, что убитых было меньше дюжины.
И если верить официальным донесениям, то было только трое раненых. Одним был Искендер Гамидов, раненный выстрелом в руку, когда он шел во главе колонны. Но вот одна вещь была абсолютно ясна: стратегия Искендера напасть на парламент была решительной и полностью успешной. Были не только запуганы люди, охранявшие аппарат президента, которые оставляли свои позиции, не сделав ни одного выстрела, но удалось избежать кровавой бани, которую в Азербайджане предрекали все. Были и такие, включая Филиппа Ремлера, которые находили уровень потерь и раненных настолько низким, что приписывали его некомпетентности.
- Такая стрельба заканчивается только тремя раненными и одним убитым по ошибке? – сказал он недоверчиво, когда мы уходили от здания обстрелянного парламента. Но именно это и произошло. Это было чудом, и по лицам гражданских лиц, которые потоком шли увидеть разбитые стекла и куски бетона от здания парламента, как символ успеха, что они тоже думали так.
Они совершили революцию, и никто не пострадал. Почти».
**********************
Американский журналист, описавший все эти события, считает, что «почти никто не пострадал». Ему, чужаку, плывущему по самой поверхности событий, было невдомек, что потеря была. Азербайджан потерял Карабах, народ потерял свободу. Но в этом еще предстояло убедиться, этого еще никто, кроме эсдеков, не понимал, так велика была радость от Великой Пантюркистской революции.
Через несколько месяцев мне принесли номер стамбульского журнала «Нокте», где была помещена статья с фотографиями «серых волков», участвовавших в государственном перевороте в Азербайджане. С одной фотографии глядел худощавый мужчина в темных очках, рядом снимок его поддельного советского паспорта на имя Керима Абдуллаева. Он был офицером французского Иностранного легиона. За однодневную работу он получил 2 тысячи долларов. По свидетельству журнала, «Керим Абдуллаев» командовал отрядом из 65-и «серых волков», каждому из которых было выплачено по тысяче долларов. Они приземлились в Нахчыване, там получили оружие, прилетели в Баку, выполнили задание, сдали оружие и вылетели обратно.
НФА де-факто брал власть в Азербайджане в свои руки. Чем была попытка возвращения Муталлибова к власти? Бездарным спектаклем со слабовольным человеком в главной роли? Или хитроумным планом с целью привести к власти политическую силу, которая должна была ввергнуть страну в еще большую беду? Все шло самотеком, или, того хуже, волей политических ничтожеств? Или событиями управляла некая хитроумная сила? Ответа на эти вопросы нет. Фактом было то, что улица вошла во дворцы, национал-большевики захватили власть. Оставалось оформить ее юридически.
Два дня площадь перед зданием ВС бурлила: шел непрерывный митинг.
В это же самое время армянские войска брали Лачынский район. Войска и население в панике бежали. Лачын был сдан врагу без боя. Тележурналист Чингиз Мустафаев снял и показал по телевидению горькие кадры позорного бегства армии из Лачына. Журналист рыдал, умолял, оскорблял убегающих на танках и БТР-ах военных, просил не оставлять район, говорил им, что на территорию района не упал ни один снаряд, не просвистела ни одна пуля, не показался ни один армянский боевик. Все напрасно –перед глазами зрителей только охваченные паникой, животным страхом люди. Вот как описывает захват Лачына армянскими войсками Том де Вал в своей книге про армяно-азербайджанский конфликт “Черный сад”:
«18 мая 1992 года армяне захватили и сожгли Лачын с минимальными потерями со своей стороны. Теперь они связали Нагорный Карабах с Арменией. Дорога, которая была закрыта более двух лет, была вновь открыта и способна обеспечить Карабах вооружениями и снабжением из Армении. Все азербайджанцы были изгнаны из Карабаха. Похоже, что для армян это было кульминацией триумфальной кампании, но в действительности, активная фаза войны только начиналась».
Несколько лет спустя на одних поминках я оказался рядом с беженцем из Лачына. Я его расспросил о том дне, когда он покинул свой район. Вот его рассказ: “У меня была бензозаправка в райцентре. Я занимался своим делом – заправлял машины бензином и получал деньги. Вдруг кто-то закричал, что к Лачыну подходят армянские войска. Я быстро сел в свои “Жигули”, поехал домой, забрал семью, документы, деньги и выехал вон из района. Когда проезжал мимо своей заправки, у меня промелькнула мысль поджечь ее, так как там оставалось 8 тонн бензина. Но увидев, как другие быстро уезжают, я не стал задерживаться и доехал до Баку”. Лидеры НФА, движения, возникшего на волне народной решимости отстоять Карабах, дрались за должности в Баку, не обращая ни малейшего внимания на происходящее в Карабахе. Более того, для захвата власти они вызывали из фронта боевые части.
Во все дни переворотов и контрпереворотов Лянкяранский 21-й батальон не вмешивался в политические события. Третья рота батальона участвовала в обороне Шуши как «приданная сила», другая принимала участие в обороне Агдамского района. Одна рота защищала три оставшихся азербайджанских села Гадрутского района – Муганлы, Амралылар и Куропаткино...
18-го мая НФА вновь инициировал созыв сессии ВС Азербайджана. Вчерашние триумфаторы выглядели жалкими и подавленными, лишь несколько номенклатурных депутатов вели себя смело и независимо. На этой сессии Ягуб Мамедов, признавшийся в том, что он “пешка”, наконец, подал в отставку. На этот пост выдвинули кандидатуру Исы Гамбарова. Эту кандидатуру горячо поддержал, конечно же, чуткий к переменам поэт Бахтияр Вагабзаде. Ариф Гаджиев объявил, что «приход НФА к власти согласован с девятью зарубежными государствами. За этим стоит решение Нагорно-Карабахской проблемы».
Несколько депутатов, прежде всего Ариф Рагимзаде и Расим Агаев предложили, чтобы выборы были альтернативными, и напомнили о Гейдаре Алиеве. Надо было получить его согласие, но тут, якобы, “отказала” связь с Нахчываном. 15-го мая, накануне свержения Муталлибова, связь работала прекрасно, а вот 18-го прервалась. Не поверив в эту байку, Ариф Рагимзаде направился за кулисы к телефонному аппарату, стоявшему сбоку от президиума. Там его поджидал Ариф Гаджиев. Шипящим голосом он предупредил, чтобы Рагимзаде не смел связываться с Гейдаром Алиевым, и пусть благодарит Аллаха, что толпа не растерзала его. Арифу Рагимзаде ничего не оставалось, как вернуться на свое место.
Избранный председателем ВС Иса Гамбаров стал также исполняющим обязанности президента Азербайджанской Республики. Теперь его первейшей задачей стало обеспечение избрания Эльчибея президентом. Все свое внимание он направил на организацию выборов. Главы исполнительной власти городов и районов проходили инструктаж: кого-то запугивали, кого-то задабривали. Член АСДГ из Гянджи, железнодорожник Сульхаддин находился в кабинете главы исполнительной власти города Сабухи Абдинова в тот момент, когда тому звонил Иса Гамбаров и требовал обеспечить победу Эльчибея на выборах. Естественно, для поднаторевших на фальсификациях выборов всех уровней номенклатурщиков “сделать” еще одни выборы ничего не стоило, но их беспокоила личная судьба. И Абдинов начал с того, что он обязуется провести выборы точно в соответствии с законом: как проголосует народ, такой результат и объявят. Это было началом торга, и Иса бей ответил, что будущее сотрудничество новой власти с главой Гянджи будет зависеть от результатов голосования во втором по величине городе Азербайджана. Понявший намек Сабухи Абдинов отметил, что среди населения заметно некоторое воодушевление в отношении кандидата НФА. После разговора главы города с главой государства, эсдек сказал Абдинову, что полагаться на сохранение своей должности при власти НФА ему не следует, сразу после победы Эльчибея его снимут. Сабухи провел выборы так, как хотела новая власть, обеспечил “победу” Эльчибея, но его вскоре сняли, назначив на его место фронтиста, доцента Муршуда Мамедова.
Непосредственно после переворота, помятуя о страстном желании фронтистской толпы расправиться с “братьями Ализаде”, я и Араз вылетели в Москву. Фронтисты искали нас, естественно, не нашли, арестовали моего сына-студента, который никогда политикой не интересовался. Моей матери удалось вырвать любимого внука из лап МВД. Когда через неделю я вернулся в Баку, страсти улеглись, жажда мести сменилась жаждой должностей. Фронтисты были заняты дележом власти, на время они забыли о своем бывшем соратнике и самом жестком критике.
АСДГ там, где у нее имелись возможности, организовала наблюдение за ходом выборов. Накануне дня голосования 7 июня Тамерлан Караев и Этибар Мамедов сняли свои кандидатуры, так что в президенты баллотировались пять кандидатов. Низами Сулейманов вдохновенно врал, делал блестящие популистские заявления, которые как магнит притягивали бесхитростный народ. НФА нечего было противопоставить ему, кроме административного ресурса.
7-го июня я был наблюдателем на своем традиционном участке. Голосование прошло без нарушений. Большинство избирателей нашего участка были ученые Академии, преподаватели различных вузов, чиновники. Абульфаз Алиев набрал 396, Низами Сулейманов 250, Ягуб Мамедов 50, Ильяс Исмайлов 25, Рафик Турабханоглу 5 голосов. Я напечатал в своей газете статью с кратким анализом выборов, где написал, что “Абульфаз Алиев – легитимный президент Азербайджанской Республики”.
НФА пришел к власти ценой потери Карабаха. История несколько раз ставила перед лидерами Фронта выбор: Карабах или власть. Из этих двух альтернатив лидеры Фронта неизменно выбирали власть. Наблюдая за всем этим, я задавался вопросом: они или дураки, или агенты. Третьего не дано.
